Интим не предлагать
Шрифт:
— Цыц…
— Вот, знакомьтесь, — начал Петрович, — это отец Сергей, родственник Людмилы Федоровны, а это Дарья Сергеевна и племянник ее Семен.
Несмотря на то, что отец Сергей доводился жене бывшего участкового племянником, он казался старше своей тетушки. Некогда темные волосы его почти сплошь поседели и изрядно поредели. Батюшка не чурался мирских слабостей и маскировал наметившуюся лысину, борода, тоже с проседью, должно быть, была гордостью хозяина, такой ухоженной она выглядела. Роста отец Сергей был среднего и средней комплекции, карие глаза смотрели весело, а сам батюшка радостно улыбался нам. Мы начали улыбаться в ответ и вскоре сели пить чай, разговор пошел непринужденный и легкий, чему способствовал тот факт,
Петрович, выпив чашку чаю, засобирался домой, но, собравшись, начал мяться у порога. Сообразив, в чем дело, я предложила:
— Давай я тебя до ворот провожу. — Сенька вроде бы тоже хотел пойти со мной, но на крыльце передумал. До ворот мы добрались без происшествий, простились, Петрович припустил к «Москвичу», а я, вспомнив наказ отца Сергея, заперла калитку и направилась к дому.
Над церковью повисла луна и высыпали звезды. Я задрала голову и немного постояла, туг что-то коснулось моих волос, с шумом рассекло воздух, а я от неожиданности вскрикнула, медленно повернула голову и в нескольких шагах от себя на высоком белом надгробие увидела что-то темное и… страшное.
— Не может быть, — пробормотала я, закрывая глаза, причем чего такого быть не может, я и сама толком не знала и напомнила себе, что ни в какую чертовщину не верю. Приоткрыла один глаз, затем другой и уставилась на надгробие: ничего. Совершенно ничего. Белое мраморное надгробие, лунный свет, легкое покачивание ветвей над головой и… вновь что-то прошелестело совсем рядом, а я выругалась:
— Это летучие мыши, — сказала я громко и от звука собственного голоса малость приободрилась. — Летучие мыши всегда садятся на белое. Их здесь, надо полагать, целые полчища. И никакой чертовщины… — «Только дурак нечистого поминает ночью, да еще на кладбище», — пронеслось в моей голове, я ускорила шаг, но очень скоро вновь замерла: в полночной тишине отчетливо слышались шаги, кто-то шел следом за мной по тропинке. Я резко повернулась: никого, постояла, прислушиваясь, и вскоре вновь услышала шаги, они как будто удалялись, а я что есть силы припустила к дому, на ходу размышляя: калитку я заперла, но здесь есть еще две калитки, и открыть их при желании нетрудно. А может, они и вовсе не запираются? Кто угодно мог оказаться на кладбище, например, чтобы напрямую выйти с площади Свободы на проспект Ленина. В обход минут тридцать будет, а здесь… Я влетела в дом, заперла дверь и отдышалась, после чего уже не торопясь вошла в кухню. Сенька и отец Сергей мирно беседовали, сидя у окна.
— Вы, наверное, устали? — ласково спросил хозяин. — Идемте, я покажу, где устроиться. Места у нас, слава богу, хватает.
И действительно, с виду небольшой дом оказался довольно просторным: сразу после кухни шла комната хозяина, затем небольшая спаленка с полукруглым окном, которую я сразу же выбрала для себя, а дальше еще две комнаты, в одну из них дверь была закрыта, в другую распахнута настежь. В соседней комнате стоял диван, шифоньер, низкий столик и два кресла. Имелся даже телевизор, что как-то не вязалось с кладбищем. Сенька решил обосноваться здесь. Мы умылись, племянник ушел спать, пожелав нам спокойной ночи, я вымыла посуду и тоже отправилась на покой, а отец Сергей остался в кухне с какой-то толстенной книгой, должно быть, духовного содержания. Поглазев минут пять в окно, на то, как в лунном свете блестят мраморные надгробия, я покачала головой и легла. Но уснуть у меня не получилось: то ворона каркнет, то ветка стукнет, то луна светит слишком ярко. Повертевшись с боку на бок, я решила попытаться найти какую-нибудь книгу или газету, на худой конец, и занять себя чтением, раз уж: мне не спится. Тут дверь в мою комнату приоткрылась, и Сенькин голос позвал:
— Дарья, ты спишь?
— Нет, — ответила я, садясь в постели, Сенька прошмыгнул в комнату
— Дарья, там кто-то ходит.
— Где?
— Под окном. Я выглянул, никого… А кто-то ходит.
— Ясно, — вздохнула я. — Тащи сюда постель, устраивайся на полу.
Сенька исчез и вернулся через несколько минут, расстелил постель, лег на правый бок и почти мгновенно уснул. Порадовавшись за него, я тоже сомкнула глаза, Сенька сопел, а я улыбалась, присутствие племянника успокаивало. Сквозь дрему я отчетливо услышала звук шагов прямо под окошком. Человек, или кто бы там ни был, постоял немного, прошел еще несколько метров и вновь замер. Я встала, распахнула окно и выглянула. Луна скрылась, и тьма была такая, хоть глаз выколи, фонарь возле церкви горел, но свет сюда не доходил. Так что совершенно напрасно я вскакивала с постели. Оставив окно открытым из принципиальных соображений, я легла, настоятельно рекомендуя себе уснуть немедленно. Мне это как будто удалось, но и во сне я видела надгробья, церковь, белой свечкой устремленную в небо, и летучих мышей. Над самым моим ухом захлопали крылья, и кто-то ворчливо произнес:
— Вот, дьявол… Господи, прости грешного раба твоего.
На этом мои ночные мучения не закончились. Прошло несколько минут, в кустах где-то слева от дома зашуршало, затем раздался тяжкий вздох, что-то со звоном разбилось, а мужской голос заявил досадливо:
— Ну и хрен с ней.
Я прислушалась и вскоре могла насладиться чьим-то пением. Могучий бас громко вывел «Степь да степь кругом…», а я вздохнула с облегчением: все ясно, никакой мистики, подвыпивший мужичок пробует свои силы в искусстве вокала. С шумом распахнулось соседнее окно, и отец Сергей громко позвал:
— Данила, ты что ж вытворяешь, окаянная сила, есть у тебя совесть в таком месте песни распевать, антихрист? — Окошко захлопнулось, и стало тихо, как в могиле. Я хмыкнула и мгновенно уснула.
Разбудил меня легкий шорох, я открыла глаза: в окно светило солнце, Сенька спал, разметавшись и сбив одеяло на пол, а возле окна стояла бабка в белом платочке и с любопытством меня разглядывала.
— Здравствуйте, — сказала я.
— Доброе утречко, — ответила она и шмыгнула носом, мгновенно став похожей на кикимору из сказки. — Долго спите. Уже одиннадцать часов.
— Да? Вчера легли поздно.
— Вы отцу Сергею родственница?
— Да, родственница.
— А мальчишечка ваш?
— Племянник.
— Погостить приехали?
— Да.
— А я по хозяйству помогаю. И в доме… ну и в церкви, конечно. Вас как звать-то?
— Дарья. Племянника Семен.
— А я Пелагея Ивановна. Пойдемте чай пить. Батюшка в доме, сегодня воскресенье, рабочих не будет, а служба уже кончилась. Вам-то службу пропускать негоже, осудят люди, или вы в церковь не ходите?
— Почему же… — уклончиво ответила я, стало ясно: бабка язва и житья от нее не будет никакого. Дождавшись, когда Пелагея отойдет от окна, я оделась, решив не будить Сеньку, прошла в ванную (надо сказать, что дом, несмотря на некоторую экзотичность, имел все блага цивилизации), умылась, недовольно покачав головой при виде своей помятой физиономии, и на выходе из ванной столкнулась с Пелагеей, которая шла по коридору, вооружась щеткой на длинной ручке.
— Ты б повязалась, — заметила бабка. — Нехорошо простоволосой-то… Идем, я тебе платок дам.
Мысленно чертыхаясь, я пошла за ней, прикидывая, как бы половчее дать понять старушенции, что в ее мудрых замечаниях я не нуждаюсь. Но платок все-таки повязала, поблагодарила за заботу и направилась в кухню, где очам моим предстала совершенно фантастическая картина. Отец Сергей сидел за столом и читал все ту же толстенную книгу, а неподалеку от него, под образами, стоял на коленях мужик устрашающих размеров, бился лбом о некрашеный пол, норовя попасть между половиками, отчего стоял чудовищный стук, широко крестился и причитал со слезой: