Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы
Шрифт:
Великое искусство репортажа заключалось в том, чтобы немногие успехи и престижные проекты представлять как победу по всему фронту. «Инженерный труд» в 1934 г. с гордостью сообщал, что в 1932 г. дома для ИТР были построены в 35, в 1933 г. — в 47 и в 1934 г. — в 69 городах, не сопоставляя эти цифры с потребностью в жилье {1205} . Руководитель Ленинградского областного бюро инженерных секций Фридляндский в 1934 г. рапортовал, что в Ленинграде инженерно-техническим работникам на текущий момент выделено более 300 комнат общей площадью 4 500 кв. м и 115 квартир площадью 5 500 кв. м {1206} . Даже если эти цифры соответствовали действительности, для такого города, как Ленинград, где каждый второй инженер не имел подобающих жилищных условий, 300 комнат и 115 квартир — очень мало. Наконец, в 1938 г. «Вестник инженеров и техников» объявил, что план по строительству 102 домов на И 500 квартир в 70 городах выполнен и, кроме того, в 1937 г. построены дополнительно еще 4 000 квартир {1207} . О том, что результаты жилищного строительства оказались далеко не удовлетворительными, свидетельствуют данные ВМБИТ, указывавшего, что в 1933 г., по истечении половины двухлетнего срока, было израсходовано уже 44% кредитов на 21 млн. руб., а программа выполнена всего на 8%. В 1933 г. на 71% бюджета (39 млн. руб.) удалось сделать только 40,3% от запланированного. При этом новоселы смогли въехать лишь в 129 квартир. Несколько лучше выглядела картина в 1934 г., когда выполнение 66,1% плана поглотило 86,5% бюджета, или 61,8 млн. рублей {1208} .
Если не говорить о «заслуженных» инженерах, то ситуация с жильем не особенно изменилась, как вынужден был признать Рудзутак на XVII съезде партии в 1934 г. {1209} Завод ХЭМЗ в 1931-1932 гг. совсем не строил жилья ИТР, хотя государство выделило ему на это деньги {1210} . На стройках Магнитогорска более 65% новоприбывших инженеров дольше месяца ютились где попало, и только 61% жил в помещениях, приспособленных для зимы. В Донбассе даже руководящим работникам не давали отдельных квартир, а специалистов там порой селили по четыре семьи в одну комнату {1211} Неутешительные сообщения поступали со Златоустовского завода: инженер Черемисин пять раз переезжал с места на место и так и не получил своей комнаты; тов. Шпырев два с половиной месяца провел в набитой битком проходной комнате в «доме приезжих»; тов. Аполонову пришлось разместить семью в чулане возле туалета {1212} .
Многие инженеры пытались найти выход из положения собственными силами: уже с конца 1920-х гг. стали появляться инженерные строительные кооперативы (инжкоопстрой), строившие, приобретавшие и ремонтировавшие дома. В Киеве 60 железнодорожников в 1926 г. основали такой кооператив, намереваясь за год-два возвести пятиэтажный дом на 40 трех- и четырехкомнатных квартир. И в Ростове-на-Дону образовался кооператив, построивший пятиэтажку на 26 квартир, а еще одно товарищество приобрело участок земли, на котором 57 его членов также планировали строительство пятиэтажного жилого дома {1216} . Взяв новый курс в политике относительно инженеров, государство стало поощрять эти кооперативы и даже поддерживать их деньгами. В 1931 г. они получили 10, а в 1932 г. — 20 млн. руб. на приобретение стройматериалов. Если в 1931 г. существовало всего пять таких кооперативов с 2 500 членами, то уже в 1932 г. их число выросло до 71, число входивших в них ИТР превысило 35 000 чел., а находившийся в их распоряжении капитал составил в общей сложности 30 млн. руб. {1217} В харьковский кооператив, построивший дом в 1932 г., входили 2 000 инженерно-технических работников {1218} . В Свердловске горсовет принял решение о строительстве в 1932 г. пяти 50-квартирных жилых домов для ИТР, в финансировании которого участвовали кооперативы {1219} . ИТР завода «Красный экскаватор» приобрели коробку жилого дома, три года стоявшего недостроенным, и завершили отделочные работы {1220} . Правда, все подобные проекты сталкивались с теми же проблемами, что и любая другая стройка: дефицитом, воровством и произволом местного начальства. Материалы, посылавшиеся для строительства дома ИТР в Грозном, регулярно исчезали в Ростове, не доходя до тех, кому предназначались. Горсовет выделил под строительство участок земли, но не позаботился куда-либо переселить с него прежних жителей {1221} Несмотря на официальное признание жилищных кооперативов, местные власти все время пытались прибрать их дома к рукам. «Частная собственность» инженеров, чаще всего находившаяся в отличном состоянии, поскольку инженеры сами над ней трудились, будила зависть и многим представителям городской администрации казалась легкой добычей. В 1934 г. 26 ИТР «Оргэнерго» в отчаянии написали Сталину, потому что облисполком конфисковал приобретенный их коллективом дом в пользу военного ведомства. Раньше эти инженеры ютились в тесных комнатенках, нередко деля одну кровать на двоих, поэтому покупка дома на 25 квартир стала для них «большим событием», которому они «безмерно» радовались. Они заплатили за него 104 000 руб. и еще 75 000 руб. потратили на ремонт. А по завершении работ вмешались городские власти и отдали 19 квартир военным. Мало того — из оставшихся квартир инженеров тоже выгнали с помощью армии и милиции, не дав им никакого другого пристанища. Квартиры взламывались в их отсутствие, все пожитки выбрасывались на улицу, и освобожденные помещения тут же занимали военные. Пострадавшие жаловались Сталину, что их делом до сих пор не заинтересовались ни горсовет, ни прокуратура, ни наркомат, ни газета «За индустриализацию {1222} . 612 инженеров — членов кооператива «Ударник ИТР» обратились к председателю Совнаркома Чубарю при схожих обстоятельствах. У них грозили отобрать дом по решению арбитражного суда, потому что он якобы построен на государственные средства. Они уверяли, что больше пяти лет посвящали этому проекту все свое время и отдавали все деньги на строительство здания, которое у них теперь оспаривают {1223} . Объединение «Локомотив» жаловалось в 1936 г. председателю В МБИТ, что суд заставил его освободить восемь купленных в 1931 г. деревянных домов и отдать их, ничего не получая взамен, городской администрации, которая добивалась этого с 1932 года {1224} .
Что бы ни гласили предписания и лозунги, инженеров то и дело выдворяли не только из кооперативных, но и из государственных квартир. Инженеры из Эривани сообщали, что их жилищные условия постоянно ухудшаются, поскольку старых домов сносят больше, чем строят новых, а жильцов при этом переселяют или подселяют к кому-нибудь. Активист и ударник Абагьян в результате принудительного переселения потерял три четверти жилплощади. Его новое жилище оказалось не только тесным, но и таким ветхим, что ему посоветовали половину вещей хранить в другом месте, дабы не перегружать несущие конструкции. Так, глядишь, скоро и гостей к себе не велят приглашать, а не то полы провалятся, возмущались эриванцы {1225} . Особое внимание привлек к себе случай, когда инженеров-железнодорожников выгнали из общежития, чтобы превратить его в административное здание. ИТР переселили в дом, настоятельно нуждающийся в ремонте, без канализации, без отопления и с дырявой крышей. Только после протестов в «Правде» общежитие было специалистам возвращено {1226} . Уезжая в командировку, инженер не мог быть уверен, что, вернувшись, найдет свою комнату в целости и сохранности. Бывало, соседи или начальство за это время отхватывали от нее кусок, иногда даже кухню {1227} . В документах ВМБИТ есть, например, дело инженера Колесникова: соседи, пока он отсутствовал, сломали стену, отделявшую их от его третьей комнаты, дверь из этой комнаты в его квартиру заделали и кого-то там поселили {1228} . «Инженерный труд» сообщал, что в Днепропетровске жилуправление в отсутствие инженера Рубиновича вышвырнуло из квартиры его жену. И у инженера Трошина комнату, где он проживал с женой и двумя детьми, отобрали, когда семьи не было дома {1229} . Инженеры как ученые имели право на дополнительную площадь под кабинет или библиотеку, но у них часто ее оспаривали {1230} . К примеру, инженер Бойко, которому полагалась дополнительная площадь, попал под суд за незаконное присвоение помещений {1231} . Огромную проблему представляла не только нехватка жилья, но и его качество {1232} . Состояние квартир, где жили ИТР Краматорского завода, констатировало ВМБИТ, не выдерживало никакой критики: ни водопровод, ни канализация, ни даже общий туалет во дворе не действовали. Из-за отсутствия угля для отопления в квартирах стояла температура ниже нуля {1233} . В основном именно новостройки представляли собой печальную картину, поскольку часто сдавались в эксплуатацию с недоделками, а халтура в строительстве стала повседневным явлением {1234} . Специалист Макеевского металлургического завода Нелепов жил в наполовину недостроенном доме, где полы вздувались волнами, окна не закрывались, стены облезали, крыша протекала, туалет был во дворе, а мусорных баков не имелось вообще. Газета Наркомтяжпрома даже не особенно ругала тов. Базилевича, который, промучившись шесть месяцев в таких условиях, на шесть дней забастовал {1235} . Дом ИТР завода им. Калинина со 180 квартирами на 500 чел. уже при его приемке имел много недостатков, и через год после официального окончания строительства там все еще не сделали отопление {1236} . Секретарь Брянского МБИТ Сайко обращался в Центральную комиссию по строительству жилья для специалистов, к председателю ВМБИТ Прокофьеву и в наркомат, призывая ни в коем случае не допускать приемки и заселения домов с недоделками, поскольку недостатки, существующие на момент сдачи дома, как правило, в дальнейшем никто не исправляет. Он приводил в пример дом в Брянске, где так и не оборудовали котельную и жителям, по-видимому, предстояло навсегда остаться без горячей воды {1237} . Впрочем, даже если правительственная комиссия отказывалась принять дом, желаемого результата это не приносило, чему свидетельство — история дома специалистов в Иваново. Хотя он не был принят, в условиях острой нехватки жилья ИТР туда все-таки въехали и теперь страдали от усугубляющихся со временем строительных дефектов, писали жалобы и не получали от властей ни денег, ни стройматериалов, поскольку дом считался «готовым». Плохое качество малярно-штукатурных работ в этом здании стало объектом сатиры в печати: в Иваново, дескать, появились странные люди в заляпанных известью костюмах; когда их спрашивают, кто они, выясняется, что это «избранные представители науки и техники», вселившиеся в новый дом специалистов, где со стен осыпается штукатурка. Кроме того, там дымили печи и не работала вентиляция. Из ста квартир только в тридцати установили ванны и только в двадцати двух положили паркет {1238} . Не лучше обстояло дело и с меблировкой: в квартирах часто отсутствовало самое необходимое, а руководство отказывалось выделять инженерам деньги на покупку хотя бы кровати, стола и стула {1239} . Наконец, существовала еще одна весьма распространенная и постоянно обсуждавшаяся проблема. Инженеры нередко жили очень далеко от работы и, за неимением транспорта, вынуждены были одолевать несколько километров пешком {1240} .
Жилищный дефицит в 1930-е гг. являлся вечной проблемой, об этом свидетельствуют несчетные жалобы и сетования инженеров, поступавшие во ВМБИТ {1241} . Роскошные квартиры доставались лишь небольшому слою самых заслуженных инженеров.
г) Путевки
В 1931 г., когда был взят курс на реабилитацию инженеров и удовлетворение их материальных потребностей, речь шла, наконец, не только о самом необходимом, но и о таких дополнительных льготах, как курортные путевки. До 1931 г. гостиницами и домами отдыха ведало главным образом Центральное курортное управление (Центркурупр), которое предпочитало награждать путевками промышленных рабочих. В 1931 г. получили путевки около 16 000 инженеров, т. е. 14,5% всех технических специалистов СССР. У самих ИТС домов отдыха было ничтожно мало — по три у металлургов и железнодорожников и один у секции инженеров сельского хозяйства {1242} . После того как с инженеров и их материальных потребностей сняли опалу, профсоюзу удалось добиться от Центрального управления выделения ему собственного фонда путевок только для ИТР, так что в 1932 г. последним досталось 107 000, а в 1933 г. — 135 000 путевок {1243} . КСУ в 1932 г. приняла от ЦеКУБУ шесть домов отдыха, в целом на 500 мест, в Кисловодске, Петергофе и других городах; кроме того, Комиссия содействия ученым устроила шесть санаториев на 645 мест в Ессентуках, Сочи и прочих курортных местах. Таким образом, она могла предоставить в общей сложности 1145 мест. В придачу для инженеров создавались турбазы и палаточные лагеря на Кавказе, в Заполярье, на Оке {1244} . Наркомат транспорта обещал выделить 5 млн. руб. еще на три санатория для железнодорожников, от Центрального управления социального страхования (Цустрах) также потребовали 5 млн. руб. на дополнительные курортные учреждения {1245} . Для обеспечения ИТР путевками в обязательном порядке организовывались кассы взаимопомощи инженеров, которые в 1931 г. были унифицированы и подчинены профсоюзам {1246} .
Поначалу, однако, здесь, так же как в снабжении продуктами и жильем, развернулась борьба. Многие страховые кассы, отвечавшие за распределение и оплату курортных путевок, не желали ставить ИТР на одну доску с рабочими. В 1931 г. на заводе в западной части страны из семисот ИТР только один инженер получил путевку, за которую ему пришлось заплатить самому {1247} . В Сталинске завком отказывался выделять инженерной секции места в домах отдыха, и даже из тех семидесяти инженеров, которые, по заключению врачей, настоятельно нуждались в санаторном лечении, путевки дали лишь четырнадцати {1248} . Завод им. Карла Либкнехта, распределяя 577 путевок, выделил на 329 своих ИТР всего две. Завод «Красная звезда» в Зиновьеве, имея в своем распоряжении 979 мест в санаториях и домах отдыха, решил, что ни один из 335 его инженеров и техников в них не нуждается. О том, что инженеров обходят при распределении путевок, сообщали и с Днепропетровского мостостроительного завода, и с Рыбницкого сахарного завода, и с одного молдавского свинцового завода {1249} . Даже после решительных перемен 1931-1932 гг. путевки инженерам доставались с трудом {1250} . В особенности это касалось инженеров-женщин. В 1934 г. ВМБИТ сочло необходимым официально указать, что при распределении путевок, так же как при предоставлении квартир, должны учитываться права женщин и для них следует резервировать от 15 до 20% мест {1251} . Достоянием гласности стала история ударницы-инженера Ольги Афиногеновны Барабановой: товарищи из месткома и МБИТ не только высадили ее из поезда на Севастополь, но и отобрали у нее проездные документы {1252} .
Помимо распределения немногочисленных путевок, вызывало нарекания и состояние многих гостиниц и санаториев. Из Кисловодска писали, что «отнюдь не капризные гости» все время находят там поводы для жалоб. На обед каждый день дают борщ, невкусную вяленую осетрину и горький компот. Медицинское обслуживание оставляет желать лучшего: одному пациенту пришлось ждать назначенную ему ванну до полуночи. В комнате отдыха постоянно шум, потому что инженеры режутся в бильярд, невозможно ни «Правду» почитать, ни в шахматы сыграть. По вечерам — никакой культурной программы. Очень не скоро администрация додумалась устраивать экскурсии и волейбольные матчи {1253}
Подобно комфортабельным квартирам, путевки на курорты и в дальнейшем оставались редкой роскошью.
2. «Культурность»
Начиная с середины 1931 г. фокус общественного внимания медленно, но верно смещался в сторону «частной жизни» {1254} . В середине 1930-х гг. главным предметом обсуждения стало не только то, как новый человек работает (разумеется, ударно), но и то, как он одевается, как воспитан, как проводит досуг. Печать демонстрировала картинки новой советской жизни с инженером в главной роли: инженер в новой квартире, инженер на отдыхе, инженер, играющий в теннис, инженер в кругу семьи, инженер под новогодней елкой. «Мещанство», обличавшееся в 1920-е и в начале 1930-х гг., теперь на все лады превозносилось как «культурность». Вера Данхем и Шейла Фицпатрик назвали это «большой сделкой»: новой элите открывали доступ к благосостоянию и роскоши, квартирам и дачам в обмен на политическую лояльность {1255} . Но речь шла не просто о реабилитации буржуазности. Партия и правительство пытались, скорее, перекодировать ценности, над которыми раньше издевались. Светлана Бойм сформулировала тезис: «Культуризация есть способ трансляции идеологии в повседневность» {1256} . И действительно, партийная идеология смешивалась с «мелкобуржуазными» нормами поведения в надежде, что, охотно принимая «культурный» стиль жизни, люди «проглотят» связанное с ним политическое послание и запечатлеют его в своем сознании. Эту взаимосвязь отражает слово «культурность», которое практически не поддается переводу. «Культурность» являлась всеобъемлющим понятием, означавшим и чистоту на заводском дворе, и уход за собой, и посещение концертов классической музыки. В этом новом концепте уровень промышленного развития, с одной стороны, сочетался с хорошими манерами — с другой, и высокой культурой — с третьей. Кампанию середины 1930-х гг. за «культурность» можно трактовать как процесс цивилизования по-сталински, в ходе которого партия добивалась симбиоза марксистско-ленинской идеологии с умением вести себя за столом и ей удалось успешно соединить Сталина с Пушкиным {1257} . Благодаря такому приему социализм стал понятнее для народа, а общественность начала интересоваться «личным» {1258} . По словам Эрвина Зинко, жившего в Москве с мая 1935 по апрель 1937 г., опросы среди населения показали, что оно устало от пропаганды. Анкетирование молодежи засвидетельствовало, что ей больше всего нравятся герои американских детективов и триллеров {1259} . Партия и государство уступили стремлению населения в самом буквальном смысле этого слова. «Пропаганда», впрочем, никуда не делась, она просто искала теперь новые формы и поле деятельности. В сфере досуга и развлечений партия обнаружила совершенно нетронутую целину и принялась ее возделывать. Одновременно в 1934-1936 гг. наводился последний глянец на нового человека. Он уже доказал, что умеет работать и является коммунистом. Теперь ему предстояло научиться правилам игры на другом поле. Зинко и Менерт, побывавшие в Москве в те годы, оба рассказывают о событиях, которые, по их мнению, послужили катализаторами для кампании за «культурность». Клаус Менерт вспоминает: «Однажды, году в тридцать четвертом, я прочел в одной из московских газет заметку о том, как товарищ нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе проводил заседание, на которое были приглашены директора и главные инженеры со всей страны. Начало заседания, говорилось в заметке, несколько задержалось, потому что товарищ нарком отправил одного из присутствовавших инженеров обратно в гостиницу, чтобы тот побрился и надел чистую рубашку с галстуком. Эта заметка произвела революцию в стиле жизни». {1260} Отныне разрешалось демонстрировать свое преуспеяние. Снова вошел в моду фрак, и зарубежные журналисты, являвшиеся на прием «просто» в смокинге, по словам Менерта, попадали в неловкое положение. Эта «одежная революция» совершилась зимой 1934-1935 гг.: «В то время наши русские друзья украдкой просили дать им посмотреть иностранный журнал мод» {1261} . Зинко вспоминает в качестве катализатора движения за «культурность» другой случай. Делегация советских офицеров осрамилась на званом ужине в Анкаре: офицеры, единственные из гостей, не умели танцевать. Сталин тут же распорядился организовать в Советском Союзе уроки танцев {1262} . Правда все это или байки — неважно, главное, что оба автора передают свое впечатление о том, какие темы внезапно стали волновать общественность, вытесняя собой другие. В СССР действительно снова были допущены джаз и западные танцы вроде фокстрота, сразу завоевавшие большую популярность {1263} . Как и во времена культурной революции, одежда приобрела политическое значение. «Советским» или «социалистическим» слыл аккуратный внешний вид. Новому советскому инженеру надлежало всегда быть свежевыбритым и носить чистую белую рубашку Грязная одежда и черная кайма под ногтями (ранее важный признак пролетариата) более не считались допустимыми в общественных местах {1264} . На прилавках появились прогулочные трости и крахмальные белые воротнички; открылись даже ювелирные магазины, правда, с весьма скудным ассортиментом {1265} .
Благосостояние в эти годы превратилось в показатель успехов Советского Союза. Чем лучше жилось людям, тем дальше, следовательно, он продвинулся на пути к коммунизму. В своей речи перед стахановцами 17 ноября 1935 г. Сталин объявил, что цель всех усилий — «сделать наше советское общество наиболее зажиточным» в мире. Социализм он трактовал как стадию, на которой каждый может потреблять столько, сколько заслужил своим трудом на благо общества, коммунизм же, по его словам, означал такую ступень развития, когда потребительских товаров будет в избытке для всех {1266} . Сформулированное им кредо социализма гласило: «От каждого — по способностям, каждому — по труду» {1267} . Сталин не только санкционировал ориентацию на частную жизнь, но и заложил основу культа избранных. В соответствии с новой логикой, по которой жизнь в СССР в целом стала лучше, но равные права на ее радости и блага имеют не все, учреждалась и оправдывалась четкая иерархия. Тот, кому не пришлось вкусить от якобы достигнутого благосостояния, должен был спросить себя, достаточно ли он сделал для строительства социализма. Культ «заслуженных», «счастливых обладателей привилегий» шокировал Зинко, который поверить не мог, что пролетарская «Правда» способна теперь прославлять богатых и восторгаться, когда кто-то получал новое платье, новое зимнее пальто, швейную машинку или диван {1268} .
а) Организация досуга
Организация досуга стала одной из новых ключевых тем в печати. Интерес к отдыху инженера обосновывался тем, что он обязан быть на работе в наилучшей форме, а восстановить форму может только в свободное время. Поэтому от инженеров требовали проводить часы досуга «культурно», отдыхать и развлекаться цивилизованно и осмысленно. ИТР теперь рассматривался не только как технический специалист, но как разносторонний человек, который должен помимо техники разбираться в искусстве, литературе и музыке. Походы в театр или на концерт стали для него обязательными. Эти требования касались только мужчин: женщины в данном дискурсе фигурировали лишь в роли сопровождающих их супруг. Всесторонне образованный, обладающий обширными гуманитарными познаниями инженер-мужчина являлсобой новый идеальный тип. Главным учреждением, предоставлявшим инженеру возможности для отдыха и культурного развития, служил «Дом инженерно-технического работника» (ДИТР) {1269} . Инженеры создали такие дома в 1929 г. как место, где они могли собираться, общаться и пополнять образование, а в октябре 1931 г. ВМБИТ взяло их под свое начало в качестве официальных заведений {1270} ДИТР не в последнюю очередь выполняли функцию прибежища для инженеров, чьи жилищные условия гнали их из дому. В отличие от их квартир, ДИТР обычно размещался в солидном здании, одном из самых красивых в городе. В среднем он насчитывал 25 залов и комнат общей площадью 1 000 кв. м {1271} . Здесь, по идее, инженер должен был расслабляться, как в шикарном клубе, отдыхать и черпать вдохновение. Существенный элемент обстановки представляла собой хорошо подобранная библиотека с отечественными и иностранными специальными журналами; не обходилось и без непременного бильярдного стола, поскольку бильярд принадлежал к числу любимых развлечений инженеров 1930-х гг. В здании работали ресторан и парикмахерская. Инженеру здесь читали доклады о Марксе, Энгельсе, Ленине, Сталине и международном положении, а также лекции по истории искусства и архитектуры. Он мог обмениваться с коллегами «опытом стахановской работы» или заниматься на курсах иностранного языка, мог записаться на экскурсию в музей или обсерваторию либо тут же, на месте, посмотреть кино. Инженер и его родные имели возможность петь в хоре, играть в оркестре или самодеятельном театре. Само собой, в ДИТР учили танцевать «западноевропейские танцы», а саратовский ДИТР прославился своим женским джаз-бандом {1272} . В набор предлагаемых услуг входили альпинистские походы, занятия теннисом, греблей, стрельбой, выезды на охоту {1273} . В 1934 г. существовало 73 таких учреждения; ленинградский ДИТР насчитывал 14 000 постоянных посетителей и ежедневно охватывал докладами и другими мероприятиями 2 000 инженеров {1274} . Помимо ДИТР в 1934 г. были организованы университеты культуры. Сначала они возникали при технических вузах в Ленинграде, но затем ВАРНИТСО стала создавать их вне учебных заведений, и для инженеров, и для рабочих. Университет культуры в дополнение к изучению технических дисциплин давал знания в области литературы, музыки, живописи и скульптуры, устраивал экскурсии в музеи, посещения театра и других «очагов культуры». В программу входили также семинары на тему «Культура речи», «Организация интеллектуального труда» и курсы машинописи {1275} . Культурное образование инженеров вне стен вуза строилось по таким же принципам: им предлагались на выбор курсы лекций по истории, литературоведению, искусствознанию и краеведению {1276} . Открывались университеты культуры на заводах, чтобы познакомить ИТР и рабочих с Пушкиным и Гоголем, историей античного мира и покорения Арктики. Программу университета культуры можно было прослушать по радио {1277} .