Иоанн Грозный
Шрифт:
Любивший истории Географус упивался рассказом. Ему, переимчивому, эти люди казались схожими. Едва помнившие родителей, зачатые в поле, на сеновале, на укладке в кривой избе, им мать серпом или отец саблею резали пуповину. Потом вольные бродники сами делали судьбу. От них веяло безграничной свободой, и жизнь свою они не ценили выше того, чего она стоила, может быть, жбана с брагою. Но у казаков не было одной вещи, которую искал Географус, - роскоши, удобств жизни. Он стремился к свободе в богатстве, не в нищете. Прикрытое снятыми с чужого плеча убожество казачьей жизни
– Не желают вольные люди в места столичные переселиться, поближе к престолу?
Кривой взметнул брови – птицы:
– Поближе к жидам что ли?
– К каким таким жидам? – удивился Матвей.
– Не прикидывайся, то ли не знаешь?! Жиды в Московии правят.
– Жиды в Москве лавки держат, деньги в рост дают. Правит же нами батюшка – царь, - заступился Яков.
– Ах, оставь брехать. Жиды!
– Иноземцев в Московии, верно, много. Немцев, голландцев, англичан. Фряги в Москве Кремль выстроили и собор Успенский подняли. Кроме воровства на стройке, дело – обычное, зла от них не видели, - рассудил Географус.
Матвей перебил:
– Вот–вот, англы! Государь их особливо привечает. И они к царю подход сыскали. Особенная выдана им мытная льгота. На треть, а то и вдвое менее пред другими в казну за ввоз и вывоз товара платят. Нам – убыток! А с жидами – ни – ни. Не любит их царь.
– Ересь жидовствующих при царевой бабке в Новый град из Киева завезли. Некоторые иереи поддались. Учили: «Кто умер, того нет и не будет. Иисус был не Бог, а пророк. Настоящий же Мессия еще не явился». Отступники нарекали иконы болванами, в осквернение грызли оклады зубами, плевали на кресты. Повергали святыни в места нечистые. Дерзостно развращали духом неустойчивых. Митрополит Зосима, мягкий сердцем, ересь на корню не пресек. Дед нонешнего, тоже - Иоанн Васильевич, вмешался. Разорил осиный улей. Зосиму упек в монастырь. Жиды и притихли. Усовестились внушать, что Ветхий Завет поглавнее Нового, – сказал неравнодушный к церковным вопросам Яков.
Кривой усмехнулся. Злоба мелькнула в глазах:
– А приглядывались, какие горбатые носы и витые уши у ваших англичан с фрягами да варягами? Жиды они и есть жиды. Не англичане, а жиды аглицкие. Не фряги, а фряжские пархатые.
Грязные и Географус оторопели, задумались. Клевреты Кривого, Семен с Михаилом, охотно поддержали атамана. Не назвавший себя казак молчал, крутил пышный ус.
– А скоморохи в станицы заходят? – поинтересовался Географус, подступая к желанному вопросу.
Нет, скоморохи не заходили. Казаки едва слыхали про таких. Географус разочарованно вздохнул. Что и говорить, далека Дикая Степь от искусства! Подвыпившие казаки воткнули сабли в землю и затянули удалую песню. Никто не заметил, как хвастунов, обступили те, кого многократно они побеждали.
Костер на речном обрыве в темную ночь далеко видать. На него и подкрались крымчаки. Сотник с выскобленным до лунной синевы черепом, широко поведя рукой с плеткою, дал знак. Крымчаки, крадучись быстро и незаметно окружили подвыпившую компанию.
С гортанными возгласами крымчаки налетели на казаков и опричников. Географус, отошедший под ракиту справить малую нужду, сообразил лечь на землю. Он был ложбине, скрывавшей его покатистой тенью. Подняв голову, он видел происходящее.
Хмельные казаки удивительно прытко вскочили на своих патлатых лошадок. В лунном свете сверкнули кривые сабли, схлестнулись с другими изогнутыми. Искры осыпались в ночи, но не ковали железо. спешившиеся крымчаки старались стащить казаков с лошадей. Конные окружали, не давая сбежать. Отсеченная кисть упала пред лицом Географуса. Он отполз далее. Видел Матвея и Якова, ставших у костра спиной к спине. Они махали саблями с быстротой молнии. Кисть отлетела у согнувшегося втрое крымчака, тянувшего назвавшегося Кривым за стремя.
Притуплял опасность, хмель отодвигал и страх. В воодушевлении азарта московитам умереть не зазорно. Искали путей уйти, замечая вражье множество. В виде гибели красуясь удалью, наслаждались бередившей нервы угрозой. Но и средь нападавших были славные воины. Крымский сотник, раздвигая своих, ворвался в гущу сечи на лихом жеребце. Отодвинул товарищей задом лошади, раскидал сабли и крепким ударом рассек Семену голову от уха до плеча. Кривой вздыбил коня. Утопив шпоры в брюхо, двинул на крымчаков. Кони их подались, давая проход. По нему вырвался Кривой к донскому берегу. На излучине оврагом ушел в открытую степь.
Михаил и Семен пробились. Михаил скакал последним. Взвизгнувшая крымская стрела вонзилась ему меж лопаток. Не выпуская вожжей, он пригнулся к шее коня и так удалялся, все слабея. Кривой и другой казак, не назвавший себя, скакали далеко впереди. Ночь поглотила казаков и погоню.
Географус, озабоченный исключительно собственным спасением, подобрался к опричным лошадям, громко ржавшим и рвавшим узду с начала нападения. «Нишкни!» Географус отвязал лошадей, свою прежде других. По отлогому спуску сошел к воде и поплыл на тот берег Дона, держась за лошадиную гриву.
Грязные продолжали обороняться. Матвей сек, колол, рубил, наносил удары и сабельной рукоятью. Вдруг схватил напоровшегося на его саблю крымчака, оторвал от земли и кинул на остальных. Крымчаки откатились. Яков помогал, как умел. Племяннику он равнялся отвагою, уступал в силе. Оба стояли у костра, используя его слабым прикрытием.
Предательский удар заставил Матвея вскрикнуть. Правая рука его повисла плетью. Горячая кровь струилась по боковине. Матвей переложил саблю в левую руку. Сек ей не хуже правой. Но от ранения изнемогал. Пелена застилала глаза.
Яков видел, что творится с племянником. Он выглядывал лошадей, чтобы пробиться. Но лошади куда-то делись. Тогда Яков подцепил концом сабли головешки и осыпал ими крымчаков. В рассыпавшемся огне открылось десятка до полтора красных скуластых неистовых лиц с топорщившимися бородками. Яков дернул Матвея и вместе с ним кубарем покатился под откос к воде.
Грязные спешили к камышам. С раненым Матвеем Яков не взялся бы плыть. . Перекликаясь, крымчаки не отставали. Грязные все ж оторвались, Сели, затаились. Крымчаки ходили меж тростника, иногда проходя с обнаженными саблями рядом. Тогда крымчаки подожгли камыш.