Интервенция и Гражданская война
Шрифт:
Настроения самого Керенского передавал Милюков в своих воспоминаниях: «Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти. Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно: уйти!» И «с разочарованным видом он сходит со сцены». Французский посол Палеолог пишет в недоумении: «Мне хочется ему ответить, что когда страна находится на краю бездны, то долг правительства – не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать страну от падения в бездну» 991. Гревс скептически оценивал «тот факт, что правительство Керенского – либеральное и частью социалистическое – оказалось способно оставаться у власти только 8 месяцев, ясно показывает, что русским было предназначено иметь или автократическое,
В. Ленин писал в то время: «Либо диктатура Корнилова (если взять его за русский тип буржуазного Кавеньяка), либо диктатура пролетариата – об ином выходе для страны, проделывающей необычайно быстрое развитие с необычайно крутыми поворотами, при отчаянной разрухе, созданной мучительнейшей из войн, не может быть и речи.Все средние решения – либо обман народа буржуазией, которая не может сказать правды, не может сказать, что ей нужен Корнилов, либо тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых с их болтовней о единстве демократии, диктатуре демократии, общедемократическом фронте и т. п. чепухе. Кого даже ход русской революции 1917-1918 годов не научил тому, что невозможны средние решения, на того надо махнуть рукой» 993.
Меньшевик А. Мартынов, находившийся в гуще событий, приходил к подтверждению правильности тезисов своего оппонента: «Каждый раз, когда новая мутная волна бандитизма нас захлестывала… я приходил к убеждению, что в одном пункте мы, меньшевики, были совершенно слепы, что наш меньшевистский взгляд на демократию и диктатуру в эпоху революции есть взгляд маниловский, кабинетный, безжизненно-доктринерский. Когда я очутился на Украине, в самой гуще Гражданской войны, в самом пламени бушующих народных стихий, суровые факты действительности безжалостно разрушали мои старые парламентско-демократические схемы…» 994
Теория диктатуры I
IТеория диктатуры не исчерпывается нижеприведенными рассуждениями, к ней мы еще вернемся в следующих томах «Тенденций».
Прежде чем идти дальше, нам на время необходимо отвлечься от истории и дать место политэкономии, которая поможет нам разобраться в происходивших событиях.
Словари дают определение ДИКТАТУРЫ (лат. dictatura – неограниченная власть) как осуществлению власти в государстве недемократическими методами – авторитарный политический режим. Диктатуре противопоставляется демократия, как власть народа. Но определения не дают понимания их природы. Поэтому на практике природу диктатуры и демократии нередко отдают на откуп склонности отдельных народов или партий к тому или иному типу власти. Такой субъективистский подход вполне отражает расистскую теорию неполноценности той или иной расы или социальной группы.
Объективный подход требует указать на силы, которые приводят к той или иной форме власти, т. е. написать формулу демократии. И здесь мы снова обратимся к графику, подробное обоснование которому было дано в первом томе «Тенденций». В соответствии с предложенной теорией государство может существовать лишь в ограниченном секторе графика, за его границами начинается его Анархия – распад и самоуничтожение. «Защитную» функцию в данном случае выполняют жесткие мобилизационные, диктаторские режимы. Сектор, в котором находится Демократия, находится между двумя диктатурами. Т. е. Диктатура, в данном случае, это не что иное, как форма мобилизации власти [Цели мобилизации власти могут быть различными и являться как защитной реакцией на неблагоприятные условия, так и прямо противоположной – узурпацией экономической или политической власти].
Диктатуры на графике предельных соотношений
Таким образом, мы можем вывести формулу демократии.
Dem = F (Ее; Sf);
При этом демократия находится в рамках:
Dic ‹ Dem ‹ Dic
То есть демократия – это не только политическое, но и экономическое понятие, ограниченное строгими объективными рамками. Кроме того, из теории следует, что при снижении экономического потенциала (Ее) ниже определенного уровня невозможна никакая другая форма власти, кроме диктатуры.Если показатель социальной справедливости (Sf) зависит от обусловленного историческим наследием социально-политического развития общества, то (Ее) – напрямую от экономического потенциала общества. Истощение его вследствие войн и кризисов неизбежно ведет к установлению диктатуры. В первом томе «Тенденций» мы ввели параметр, характеризующий нагрузку на экономический потенциал общества во время войны, обозначив его термином «мобилизационная нагрузка». Там же мы рассчитали, что мобилизационная нагрузка во время Первой мировой войны распределялась между странами крайне неравномерно, в том числе и из-за разницы в уровне экономического и промышленного развития стран. Был в достаточной мере обоснован и другой факт – союзники (Англия, Франция и США) искусственно снижали мобилизационную нагрузку на экономику своих стран за счет увеличения ее для России. В результате мобилизационная нагрузка на российскую экономику в 3-4 раза превышала аналогичный показатель для Англии и Франции и в десятки раз для США. Союзники сохраняли свой экономический потенциал, а США даже его увеличивали, что позволило им сохранить и свою демократию. У. Черчилль указывал: «Высокие идеалы нужно защищать всякими способами и какою бы то ни было ценой» 995. Особенно если ее платят другие. Для союзников это была «демократия за чужой счет», за счет разорения России и установления в ней диктатуры.
Продемонстрируем наши рассуждения на графике. Вектор «война» имеет абсолютное доминирование и сдвигает «результирующий вектор» за рамки существования государства, но на пути анархии и самоуничтожения встает «диктатура» [Обоснование расположения векторов см. в первом томе «Тенденций» (Война и революция)]. Диктатура является в данном случае последней защитной реакцией общества, спасающей его от уничтожения. Именно поэтому в 1917 г. мнение всех, левых и правых, либералов, социалистов и монархистов и даже «демократических союзников» России, было единодушным: в России должна была быть установлена диктатура. К этим выводам, как мы помним, еще раньше, в 1916 г., пришли генералы Алексеев и Маниковский, лидер либералов Милюков и монархист Шульгин,
французский министр-демократ Тома и представитель английской демократии ген. Нокс.
Предельные соотношения в 1917 г. в России
Величина силы (вектора). Война для союзников была в разы меньше, следовательно, и результирующий вектор для них не выходил за рамки существовавших представлений о демократии. Кроме того, вектор социально-экономического развития стран союзников был направлен в другую сторону, что было обусловлено как накопленным историческим наследством, так и уровнем политэкономического развития. Тем не менее даже союзники вплотную приблизились к диктатуре; следствием стало введение жесткой мобилизационной политики во время войны.
После снятия неблагоприятной нагрузки выход из диктатуры, пускай и с некоторым инерционным кризисом, осуществляется естественным путем. Но если неблагоприятные условия продолжаются достаточно длительный период или снижение экономического потенциала общества слишком велико, разрушены его экономические основы, то диктатура приобретает все более радикальный и хронический характер, и выход из нее естественным путем становится практически невозможным. Начинают происходить качественные изменения. В этом случае любая диктатура постепенно вырождается из вынужденной в регрессивную.
Но диктатура не может существовать сама по себе, она может быть реализована лишь при условии, если за ней стоит какая-либо сила, способная ее обеспечить, политическая либо военная. И здесь мы идем дальше и переходим к «диктатуре пролетариата»…
Диктатура пролетариата
В XVII-XIX веках либеральное государство Дж. Локка стало революционным прорывом в общественных отношениях – это была победа демократии и свободы над аристократичной, феодальной монархией. Но для XX века либеральный демократизм XVII века выродился если не в подобие нового рабовладельческого строя, то во вполне очевидную диктатуру избранной элиты. Ведь либерально-демократическое государство, согласно Дж. Локку, Мэдисону, А. Смиту, было призвано защищать и отражать права меньшинства за счет подавления большинства. По терминологии Маркса и Энгельса, государство Дж. Локка уже к середине XIX века превратилось в «особую силу подавления», у Ленина – в «диктатуру буржуазии», у С. Шарапова – в «диктатуру капитала».