Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров
Шрифт:
– Не ожидал я, – глухо проговорил священник, – что умертвия способны к исповеди. Вы хотите знать причину? – Взгляд тёмных глаз Авелана пересекся с взглядом Иоганна, – Дело в бургомистре. Дело в моей пастве. Дело в тех, за кого я взял ответственность! – он распалял сам себя, судорожно искал аргументы, вскочил, размахивая руками. – Я должен думать о благополучии общины! О своих прихожанах. Я должен заботиться о мужчинах и женщинах этого города, о тех, кто вверил себя моим заботам. О тех, кто надеялся на меня!
– И как это связанно? – с улыбкой на тусклых сморщенных губах поинтересовался охотник.
– А вы и правда, не понимаете? – вяло рассмеялся священник. – Мы бригланы. Я и моя паства. А здесь, –
– Ясно, – Иоганн давным-давно разучился злиться, он просто становился всё мрачнее. – И сколько он вам заплатил?
– Вы думаете, дело в деньгах? – расхохотавшись, отец Авелан снова опустился в кресло, облокотился о стол, вновь посмотрел в глаза охотника на монстров. – Я бы не взял у него денег. Пусть сам купается в своём неправедном золоте. Я уже сказал. Я защищал свою паству. Эта вздорная девица и так принесла многовато проблем. Гарольд Ригхофф возмущался её положением. Теперь он, бедный горшечник и его семья, ещё двадцать лет будут платить полуторный налог. Марта прилюдно обругала бургомистра, за то, что он удочерил девочку только из-за денег. На следующий год её сына забрили в рекруты. Единственных детей в рекруты обычно не берут. Ещё примеры? Или вы всё поняли? Каждый из нас делает то, что должен. Пока эта девица была у меня в приходе, всей общине дышалось легче, Мальбор не смел даже слова поперек мне сказать. Если бы понадобилось всё повторить, я бы не сомневался ни секунды.
– Ясно, – кивнул Иоганн, – и всё же. Имперская власть? У вас же тоже есть друзья. Кардинал? Епископ? Синодские священники? И вы жалуетесь на недостаток защиты? – улыбка играла на тонких губах.
– Нет, – Отрицательно помотал головой отец Авелан. – Если бы речь шла о бриглане, если бы речь шла о человеке, чья жизнь оправдывает борьбу, я бы не сомневался ни секунды. Но это был безродный северянин, почти язычник, они и в церкви то бывали не каждую неделю. А по пьяни он богохульствовал. Жадный, вороватый, хитрый, как все кихане. Ни он, ни его отродье не заслуживали защиты.
– А как же любовь и всепрощение Единого? – криво усмехнулся ван Роттенхерц.
– Любовь Единого безгранична. В данном случае, я думаю, Господь даровал несчастным новое, благополучное рождение! – пожал плечами священник.
– Что ж, ваша позиция мне ясна, святой отец, – Охотник начал разворачивать коляску, собираясь уезжать, – но есть ещё один момент… – будто опомнившись, старик остановил движение. – Эта девушка. Ребекка. Погибла в горах. Убегая от погони. А затем вернулась. Вернулась в виде опасной нежити – кукольной девочки. И в этом есть ваша вина, святой отец, вина не меньше, чем вина бургомистра или полицмейстера, который её насиловал. Вы об этом тоже не знали? Сомневаюсь. Она вернулась и из-за вашей чёрствости, трусости, глупости, в конце концов. Из-за неё пропадали дети, которые уже не вернутся в свои семьи. Дети людей из вашей паствы. Возможно, теперь вы что-то переосмыслите, святой отец. Вы защитили общину от бургомистра, но навлекли на неё более страшную участь. Тот факт, что ответственность за произошедшее вы разделяете с двумя алмарами, возможно облегчит вам совесть, или поможет понять – гнусность не имеет народности.
Священник молчал.
– Доброго вечера, святой отец, – скрип колёс инвалидного кресла медленно удалился по коридору.
В тот день отец Авелан впервые опоздал на проповедь.
На каменной дорожке, ведущей к выходу, охотника на монстров нагнал напарник.
– Достал? – весело поинтересовался Иоганн, после беседы со священником ему стало легче.
– Обижаешь! – ответствовал хальст, протягивая ван Роттенхерцу красную лакированную коробочку с синими цветами.
* * *
В коробочке и правда нашлось немало. Ребекка была очень смышлёной девочкой. И от того было ещё печальней, что её ум уже никому не принесёт ни пользы, ни радости. Там были выписки из счетов, было письмо полицмейстера бургомистру, было, как ни странно, завещание отца Ребекки и многое другое. Шел Гиттези. Так звали кукольного мастера. Он составил неглупое завещание и даже нотариально удостоверил его в столице. Важный документ. Немалое наследство – пятьдесят тысяч рейхсталеров и все доходы от кукольного магазина должны были достаться дочери, и только ей. Она уже почти владела всем, но до совершеннолетия не могла воспользоваться. Опекуном-то стал Мальбор. Он же был владельцем серьёзной доли в кукольном магазинчике. По всему выходило, что градоначальник решил избавиться от кукольника, когда понял, что магазин на плаву может поддерживать дочь. И успешно провернул дело. По крайней мере, в письме полицмейстера пространно об этом упоминалось, а также о том, что исполнитель уехал из города и ни о чём никому не расскажет. Интересно, зачем Мальбор вообще хранил такие вещи. Опереточный злодей прямо.
Дальше всё было ясно – ван Рогзен ждал совершеннолетия девушки, чтобы насильно жениться. Не совсем ясно, двигала ли им лишь жадность, или что-то ещё, однако оправдания для его поступка найти не представлялось.
Оставалось ещё изнасилование. Мёртвые, сохранившие память, часто помнят факты искажёнными, смешивают то, что было ими где-то услышано, прочитано, увидено на сцене с фактами из собственной жизни. Иоганну сложно было поверить в столь сильную разнузданность полицмейстера, толкнувшую его изнасиловать девушку, на которую имел виды бургомистр.
Поскольку беседовать с самим Дуко Штольбрассом было бесполезно, охотник на монстров опять решил прибегнуть к услугам капрала Ульриха. Торгмутт оказался очень ценным свидетелем. На него никто не обращал особого внимания, и полицмейстер не видел в капрале-бриглане особой угрозы. А меж тем честный труженик внимательно подмечал ошибки своего патрона – мелкий тиранишка-полицмейстер давно сидел парню поперёк горла. Ульрих был свидетелем изнасилования – двое солдат-алмаров стояло на часах, а он меж тем занимался бумагами в своём маленьком кабинетике. Капрал слышал и приглушённые женские крики, и громкую ругань полицмейстера. Он даже подходил к караульным – спросить всё ли в порядке, за что был грубо и матерно послан заниматься своими делами.
Но это было ещё не всё. Днём, когда Ребекку доставили в тюрьму, Ульрих слышал, как полицмейстер и бургомистр долго беседовали, уединившись в кабинете последнего. Как уже было сказано, парень имел зуб на начальство, он даже и не скрывал, что подслушивал. Бургомистр сам попросил изнасиловать девушку, правда, предлагал, чтобы это проделал кто-то из солдат. Он хотел позже выступить для неё защитником и спасителем, «вытащившим» её из страшных застенков. К тому же, Мальбор терпеть не мог иметь дело с девственницами.
Вдобавок Торгмутт рассказал, что действительно, один из «любимчиков» Дуко почти сразу после смерти кукольного мастера был переведён в большой город (графскую столицу) на повышение с рекомендациями. Капрал запомнил это, ибо сам хотел попытаться получить такое назначение, но над ним ожидаемо посмеялись.
Беседа происходила в небольшом кабаке напротив полицейского участка. Уезжая, в дверях Иоганн столкнулся с полицмейстером собственной персоной.
– Ооо! – расплылся в наигранной улыбке Дуко. – Приветствую, мэтр! Ну как идут дела? Поймали своего монструма? – Штольбрасс гулко, особенно для его небольшого роста, рассмеялся.