Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки
Шрифт:
Вызвал меня. Я пропел. Обычно учитель делал какие-то замечания, что-то объяснял. В моем же случае он сказал: «Мальчик (фамилии учеников он не помнил), прежде чем запеть, ты подсчитай». Я подумал, что надо какие-то музыкальные такты считать, но он уточнил: «Если петь будут меньше тридцати человек, ты не пой – всех собьешь». Из чего я и сделал вывод, что что-то у меня не то с музыкальным слухом. К тому же, так уж получилось, почти весь 10-й класс у нас не было учителя английского языка, не могли найти, кто-то приходил, давал два-три урока и исчезал. В результате всего этого с английским у меня был полный швах. Я, конечно, перед поступлением в институт
И вот наступил страшный для меня экзамен. Дали английский текст, задание по грамматике, англо-русский словарь. Кое-как с грамматикой и чтением справился. А вот с переводом… Так как словарный запас у меня был мизерный и приходилось почти все искать в словаре, я понял, что успею перевести только малую часть текста. И тут «помогла» мне моя уникальная память прочитанных текстов. Может быть, это и слишком сильно сказано, но я действительно очень хорошо запоминаю многое из того, что приходилось читать. Кавычки же я поставил потому, что в данном случае помогла мне эта особенность памяти весьма своеобразно. Перевел я несколько строк текста и решил, что это отрывок из любимого моего романа Конан Дойля «Затерянный мир». Вспомнил это место в романе и стал излагать его экзаменатору – учтивой, интеллигентной и, как потом оказалось, очень душевной женщине. Она сначала поправляла меня, потом замолчала. Я лихо закончил перевод. Она вздохнула и сказала, что текст этот совсем из другого произведения, следовательно, моему «переводу» он не соответствует и поставить она мне может только три. Все, это была катастрофа. Мы уже знали, что проходной балл в институт 28 из 30 (и то не всех возьмут), а одна четверка за сочинение у меня уже была. И тут эта прекрасная женщина посмотрела на меня и спросила, а как я сдам последний экзамен по географии. «На пять», – твердо ответил я. Она вздохнула и поставила мне четыре, и я поступил в институт. До сих пор говорю ей спасибо!
Итак, 1 сентября 1954 года я вошел в актовый зал института. Тут-то все и началось…
Что же все-таки за феномен такой «любовь»? Даже задавать этот вопрос стыдно. Стыдно потому, что за тысячелетия рода человеческого написаны на эту тему бесчисленные пирамиды книг, Монбланы исследований, Эвересты поэтических и прозаических произведений, и, конечно, я не собираюсь дополнить их своими жалкими Записками. Я просто хочу рассказать, что произошло со мной. А что произошло?
Окинул я донжуанским взглядом (я уже писал, что компания наша отличалась повышенным вниманием к девичьим прелестям) ряды сидящих в зале студенток, а они составляли приблизительно 80 % курса, и сразу же остановился на одной. Не просто остановился, а замер, точнее сказать, обмер.
Непосильная и, я думаю, в принципе не решаемая задача найти признаки, качества, свойства, по которым мы, мужчины, выбираем себе женщин. Плохое слово «выбираем», точнее будет сказать – останавливаем мы на ком-то из них свой взгляд, хотим общения, хотим близости. А по другим женщинам взгляд скользит, не цепляя ни сердце, ни плоть. Эти другие могут быть и красивые, и умные, и зовущие, а взгляд – скользит. Сейчас модно говорить о «химии любви». Черт ее знает, заделана ли здесь какая-либо химия, физика, психология, да и вообще что-то разумное…
Правда, у меня лично уже с юности было одно полуосознанное предпочтение в выборе предмета моего внимания к женщинам: мне не нравились девушки слишком современные, стремящиеся быть «как все» в своих пристрастиях, суждениях, нарядах, прическах, манере поведения. Руководствовался принципом: она должна быть «на шаг позади моды». Почему это предпочтение «полуосознанное»? Да потому, что девушка «не слишком современная» – понятно, а вот какая она именно – неясно. Русская классика породила у меня размытые представления о скромных, застенчивых, прелестных своим естеством тургеневских женщинах. Такой ОНА мне и показалась. Такой ОНА и оказалась в жизни, хотя и далеко не во всех своих проявлениях.
Итак, увидел и обомлел. Стройная, красивая, в черном облегающем свитере с белыми оленями на груди (этот свитер станет впоследствии одним из наших семейных анекдотов). Несмотря на свой донжуанский взгляд, я был весьма робким по отношению к женщинам. Вроде бы сам был парнем нормальным (а если не скромничать, может, даже и выше нормы): рост 182 см, спортивен, профессионально водил машину (гонщиком в обществе «Торпедо» был!), увлекался фотографией, входил в студенческую сборную Москвы по плаванию, начитан и вообще не дурак, и все равно мне казалось: ну как я таким прекрасным девушкам понравиться могу! И я робел, не знал, как же к ним можно подступиться. И здесь не подступился.
Прошел месяц, и нас распределили по группам. Собралась наша группа, посмотрел я на девушек и ахнул – она среди них! Конечно, уже в другом наряде, но она! Кстати, о наряде. Значительно позднее выяснилось, что была у нее черная кофта и белый рисунок на ней был, но не с оленями, как мне показалось, а с абстрактным рисунком. Отсюда и анекдот – не на той женился!
Женился… До этого пять лет ухаживал. Да как ухаживал! На первых моих фотопортретах, которые я в газетах печатал, только она. В театр пошла без меня, я рядом с ней в ложе билеты скупил, благо в мое время это не так дорого стоило, и на спектакль пришел. Первые мои стихи (они же и последние) – о ней. Первый мой ресторан в жизни – с ней.
С этим рестораном интересно приключилось. Это был не абы какой, а лучший ресторан Москвы – «Метрополь»! Забрал я свою стипендию – 21 рубль, добавил еще четыре рубля, и пошли мы с ней отмечать мой день рождения. Заказали устриц! Конечно, до этого мы о них только у Бальзака и Мопассана читали. Бутылку сухого итальянского вина, что-то еще вкусное. Спросили у официанта, что это за блюдо такое в меню стоит – «Сюрприз»? Он не ответил, но загадочно улыбнулся. Заказали. Принес нам вытянутый длинный рулет, облил коньяком и поджег. Он горит голубым пламенем, официант разрезал его, а внутри мороженое! Необычно и очень вкусно. Заплатил я за все это пиршество меньше 16 рублей.
Прошло 25 лет после нашей свадьбы (было это, следовательно, в 1984 году), и решил я пойти с дочерью и зятем в этот же ресторан, за этот же столик. Пришли, посмотрели карту. Устриц нет, «Сюрприза» нет, сухого хорошего вина нет. Принесли болгарский коньяк, незрелые помидоры, жесткое мясо. И хотя взял я с собой достаточно много денег, не хватило – пришлось зятю доплачивать!
Прошло еще 25 лет, и опять я решил с женой за этим столиком посидеть. Не получилось, ибо ресторан в наше время вообще для простой публики, которая с улицы, закрыт! Его можно только снять целиком за бешеные деньги для какого-нибудь корпоратива или отдельного олигарха. Закрыт для народа ресторан со знаменитым историческим залом с фонтаном посредине, с витражными потолками, зал, в котором бывали чуть ли не все великие люди России – актеры, писатели, государственные деятели, закрыт «для подлого народа»! Так и хочется воскликнуть: «О времена, о нравы!»
Вообще в любимой моей Москве с любимыми народом местами что-то неладное происходит. Практически в любом городе Европы, да и во многих российских, есть свои исторические традиции. Приедешь в такой город, тебе обязательно посоветуют сходить в историческое кафе – «там великий имярек любил поесть», в пивную, где другой имярек пива попить любил, посетить беседку, в которой принято в любви признаваться, и т. д. В Москве в советские времена хотя и мало, но были такие места. Старые и не особо старые москвичи помнят еще, как съезжались со всего города поесть заварной эклер в маленькую булочную в Столешниковом переулке. Их прямо из пекарни, открыв фанерную дверцу в стене, горячими подавали. Выпить бокал шампанского в магазине «Вино» на улице Горького. Поесть самое вкусное мороженое в ЦУМе. Где все это теперь? На месте булочной – ювелирный бутик, магазина «Вино» – бутик модной одежды, ЦУМ превратили в супердорогой торговый дворец, где продавать мороженое «по определению» невозможно… Не может жить город без своих традиций, без веками освещенных людских симпатий, привычек! Все, возвращаюсь к течению моей жизни.