Инженеры
Шрифт:
– Я очень люблю, чтобы у меня ели хорошо, - ответила ласково Марья Андреевна и еще ласковее спросила Карташева: - Не хотите ли еще?
– Кажется, довольно, - неудачно проглатывая последний кусок с третьей тарелки, ответил Карташев, смотря на Марью Андреевну.
– Маленький, - кивнула она ему головой, слегка подняв при этом по привычке правое плечо.
И так как Карташев нерешительно молчал, то она сама положила ему еще один увесистый кусок и щедро полила его прозрачным сверху, с темным осадком внизу соусом.
Карташев
– Ну, кажется, я сыт теперь, - сказал он.
– Подождите: еще вареники со сметаной и маслом, а потом молодая пшенка, - говорила Марья Андреевна.
– Ой-ой-ой!
– Ну, а потом уж пустяки самые останутся: молочная каша, пироги с вишнями в сметане, мороженое, черешни, кофе, чай...
Каждое блюдо Карташев должен был есть, и на вопрос: "Разве вы его не любите?" - отвечал:
– Самое мое любимое, - и когда все смеялись, он говорил: - Ей-богу, любимое!
– Не удивительно, потому что вы сами же южанин, - поддерживала его Марья Андреевна.
– И южанин, и так вкусно все, что я в конце концов лопну.
– Ну, - сказал ему Петр Матвеевич, - теперь она и спать вас оставит у себя.
– В доме негде, а вот, если не боитесь в беседке над обрывом, предложила Марья Андреевна.
– Я с наслаждением, - ответил Карташев.
– Он на все согласен, - рассмеялась, махнув рукой, Марья Андреевна.
Общее настроение за столом портил только старший Сикорский. Он сидел мрачный и молчаливый.
Старшая сестра нехотя спросила его:
– Ты это что сегодня, Леня?
– Так, ничего, - угрюмо ответил старший Сикорский.
Марья Андреевна помолчала и спросила мужа:
– Что с ним?
Муж кивнул на младшего Сикорского и сказал:
– Спрашивай его.
Младший стал серьезным, сделал презрительную гримасу и сказал:
– Обиделся, что главным инженером его не назначили.
– Да, главным! - горячо и обиженно заговорил старший Сикорский. Бьешься, как рыба об лед, стараешься, других, в десять раз меньше работавших, помощниками поназначали, а меня каким-то паршивым техником на затычку, да еще в контору.
– Я, что ли, назначаю?
– Мог бы отлично взять меня к себе в помощники, чем чужих брать.
Младший Сикорский только презрительно фыркнул.
Старший повернулся к Карташеву:
– Я ничего против вас не имею и признаю даже ваши заслуги, но согласитесь, что же это за брат...
– Совестно даже слушать, - ледяным голосом бросил младший брат.
– Тебе все совестно, когда надо чем-нибудь помочь брату.
Карташева, который знал, как неспособный старший со всеми своими извращенными наклонностями ехал на младшем - коробило. Он ценил младшего, который ни одним словом не подчеркнул несправедливости и нахальности
После ужина он предложил младшей сестре выучиться новому танцу - вальсу в два па, - сыграл этот вальс на пианино, заставил старшую сестру подобрать его, начал танцевать с сестрой. Выучив сестру, он начал учить Карташева, а потом заставил танцевать этот вальс Карташева и сестру.
Карташев танцевал с удовольствием, обнимая стройный стан Елизаветы Андреевны, держа в своей руке ее маленькую ручку.
И даже, когда кончили танцевать, несколько мгновений она не отнимала, а он все продолжал держать ее руку, стоя у барьера террасы. Луна взошла, и неясные тени движущимися образами серебрили уходивший к оврагу сад.
– Правда, что-то волшебное в этом? - спросил ее Карташев.
В ответ она отняла свою руку, а он сказал:
– Вот теперь волшебство пропало...
И оба рассмеялись.
– Ничего и удивительного нет, - начал было разъяснять Карташев, - раз волшебница...
– Знаю, знаю, - ответила Елизавета Андреевна, - спокойной ночи.
– Вам уж там в беседке готово, - сказала, прощаясь, Марья Андреевна.
– Смотрите, русалки заберутся к вам с Днестра, - сказал, крепко сжимая руку, Петр Матвеевич.
На скамейке беседки лежал тюфяк, покрытый двумя белыми простынями, и две подушки.
Когда Карташев разделся, лег и потушил свечу, в дверях беседки показалась чья-то фигура.
– Кто тут? - окликнул Карташев.
– Это я, Леонид.
Старший Сикорский присел возле Карташева на скамью и начал молча вздыхать.
Карташев помолчал и спросил:
– В чем дело?
– В том дело, что сегодня я пулю себе в лоб пущу. Вы понимаете, какое положение: до сих пор я вел расходы по конторе. Теперь назначен Рыбалов. Черт его знает, как я просчитал около пятисот рублей. Прямо физической возможности нет все записать. Я рассчитывал, что меня назначат помощником, дадут двести рублей, а дали всего сто двадцать пять рублей, и теперь у меня двухсот рублей не хватает.
– Так возьмите у меня.
– Неужели вы можете? Мне так совестно, я уже должен вам триста... Я отлично помню, как видите, свои долги.
Карташев полез под изголовье, зажег свечку и отсчитал двести рублей.
– Пожалуйста, только брату не говорите.
– Там кто еще?
– Никитка.
Проснувшись утром, Карташев полез в портфель, чтобы дать на чай горничной, но в портфеле ни мелких, ни крупных денег не было.
С выпученными глазами Карташев некоторое время смотрел перед собой.