Интервенция и Гражданская война

Галин Василий Васильевич

Поддержка армии? Генерал Пржевальский выступил против планов правой военной диктатуры: «Я остаюсь верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества…» Еще более определенно высказался будущий военный министр, ставленник Керенского, полковник Верховский, объявивший в приказе по войскам Московского округа: «Бывший Верховный главнокомандующий (Корнилов)… в то самое время, когда немцы прорываются у Риги на Петроград, снял с фронта три лучшие казачьи дивизии и направил их на борьбу с правительством и народом русским…» ⁹⁶⁹

Между тем глава английской военной миссии в России генерал А. Нокс информировал военный кабинет об отчаянной ситуации: «Огромные массы солдат не желают воевать; в промышленности дело приближается к анархии; виды на урожай катастрофические. Если Керенский выступит с предложением сепаратного мира, огромное большинство страны поддержит

его». Русские не созрели для демократии. «Им нужно приказывать, что следует делать» ⁹⁷⁰. Нокс заявлял о возможной «необходимости в поддержке попыток генерала Л. Г. Корнилова» «свергнуть в начале сентября правительство премьер-министра Керенского» ⁹⁷¹. Нокс упрекал американского полковника Робинса в том, что последний не поддерживает Корнилова. «Я не заинтересован в правительстве Керенского,- говорил британский генерал,- оно слишком слабо; необходима военная диктатура, необходимы казаки, этот народ нуждается в кнуте! Диктатура – это как раз то, что нужно» ⁹⁷². Американец Р. Робинс, быстро разуверившийся во Временном правительстве, повторял своего английского коллегу: «Я не верю в Керенского и его правительство. Оно некомпетентно, неэффективно и потеряло всякую ценность». Стабилизировать его уже невозможно. Единственной надеждой России… является военная диктатура… Этот народ должен иметь над собой кнут» ⁹⁷³. Лорд Р. Сессил, как и британский военный кабинет, заявлял, что обстановка в России диктует необходимость установления военной диктатуры «ради интересов союзников и демократии вообще» ⁹⁷⁴. Мало того, на закрытой союзнической конференции Англия и Франция потребовали поддержки Корнилова. В подготовке мятежа Корнилова приняли участие лидер кадетов Милюков и монархист Шульгин ⁹⁷⁵.

Однако, как пишет Н. Головин, «в последнюю минуту (29-го августа) Керенский испугался и, придравшись к переговорам, отрешил Корнилова от Верховного командования. Корнилов отказался повиноваться и призвал войска к восстанию против Временного правительства. Керенский, в свою очередь… объявил Корнилова изменником. В тот же день вечером главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Деникин, его начальник штаба и старшие генералы, а также командующие всех армий этого фронта и их начальники штабов были арестованы солдатами. На позициях началось избиение лучших офицеров под предлогом, что они «корниловцы» ⁹⁷⁶. Действительно, Керенский испугался, очевидно, подспудно понимая, что корниловский мятеж – это даже не установление военной диктатуры, но и уничтожение его идеалов. Бьюкенен пишет: «Сегодня ко мне заходил Верховский. Он сказал, что Керенский не захотел, чтобы казаки сами подавили восстание, так как это означало бы конец революции» ⁹⁷⁷.

Но установление военной диктатуры означало не столько конец революции сколько начало Гражданской войны, при этом Керенский рисковал отдать власть слепой силе, которая фактически не пользовалась реальной поддержкой ни одного сколько-либо значимого слоя общества. Она не имела ни одного шанса утвердиться у власти, и это неизбежно привело бы к массовому бесцельному кровопролитию и самоуничтожению государства. Керенский после шараханий «вправо», тем не менее, очевидно, чувствовал это и во второй раз не допустил развертывания широкомасштабной Гражданской войны в России. За Керенского вступились американцы, благодаря давлению которых совещание дипломатов 11 стран под председательством Бьюкенена как дуайена дипломатического корпуса поддержало Временное правительство против Корнилова. Отношение американцев к мятежу Корнилова диктовалось не столько приверженностью «демократическим» принципам, сколько противоборством с англичанами, поддерживавшими Корнилова.

Позиция США в отношении России формировалась под воздействием различных точек зрения. Госсекретарь США Лэнсинг «скептически относился к компромиссам Керенского с радикалами и считал провальными попытки привести к согласию умеренных и радикалов. В нормальном, по его выражению, революционном процессе России предстоит пройти через стадии, аналогичные этапам Французской революции: «Первая – умеренность. Вторая – террор. Третья – восстание против новой тирании и реставрация порядка непререкаемой военной силой. По моему мнению, деморализованное состояние будет ухудшаться и ухудшаться, пока не появится некая властная личность и со всем не покончит» ⁹⁷⁸. Уошберн писал, что «к зиме разразится кризис, который приведет к необычайно суровому времени для России, когда повсюду будут звучать требования реставрации сильной власти любого рода» ⁹⁷⁹. Советник американского президента Хауз по-прежнему верил, что важнее поддерживать русскую демократию, чем пытаться поставить Германию на колени. При условии сохранения демократии Хауз отнесся бы снисходительно к военным обязательствам России ⁹⁸⁰. В итоге, заключает Уильямс, «в августе 1917 г. Соединенные Штаты решили оставить Россию с ее Февральской революцией, пока «нормальный процесс» революции не войдет в свое русло и не восстановится порядок с помощью «произвольной военной силы». Уильямс приписывает эту политику Лэнсингу, несмотря на предупреждения разных источников о ее крайней опасности» ⁹⁸¹.

Оценки причин поражения неудавшейся диктатуры Корнилова зачастую страдают непониманием законов развития общества. Так, меньшевик В. Войтинский наивно писал: «К сожалению, Корнилов не был «слеплен» из материала, из которого история делает Цезарей и Наполеонов» ⁹⁸². Английский посол Бьюкенен, прожив в России долгие годы, так ничего и не понял об этой стране или не хотел понимать: «Выступление Корнилова с самого начала было отмечено почти детской неспособностью его организаторов».

Корниловский мятеж был обречен по другой причине. Шульгин писал: «По призыву ЦК РСДРП (б) 27 августа против мятежников выступили солдаты революционных частей, моряки Балтийского флота, красногвардейцы. За три дня в отряды Красной гвардии записалось более 15 тыс. рабочих» ⁹⁸³. Милюков свидетельствует: «Борьба с войсками ген. Корнилова закончилась без единого выстрела. Вопрос был решен не столько… стратегическими или тактическими успехами правительственных или корниловских войск. Вопрос решили… не полководцы, а солдаты» ⁹⁸⁴. Тот же В. Войтинский констатировал: «…Казаки не хотели идти за ген. Корниловым против петроградских солдат и рабочих – и не пошли – этим исчерпывается реальное содержание корниловской эпопеи» ⁹⁸³.

После сдачи Корнилова Верховным главнокомандующим стал сам Керенский. Развал армии пошел уже полным ходом. Прежние войсковые комитеты казались солдатам слишком «правыми». «Везде начали самочинно возникать «революционные трибуналы», переименовавшиеся вскоре в военно-революционные комитеты, в состав которых вошли по преимуществу лица крайне левого направления и в еще большей мере авантюристы, собиравшиеся половить в замутившейся воде рыбку и сделать революционную карьеру» ⁹⁸⁶. «В стране творилось нечто невообразимое. Газеты того времени переполнены ежедневными сообщениями с мест под много говорящими заголовками: «Анархия», «Беспорядки», «Погромы», «Самосуды» и т. д. Министр Прокопович поведал Совету Российской республики, что не только в городах, но и над армией висит зловещий призрак голода, ибо между местами закупок хлеба и фронтом все пространство объято анархией, и нет сил преодолеть его. На всех железных дорогах, на всех водных путях идут разбои и грабежи. Так, в караванах с хлебом, шедших по Мариинской системе в Петроград, по пути разграблено крестьянами при сочувствии или непротивлении военной стражи сто тысяч пудов из двухсот. Статистика военного министерства за одну неделю только в тыловых войсках и только как исключительные события давала 24 погрома, 24 «самочинных выступления» и 16 «усмирений вооруженной силой». В особенности страшно страдала прифронтовая полоса. Начальник Кавказской туземной дивизии в таких, например, черных красках рисовал положение Подольской губернии, где стояли на охране его части: «Теперь нет сил дольше бороться с народом, у которого нет ни совести, ни стыда. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады спирта, напиваются, поджигают дома, громят не только помещичьи, но и крестьянские имения. В каждом селе развито винокурение, с которым нет возможности бороться из-за массы дезертиров. Самая плодородная страна – Подолия – погибает. Скоро останется голая земля» ⁹⁸⁷.

Деникин констатировал: «Народ интересовался реальными ценностями, проявлял глубокое безразличие к вопросам государственного устройства и, видя ежечасное ухудшение своего правового и хозяйственного положения, роптал и глухо волновался. Народ хотел хлеба и мира… распад всей государственной жизни с каждым днем становился все более угрожающим… Все первопричины разрухи оставались в силе, и лишь элемент времени расширил и углубил ее проявления» ⁹⁸⁸. В это время Бьюкенен с раздражением писал: «Военный министр Верховский подал в отставку. Он всегда заявлял, что, для того чтобы удержать войска в окопах, им необходимо сказать, за что они воюют, и что, следовательно, мы должны опубликовать свои условия мира и возложить ответственность за продолжение войны на германцев. На последнем заседании президиума Совета Республики вчера ночью он, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир и что когда мир будет заключей, то должен быть назначен военный диктатор для обеспечения поддержания порядка» ⁹⁸⁹.

Союзники, почувствовав слабость власти Керенского и осознав провал попытки установления «военной диктатуры», сразу же предъявили свои «векселя» на выданные России кредиты: «26 сентября к министру-председателю явились посланники Англии, Франции и Италии и обратились к нему с коллективным заявлением от имени своих держав, что «общественное мнение их стран требует отчета у правительств по поводу материальной помощи, оказанной России; что русское правительство должно доказать свое стремление использовать все средства, чтобы восстановить дисциплину и истинный воинский дух в армии» ⁹⁹⁰.