Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

РАССКАЗ

Дервиш, придя в суфийскую обитель, Поведал: «Жил в Йемене повелитель. Он счастья мяч перед собою гнал, Он равных в щедрости себе не знал. Весенней тучей над землей вставал он, На бедных дождь дирхемов изливал он. Но он к Хатаму неприязнен был, С насмешкой о Хатаме говорил: «Кто он такой? Мне он докучней тени!… Нет у него ни царства, ни владений!» Вот царь Йемена небывалый пир, Как говорят, на весь устроил мир. Вдруг раздалось Хатаму славословье, Все гости стали пить его здоровье. И зависть омрачила дух царя, Раба он кликнул, злобою горя; «Иди найди и обезглавь Хатама! Со мною в славе спорит он упрямо». В степь, где Хатам в ту пору кочевал, Подосланный убийца поскакал. И некий муж, как бы посланник бога, Раба-посланца повстречал дорогой. Сладкоречив тот муж, приветлив был, Гонца к себе в шатер он пригласил. Его в степи безлюдной обласкал он, Вниманием его очаровал он. А утром молвил: «Добрый гость, прости, Но все ж у нас останься, погости!» А тот в ответ: «Промедлить ни мгновенья Нельзя!… Дано мне шахом порученье!» Сказал хозяин: «Тайну мне открой, Я помогу тебе, пойду с тобой!» «О благородный муж! – гонец ответил.- Ты доблестен, и тверд, и духом светел, Ты тайну нашу сохранишь. Так знай, Хатама я ищу в становье Тай. Хоть муж Хатам прославлен во вселенной, Убить его велел мне шах Йемена. О добрый друг! Мне милость окажи, Дорогу мне к Хатаму укажи!» Хозяин рассмеялся: «Меч свой смело Бери, руби мне голову от тела. Ведь я – Хатам. Пусть я хозяин твой, Я поступлюсь для гостя головой!» Когда Хатам склонился добровольно Под меч, посланец издал крик невольно. Не в силах от стыда поднять зениц, Перед Хатамом он простерся ниц. И, руки на груди сложив покорно, Сказал: «Когда бы умысел позорный Исполнил я и пред тебе нанес, Не человек я был бы, гнусный пес!» И встал он, и, поцеловав Хатама, Через пески в Йемен пустился прямо. Султан Йемена меж бровей его Прочел, что тот не сделал ничего. «Где голова? – спросил.- Какие вести Ты мне привез? Скажи во имя чести! Быть может, в поединок ты вступил И у тебя в бою не стало сил?» Посланец пал на землю пред владыкой И так ответил: «О султан великий! Хатама видел я. Среди людей Он всех великодушней и мудрей. В нем доблесть, мужество и благородство, Ему дано над всеми превосходство. Груз милостей его меня сломил. Великодушьем он меня сразил!» Все рассказал гонец. Ему внимая, Йеменский царь восславил племя Тая. И щедро наградил султан посла… Хатаму щедрость свойственна была, Как солнцу – свет, цветам – благоуханье. Хатаму славу принесли деянья.

РАССКАЗ

Отец в дороге сына потерял, Он всю стоянку ночью обыскал. У всех шатров расспрашивал – и где-то Нашел, как в темноте источник света. И людям каравана своего Сказал: «Ведь как я отыскал его? Из встречных никого не пропустил я… «Он это!» – тень завидя, говорил я». Так люди истины в толпу идут, Надеясь, что достойного найдут. Лишений горьких груз несут тяжелый И терпят множества шипов уколы, Чтобы живое сердце обрести И розы цвет средь терниев найти.

РАССКАЗ

Юнец, над нищим сжалясь стариком, Пожертвовал последним медяком. Потом проступок некий совершил он, И осужден на казнь султаном был он. Заволновались люди – стар и мал; Глядеть на казнь весь город прибежал. А тот старик, на перекрестке сидя И юношу средь палачей увидя, Душой скорбя, его спасти решил; На весь майдан он громко завопил: «Эй! Люди! Царь наш умер! Мир остался, Как был, а справедливый царь скончался!» Услышав эти вести, палачи Остановились, опустив мечи. Старик вопил, стенанья испуская. А стража вся, друг друга обгоняя, В смятении бежит в чертог царев И видит: шах на троне – жив, здоров. Преступник скрылся той порой. Схватили Дервиша и к султану притащили. Султан ему: «Ты что смущал людей? Иль впрямь ты смерти захотел моей? Я добр к народу; правлю справедливо, Так что ж колдуешь ты, отродье дива?» Дервиш не оробел перед царем, Сказал: «Да будет мир тебе во всем! Я лгал, по ложь, как видишь, не опасна, Ты жив, и спасся тем один несчастный!» Царь изумлен был. Старца он простил, И одарил, и с миром отпустил. Меж тем по закоулкам, задыхаясь, Бежал несчастный, от людей скрываясь. Спросил его знакомый: «Не таись, Скажи: как удалось тебе спастись?» «О друг! – тот молвил, полн еще боязни. Я откупился медяком от казни!» Бросает в землю пахарь семена, Чтоб житница зерном была полна. Горсть ячменя предотвращает голод, Дракон был странника жезлом заколот. Избранника я притчу приведу: «Благодеянье истребит беду!» И здесь бояться нам врагов не надо, Пока на троне Абу-Бакр сын Сада. О государь, улыбкою лица Мир озаряй и покоряй сердца! Закон твой правый – слабому защита. Кошница милосердия открыта. Кошница – ты, что нам послал аллах, О муж, благословенный в двух мирах. Пускай не всякий мыслит так! Наверно, В ночь кадр молиться не встает неверный.

*

Конем однажды сброшен норовистым, Сказал Бахрам – охотник в поле чистом: «Другого должен выбрать я коня, Такого, чтобы слушался меня!» Плотину ставь, чтоб не был труд бесплоден, Покамест Тигр могучий мелководен. Бей насмерть волка, что в капкан попал, Чтоб он опять овец твоих не рвал. Как от Иблиса богопочитанъя, От злых людей не жди благодеянья, Лишай злодеев сил, пока ты жив; Пусть будет враг в тюрьме, в бутыли – див. Увидевши змею – бежать не время За палкой. Камнем размозжи ей темя. Коль вор и лихоимец – твой писец, Мечом хищенью положи конец. Советник твой, простых людей гнетущий, Не друг, а демон – в ад тебя ведущий, Не говори, что мудр его совет, Когда виновник он народных бед! Кто поученьям Саади внимает, Тот зданье царства мудро созидает.

Глава третья

О ЛЮБВИ, ЛЮБОВНОМ ОПЬЯНЕНИИ И БЕЗУМСТВЕ

Прекрасны дни влюбленных, их стремленья К возлюбленной, блаженны их мученья. Прекрасно все и любви – несет ли нам Страдания она или бальзам. Влюбленный власть и царство ненавидит, Он в бедности свою опору видит. Он пьет страданий чистое вино; Молчит, хоть горьким кажется оно. Его дарят похмельем сладким слезы. Шипы – не стражи ли царицы Розы? Страданья ради истинной любви Блаженством, о влюбленный, назови! Вьюк легок опьяненному верблюду, Стремись, иди к единственному чуду! Не сбросит раб с себя любви аркан. Когда огнем любви он обуян. Живут в тиши печального забвенья Влюбленные – цари уединенья. Они одни сумеют повести Блуждающих по верному пути. Проходят люди, их не узнавая, Они – как в мире тьмы вода живая, Они подобны рухнувшим стенам Снаружи. А внутри – прекрасный храм. Они, как мотыльки, сжигают крылья, И шелкопряда чужды им усилья. У них всегда в объятьях красота, Но высохли от жажды их уста. Не говорю: источник вод закрыт им, Но жажду даже Нил не утолит им.

РАССКАЗ

Сын нищего, что век в нужде влачился, Увидев шах-заде, в него влюбился. В каких мучениях,- поймешь ли ты?
– Бедняк лелеял тщетные мечты… На всех путях царевича стоял он, У стремени коня его бежал он. Он проливал потоки жгучих слез, Не внемля ни насмешек, ни угроз. Придворные его с дороги гнали: «Эй ты, бродяга, отойди подале!» Он уходил. Но вновь, презрев позор, Близ шах-заде свой разбивал шатер. Его избили слуги. «Убирайся!
– Сказали.- На глаза не попадайся!» Ушел факир. Но вновь вернулся он, Покоя и терпения лишен. Хоть в двери изгонялся он, как муха, В окошко возвращался он, как муха. Ему сказали: «Эй ты, дуралей! Ты сколько терпишь палок и камней?» Ответил он: «Погибель друга ради Приму! И не взмолюсь я о пощаде! Пусть ненавистью полон он ко мне,- В него влюблен я! Брежу им во сне! Пусть на любовь мою он не ответит, Я жив, пока он мне, как солнце, светит. Всех этих мук снести я не могу. И прочь – увы! – уйти я не могу. «Прочь от шатра его!» – не говорите, Хоть голову у входа пригвоздите. Не лучше ль мотыльку в огне сгореть, Чем в пустоте и мраке умереть!» «Мяч! Ты получишь рану от човгана!» Факир ответил им: «А что мне рана?» «Тебе отрубят голову мечом!» А он им: «Голова мне нипочем! Кто о пути своем грядущем знает,- Венец его иль плаха ожидает? Увы! Терпения лишился я, И от покоя отрешился я! Пусть, как Иаков, я ослепну, все же К Юсуфу приведешь меня ты, боже! Не будет прахом мира ослеплен Тот, кто любовью вечной опьянен». Раз к стремени царевича припал он. Разгневался царевич. «Прочь!» – сказал он. Факир с улыбкой молвил: «Никого Не гонит шах от солнца своего! Из-за тебя свою забыл я душу. Коль от тебя уйду, обет нарушу! Тобой одним живу я и дышу, Будь благосклонен, если я грешу!… Твоих стремян коснулся я рукою Затем, что я не дорожу собою! Любви к тебе я предан целиком И ставлю крест на имени своем. Я насмерть поражен стрелою взгляда И обнажать свой меч тебе не надо! Ты сам зажег меня. Так не беги. И все леса души моей сожги!»

*

Раз на пиру под звуки струн и ная Кружилась в пляске пери молодая. Не помню: жар сердец иль огонек Светильни полу платья ей поджег. Она, увидев это, рассердилась. «Не гневайся! – сказал я.- Сделай милость! Ведь у тебя сгорела лишь пола, А весь мой урожай сгорел дотла». Влюбленные друг в друга – дух единый. Коль суть цела – не жаль мне половины

*

Есть люди, чистой преданы любви,- Зверями ль, ангелами их зови,- Они, как ангелы, в хвале и вере Не прячутся в пещерах, словно звери. Они воздержанны, хоть и сильны, Они премудры, хоть опьянены. Когда они в священный пляс вступают, То в исступленье рубище сжигают. Они забыли о себе. Но все ж, Непосвященный, ты к ним не войдешь Их разум – в исступлении, а слух К увещеваниям разумным глух. Но утка дикая не тонет в море. Для саламандры ведь пожар – не горе. Нот так и многотерпцы,- ты скажи,- В пустыне живы божии мужи! Они от взоров всех людей сокрыты, Они не знатны и не имениты. Не добиваются людской любви, Довольно вечной им одной любви, Они – плодовый сад щедрот безмерных, А не злодеи в облаченье верных. Они скрываются от глаз людских, Как жемчуга в жемчужницах своих. Не хвастаются, не шумят, как море, Блестя жемчужной пеной на просторе. Они – не вы! Вы – внешне хороши, Но в обликах красивых нет души. И не прельстите вы царя вселенной Ни красотой, ни роскошью надменной. Когда бы стала перлами роса, То перлов не ценилась бы краса. Как по канату, доблестный и верный Пройдет и без шеста над бездной скверны. Дервиш в блаженном хмеле изнемог, Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?» Кому любовь – стекло, а ужас – камень, Не страшны ни мечи вражды, ни пламень.

РАССКАЗ

Жил в Самарканде юноша. Был он Индийскою красавицей пленен. Она, как солнце, чары расточала, Твердыню благочестья разрушала. Казалось, красоту, какую мог, В ней воплотил миров зиждитель – бог. За нею вслед все взгляды обращались. Ее встречавшие ума лишались. Влюбленный наш тайком ходил за ней. И раз она сказала гневно: «Эй! Глупец, не смей, как тень, за мной влачиться. Не для твоих тенет такая птица. Не смей за мною но пятам ходить. Не то рабам велю тебя убить!» И тут влюбленному промолвил кто-то: «О друг, займи себя другой заботой. Боюсь, ты не достигнешь цели здесь, А потеряешь даром жизнь и честь!» Упреком этим горьким уязвленный, Вздохнув, ответил юноша влюбленный: «Пусть под мечом я голову мою В прах уроню и кровь мою пролью, Но скажут люди: «Вот удел завидный! Пасть от меча любимой – не обидно». Меня позорить можешь ты, бранить,- Я не уйду. Мне без нее не жить. Что мне советуешь ты, ослепленный Тщетою мира, лишь в себя влюбленный? Она добра и благости полна, Пусть хоть на казнь пошлет меня она! Мечта о ней меня в ночи сжигает, А утром снова к жизни возрождает. Пусть у ее порога я умру, Но жив, как прежде, встану поутру!» Будь стоек всей душою, всею кровью. Жив Саади, хоть и сражен любовью.

*

Сказал от жажды гибнущий в пустыне: «Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!» Ему ответил спутник: «О глупец, В воде иль без воды – один конец». «Нет! – тот воскликнул.- Не к воде стремлюсь я, Пусть в океане Духа растворюсь я!» Кто жаждет истины, я знаю, тот Без страха бросится в водоворот. Не дрогнет в жажде знанья, не остынет, Хоть знает он, что в тех волнах погибнет. Любовь, влюбленный, за полу хватай. «Дай душу!» – скажет. Душу ей отдан. Ты внидешь в рай блаженства и забвенья, Пройдя геенну самоотреченья. Труд пахаря в пору страды суров, Но пахарь сладко спит после трудов. На сем пиру блаженства достигает Тот, кто последним чашу получает.