Ипоса хочет замуж
Шрифт:
– Я протестую! – шутливо возмутился Андрей Костянов. – Мы так ничего не снимем. Где время на подготовку к съемкам заката? Где второй дубль? Что это за порядки – три минуты и всё? Прощай красное солнышко, здравствуйте комары и цикады….
– Народ, хорош балаболить! – Влад взглянул на часы. – Мы только треть пути проехали. Всего сто пятьдесят километров.
– Как треть? Ты же говорил, что до ночевки нам всего триста?
– Это Африка, дружище! Здесь все расстояния очень относительны. От столицы до лагеря есть две дороги. Одна 340, другая 550 километров.
– А мы какую выбрали? – переспросила Лера.
– Третью, дружочек! – усмехнулся Миша и пошел к машине. – Андрей, смени меня за рулем, ладно?
– Негры – неполиткорректное слово! – тут же вмешалась Инна. – Здесь, в Африке так нельзя говорить.
– А как можно? В Америке афроамериканцы, а здесь афроафриканцы?
– Ну, не знаю….. – стушевалась поборница прав чернокожего населения, – А почему они тебе белыми-то мерещатся?
– Сейчас сядем в машину – расскажу, – засмеялся Михаил и быстрым шагом направился к джипу. – Дело было в Америке, лет десять назад. Мы с моим приятелем, Филом, отправились из Нью-Йорка в Лос-Анжелес на машине. Время поджимало, командировка заканчивалась, и мы гнали почти без отдыха, меняя друг друга за рулем. Фил жаловался, что в сумерках начинает хуже видеть, поэтому по ночам, как правило, за рулем сидел я. И вот в какой-то из дней, я задремал вечерком на пассажирском сидении, как раз в то время, когда солнце клонилось к закату… Не успел уснуть, как вдруг слышу: «Миша! Просыпайся! Меняй меня. У меня уже белые негры в перед машиной бегают!». В панике открываю глаза. Ничего не могу понять. Вокруг кромешная темень, только приборы тускло мерцают. Фил сидит, вцепившись за баранку, трясется, уткнулся, в буквальном смысле, носом в лобовое стекло и вовсю таращит глаза, сам не свой от ужаса. Ничего не видно, мрак кромешный…. И тут до меня доходит, что мы едем без фар. Бедняга Фил совсем о них забыл. Ему поначалу закатное солнце мешало, потом сумерки начали опускаться. Он все ближе и ближе придвигался к лобовому стеклу, считая, что виной плохой видимости является его куриная слепота, а потом, когда встречные машины его пару раз ослепили, да какой-то сумасшедший мулат в белой сорочке автобан перебежал чуть ли не перед носом – совсем перепугался. Вот с тех пор присказка у нас и существует…
– А-а-а-а-а!!! Андрей, тормози!
Джип взвизгнул тормозами, и юзом зазмеился по сыпучему гравию, чудом удерживаясь на краю обрыва.
– Черт! Инка, чего орешь как полоумная, что произошло?
– Вон там, впереди, видишь зебры? Их первый джип шуганул, они врассыпную бросились. А вы болтаете, смеётесь, на дорогу не смотрите. Сейчас сбили бы какую-нибудь лошадку.
– Андрюх, остановись. Похоже, все-таки, «Маяк» кого-то зацепил. Слышишь? Кричит где-то на склоне зебрёныш. Пойдем, посмотрим. Может быть, поможем чем…
Мы горохом посыпались из машины. Рядом, чуть не врезавшись в нас на повороте, остановился третий джип. Край серпантина довольно круто уходил вниз, но какие-то уступы в темноте все же просматривались. Примерно в восьми-десяти метрах от дороги, ниже по склону,
слышалось отчаянное шебуршание, перемежающееся резким и громким плачем. Подобных звуков ранее нам слышать не приходилось. «И-и-и! И-ги-и-!» – надрывалось несчастное существо. Лучи фонариков, которые тут же были извлечены из недр рюкзаков, высветили печальную картину. Крупная зебра, скатившись по склону, видимо, подвернула ногу и теперь билась, запутавшись в невысокой ограде из колючей проволоки, расположенной зачем-то внизу, вдоль всего обрыва. Рядом с пострадавшим животным скакал и визжал перепуганный насмерть жеребенок.
– Надо спускаться, – решили мужчины.
– С ума сошли! – охнули женщины. – Как вы ее выпутывать будете? Это же опасно!
– Прорвемся!
Петрович, Михаил и Костя, пробуя ботинками осыпающиеся камни и нащупывая относительно прочные участки на насыпи, начали спускаться.
– Миша, смотри, чтобы она тебя не ударила! – прокричал Андрей приятелю, заметив, что тот ближе всех подошел к зебре.
Маленький жеребенок, совсем обезумев, сначала смело рванул навстречу Михаилу, защищать маму, потом шарахнулся вниз, ударился о колючую проволоку, заплакал в голос и, быстро-быстро перебирая голенастыми ногами, стал карабкаться вверх, туда, где стояли наши машины, и где скрылось вверх по серпантину остальное стадо. Когда до зебры оставалось буквально пару шагов, а страх и боль животного стали совсем невыносимыми, случилось неожиданное. Проволока, в путах которой билась зебра, сильно натянулась, затем тихо цыкнула и лопнула, словно струна, разорвав Михаилу молниеносным ударом брезентовую штанину. Освобожденная полосатая лошадь встала, пошатываясь, на четыре ноги и, прихрамывая, стала спускаться вниз, в долину. Через минуту она подала короткий сигнал своему жеребенку и тот радостно прогалопировал к маме, чуть было снова не угодив в тенета колючей проволоки. Однако, благополучно использовав Мишины колени в качестве упругого и мягкого тормоза, зебреныш благодарно «и-и-гикнул» и скрылся в темноте ночи.
Мы перевели дух.
– Андрей, а ты-то почему с остальными не пошел? – зачем-то спросила Инна у Костянова, едва переведя дух от пережитого.
– А как вы думаете, зачем я тут с камерой стоял? Отличный дубль, между прочим, получился. Нарочно такого мы бы и не придумали!
Да уж… Андрей, дружище! Твоя вечная муза, твое любимое кино, твое искусство, как известно, требует жертв. Вот и в этот раз художник победил самого Андрея Костянова, за что, собственно говоря, мы этому художнику и благодарны. А то, как бы мы потом доказывали, что эта зебра существовала на самом деле?
Наконец перевалы остались позади, горы расступились, скромно отодвинувшись куда-то к горизонту, а пыль еще сильнее закружилась в свете фар, со всей очевидностью демонстрируя путешественникам, что под нашими колесами уже совсем не глина и не гравий, а самый настоящий песок пустыни Намиб.
Нестерпимо хотелось спать. И лишь циферблат часов, показывающий, что время-то еще совсем детское – десять вечера – не давал провалиться в сон.
Нам еще только предстоит привыкнуть к этому африканскому феномену: научиться воспринимать непроглядное ночное окружение в строгом соответствии с часовыми стрелками, а не так, как это хочется уставшему организму. В десять часов, как правило, мы будем лишь возвращаться с маршрута. А лишь затем ужинать, анализировать увиденное, планировать
завтрашний день и просто блаженно бездельничать, бездумно уставившись в завораживающее звездное небо.
Вот и первая ночевка.
Лодж, или кемп-сайт (в темноте и не разберешь) полностью погружен во мрак. Ключи от домиков-палаток нам выдает заспанный худой парнишка. Доставать багаж уже нет сил. Ладно, разберемся с этим утром. Но дюны! Как же уснуть, зная, что они где-то совсем рядом с тобой и не имея ни малейшей возможности разглядеть их фантастические очертания?
– Ребята, а пойдем, прогуляемся к дюнам, – забыв об усталости, предлагает кто-то из женского экипажа «Якоря», – Вон же, слышите, кто-то хохочет совсем рядом. Люди смеются, значит, бояться нечего.
– Это шакалы, – спокойно объясняет Влад и, не оборачиваясь, уходит в свою палатку. – А встретиться ночью со стаей шакалов я и врагу не пожелаю! Они опаснее и коварнее львов.
Мы растерянно смотрим друг на друга и понимаем, что Влад прав. Шутить с Африкой не стоит….
Итак, первый день прожит. Будем готовиться к следующему. Что мы тут хотели найти и увидеть? Красавиц? Высший идеал красоты в ее самом утонченном и органичном проявлении? Что ж… Самыми красивыми и гармоничными для каждого из нас в данный момент кажутся жесткая подушка и прохладная простыня. Спокойной ночи, Африка!