Интрижка
Шрифт:
Я ела, попеременно заглядывая себе в тарелку, чтобы подцепить очередную порцию, и, жуя, любовалась пышной зеленью за стеной окон, испещренной солнечным светом.
— Тихо, — внезапно нежно заметил он.
Я перевела взгляд на Джонни.
— Прости?
— Ты ведешь себя тихо, — пояснил он.
— Яичница вкусная, — ответила я.
Его губы дрогнули.
— Яичница, как яичница, детка.
Я кивнула, хотя на самом деле она была очень вкусная. Воздушная, легкая и хорошо прожаренная.
Затем я сказала:
— Спасибо, что позволил
— С моего места тоже открывается прекрасный вид, — ответил он, его взгляд говорили мне, каков его вид. — И мой лучше.
Я почувствовала на щеках жар и опустила взгляд в свою тарелку.
— Я наблюдал, как ты входила в «Дом» прошлым вечером, нет… буду честен, я наблюдал за твоей задницей, пока ты покачивая ей, входила в «Дом» прошлым вечером, и мои планы немного отвлечься и расслабиться после завершившейся недели пошли прахом. Когда я сел рядом с тобой, и ты посмотрела на меня, я думал, ты сбежишь. Но ты шокировала меня до чертиков, назвав свое имя, когда я спросил тебя о нем, — заявил он, и я снова обратила на него внимание. — Может, «маргарита» придала тебе смелости, чтобы уйти со мной, но в самом начале была только ты. Теперь ты здесь, продолжаешь надевать трусики, хотя знаешь, что я сниму их, а это значит, что ты должна знать, что ты мне нравишься, но все еще не можешь принять какой-то несчастный комплимент.
— Прости, — прошептала я.
Он медленно покачал головой, не сводя с меня глаз.
— Это твоя фишка, и ты о ней понятия не имеешь, и я, правда, не знаю, должен ли объяснять, но все же сделаю это. Это твоя суть, Иззи, так что не извиняйся.
Я наклонила голову и схватила тост.
Джонни усмехнулся.
— Да, это твоя фишка, — пробормотал он.
Откусив от тоста, я посмотрела на стол, прожевала, проглотила и объявила:
— Я воспользовалась твоей зубной пастой.
— Судя по тому, что я целовал тебя после этого, я, вроде как, заметил.
Мой взгляд метнулся к нему, он откусывал приличный кусок бекона.
— Но я не пользовалась твоей зубной щеткой.
Он проглотил, прежде чем заявить:
— Из, ты сидела у меня на лице. Думаешь, мне не насрать, что ты пользуешься моей зубной щеткой?
Я была несколько потрясена.
— Это довольно противно.
— Сидеть у меня на лице? — уточнил он, хотя по блеску в его глазах я поняла, что он поддразнивает.
— Нет, — быстро опровергла я.
— Ну, раз ты ей не пользовалась, мне не нужно испытывать отвращение.
— Верно, — пробормотала я, опуская тост на тарелку и откусывая бекон.
— Я понимаю, — тихо начал он, и я снова посмотрела на него, пока жевала бекон. — Тебе пришлось рыться в моих вещах, чтобы найти зубную пасту. Ты не хочешь, чтобы я думал, что ты проявила любопытство. Но мне нечего скрывать, Иззи.
Я кивнула.
Все это казалось очень странным, сложным и во многом противоречивым, но, по крайней мере, это было полезное знание.
— У тебя очень красивая ванная, — заметила я, и это повторилось снова.
Он отключился и опустил
Отгородился от меня.
Иззи, которой я обычно была, проигнорировала бы это, нашла бы способ обойти это, но что-то заставило меня спросить:
— Извини, я… ты… я ступаю туда, куда не следует?
Его черные глаза смотрели прямо на меня, и они не были полностью бесстрастными. В их глубине что-то мелькало. Я просто не могла это прочесть.
Но, к моему удивлению, он ответил:
— Я съехал с прежнего жилья, продал дом, где вырос, отремонтировал это место и переехал сюда после смерти отца.
— О, боже, Джонни, мне так жаль.
— В моей жизни есть дерьмовые вещи, о которых я не очень люблю говорить. Мы с отцом были близки. Так что, эта тема — одна из таких вещей.
Я кивнула.
— Конечно, извини. Мне так жаль.
Он схватил еще один ломтик бекона.
— Ты не знала, так что не нужно извиняться.
— Верно. Хорошо, — быстро согласилась я.
Но даже несмотря на это объяснение, что-то не давало мне покоя, потому что казалось странным, что он, все еще так глубоко переживая кончину отца, решил обосноваться в месте, которое ежедневно, ежечасно, ежесекундно, когда он находился здесь, напоминало ему об этом таким образом, что явно его беспокоило.
Я знала, каково это — потерять родителя, потому что потеряла обоих. И с тем, как это произошло, у меня не было выбора, кроме как отпустить их, и я потеряла каждого совершенно по-разному, но не одинаково мучительно.
Я знала, как это тяжело. Как больно. Неважно, каким образом вы их теряли.
Я также знала, что бегство от всего, что приносило дополнительную боль, было хорошим механизмом преодоления.
Поэтому задалась вопросом, каким бы сказочным ни был этот дом, почему Джонни не жил в своем собственном.
Я не стала спрашивать об этом, так как ясно, даже если бы спросила, он, скорее всего, не ответил бы мне.
Из этого стало ясно кое-что еще.
Это не было свиданием, чтобы узнать друг друга получше.
Это вообще не было свиданием.
Это была интрижка.
Здесь ничего не могло начаться.
Это было нечто другое.
Не просто секс как таковой.
Но кое-что, с чем я никогда не сталкивалась.
И каким бы красивым ни был Джонни, как бы ни было приятно, что он уступил мне лучшее место (и все остальное), как бы сильно я не хотела (а я очень хотела) быть для него девушкой на одну ночь, я ею не была.
Я всегда хотела большего.
Сидя здесь, я поняла с большей болью, чем должна была испытывать, что хотела этого, особенно с Джонни.
— Детка.
Слово прозвучало нежно, и я переключила внимание на него.
— Не уверен, что мне нравится выражение твоего лица. Кажется, это случилось целую вечность назад, но в то же время, словно вчера. Большую часть времени я просто живу с этим. Но иногда у меня бывают плохие дни. Сегодня — один из таких.
Один из таких дней.
Солнечное раннее летнее утро в его доме… со мной.