Интервью
Шрифт:
– Мне нужна помощь, – говорю. – Правда. Ты мне поможешь?
– Если намекаешь на постель, – хихикает, – то не сегодня. Я не такая.
Попыталась обмануть моё обоняние. Чем дольше мы сидели, тем она приятнее пахла; она была блондинка, и как все блондинки, источала нежный, молочный, карамельный запах. Она раскрылась совсем – и я решился.
– Мне нужна медицинская помощь… но в городе я чужой. Ты ведь не боишься крови?
– Нет…
– Вот и славно, – говорю. – Мы пойдём к тебе, и ты… сделаешь одну вещь. Это – как разрезать нарыв. А я обещаю больше не намекать
Она одновременно рассмеялась и нахмурилась.
– Даже жаль… ну хорошо, пойдём, – и дальше всё было по моему классическому охотничьему сценарию, с одной-единственной крохотной разницей.
Я не собирался убивать эту девицу, даже если очень проголодаюсь.
Её звали Каримэ. Она радовалась, что я иду с ней, потому что фонари горели не подряд, и было темно. По дороге она болтала; рассказала, что здешняя, что закончила медицинский колледж, что рвётся помогать людям. Заглядывала мне в лицо – хотела понравиться.
Мы пришли в её квартирку – две крохотных комнатушки, кухонька, мизерная, как шкаф, и ванная комната в одном чулане с сортиром. Квартирка пропиталась запахом ванили, духов и её тела; мне опять отчаянно захотелось есть. Я подумал, что Дерек совершенно намеренно не предложил мне убить очередного смертника перед полётом – мой голод тоже работает на него – и взял себя в руки.
Каримэ дёрнулась готовить какую-то еду, но я её остановил. Мне нужен был острый нож.
Скальпеля в логове этой разгильдяйки не оказалось; кухонные ножи были до того тупы, что ими, по грубому выражению инструктора по рукопашному бою, можно было разрезать только тёплое дерьмо. Пришлось выбрать один, поприличнее, и привести его в порядок. Каримэ смотрела на меня с некоторой оторопью, как будто начала что-то понимать – а может, решила, что я хочу её зарезать.
Тогда я задрал рубаху и показал ей. Взял её руку и дал нащупать.
В первый момент она вообще не поняла:
– Эри, что с тобой? Ты ужасно холодный! Послушай, ты холодный, как покойник – ты же болен!
– Я совершенно здоров, – говорю. – Это фокусы метаболизма. Смотри внимательно.
У неё расширились зрачки.
– Что это?
– «Жучок». Вживлённое следящее устройство. Если хочешь мне помочь, ты его вырежешь.
Она опять заглянула мне в глаза.
– Эри, кто ты?
Я улыбнулся.
– Диверсант. Мне полагается тебя выпотрошить и бросить твою потрошённую тушку у входа в ваше человеколюбивое заведение. Написав над тушкой кровью, взятой из твоей артерии, что-нибудь вроде «миссионеры – дерьмо». И если ты не избавишь меня от этой штуки, мне придётся-таки это сделать.
Она потыкала меня пальцем в спину. И пролепетала:
– Я не верю.
Вот оно. Самка из стада. Она легко поверила, что она единственная, и что я влюблён с первого взгляда, как все эти существа, но любые попытки предупредить или попросить о помощи по-настоящему отталкиваются от сознания, как вода от жира.
– Каримэ, – сказал я, – эту штуковину всунули в меня плохие люди. Она причиняет мне боль. Помоги мне от неё избавиться, пожалуйста.
– Тебе будет больно, – сообщила она.
Я глубоко вдохнул и нежно вспомнил Дью. И испытал такой приступ острой ненависти к Дереку и его людям, что успокоился.
– Милая, – сказал я, – мне будет больно, если ты этого не сделаешь.
Она резала меня долго, и это вправду было мучительно. Я не знаю, чем она занималась в своей медицинской миссии – может, ставила градусники или выносила за хворыми горшки, но сделать глубокий разрез на живом существе ей было страшно, а выковыривала передатчик она нестерпимо медленно. И всё время лепетала что-то успокаивающее, пока я не рявкнул, что мне это мешает.
Не столько мешало, сколько напоминало сюсюкающего Дерека. Бесило.
Но разглядывая эту окровавленную пуговицу на своей ладони, я Каримэ всё простил. Как бы там ни было, она оказалась первой человеческой женщиной, оказавшей мне услугу иначе, чем предоставив собственную кровь на обед. Правда, я не был уверен, что ею двигало бескорыстие – она все ещё считала меня самцом своей породы, а как самец человека я казался ей отличной добычей.
И нечего она заранее не приготовила. Сперва вытащила передатчик, а уже потом сунулась доставать перекись водорода и йод. Обернулась ко мне с тампоном и увидела, что рана уже на треть закрылась и кровь не течёт. И уронила бутылку перекиси на пол.
– Господь Великий! Как это? Этого не может быть!
В ответ я показал ей клыки. Она села. Я открыл форточку и швырнул передатчик за окно.
– Каримэ, – сказал я, – запомни. Если какой-то милый парень называет тебя единственной при первой встрече, обещает звёзды небесные, улыбается и болтает, а руки у него холодные, как у мертвеца – беги. Он хочет тебя убить, выпить кровь. Он не человек. Как я.
Её глаза стали влажными, а взгляд – напряженным, как у загнанного животного.
– Ты меня убьешь? Если ты не человек, то кто?
– Каримэ, – сказал я, – знаешь, я очень устал. Я голоден и поспать хочу. Я посплю у тебя и уйду. Хорошо?
Она ошалело покивала.
– Вот здесь, на диване. Хорошо?
Она снова покивала. Я сбросил ботинки и устроился на её диванчике, насквозь пропитанном запахом духов и Каримэ. Я неважно чувствовал себя от голода, но заснул быстро. Сквозь сон мне показалось, что хозяйка ушла из комнаты – но мне было странным образом все равно. Я отчего-то утратил чувство реальности и обычную осторожность. Я не думал о будущем – хотелось спать, и всё.
Меня разбудил глухой удар, от которого дрогнула земля.
Ночной темноты в окнах – как не бывало, хотя ночь едва перевалила за середину. За окном факелом полыхала лавчонка с пристроенным кафе, и дым от неё валил столбом, чернее, чем ночное небо. Из открытой форточки пахнуло палёным – и сразу вздёрнуло мои нервы.
Едва открыв глаза, я понял, что в квартирке – один, а моя приятельница Каримэ сбежала. И ещё понял, что нужно убираться отсюда как можно скорее, оставаться в четырёх стенах опасно. Я – не единственный диверсант в этом городе; кроме меня, тут есть поджигатель.