Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

РАЗУМ

Разумному внушает разум одно и то же — навсегда. Остерегайся зла, запомни: зло — величайшая беда. Ни хищникам, ни травоядным не уподобься — ты не зверь, Но если зло творишь — от зверя чем отличаешься теперь? Увы, подобна злая воля змее гюрзе! Сойди с тропы, Не то ужалит, — ведь от страха к земле прикованы стопы!.. Но у души есть крылья: разум! Крылата разумом душа, Взлетит из пропасти глубокой, освобождением дыша… Взнесись на этих крыльях выше! Внизу, над разумом глумясь, Тебя невежество поймает… Не поддавайся, — втопчет в грязь!

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Да будет жизнь твоя для всех других отрадой. Дари себя другим, как гроздья винограда. Но если нет в тебе такой большой души — То маленькая пусть сияет, как лампада. Не огорчай людей ни делом, ни словцом, К любой людской тоске прислушиваться надо! Болящих — исцеляй! Страдающих — утешь! Мучения земли порой жесточе ада. Ты буйство юности, как зверя, укроти, Отцу и матери всегда служи отрадой. Не забывай о том, что мать вспоила нас, Отец же воспитал свое родное чадо. Поэтому страшись в беспечности своей В их старые сердца пролить хоть каплю яда. К тому же — минет час: ты старцем станешь Не нарушай же, брат, священного уклада. Итак,

живи для всех. Не думай о себе,— И жребий твой блеснет, как высшая награда.

ДРУЖБА

Ты знаешь, сердце, что такое друг? Он должен быть твоей судьбою — друг. Для этого иди такой тропой, Чтоб восхищался бы тобою друг. Ищи такого, чтобы за него Не жаль пожертвовать собою, друг! Но в то же время, чтобы за тебя Рискнул бы также головою друг. Когда такого в жизни ты найдешь, Не становись к нему спиною, друг. В любой тоске, в томлении любом Придет с улыбкою родною друг. Два века надо жить, чтобы понять, Чтобы осмыслить золотое — «друг»… Не шутка это — хорошо дружить, А дружба — дело непростое, друг. Деяньем дружбу нужно доказать — Не всякий друг тебе душою друг.

ДРУГ И НЕДРУГ

Ты должен различать, кто друг тебе, кто недруг, Чтоб не пригреть врага в своих сердечных недрах. Где неприятель тот, который в некий час Приятностью своей не очарует нас? Где в мире мы найдем тот корень единенья, Который не покрыт корой и даже тенью? Собака, что визжит и ластится, как друг, Она своим друзьям не изменяет вдруг. Собака — говорю! Но так ли ты уверен, Что подлинный твой друг тебе до гроба верен? И сердцевину тайн, доверенных ему, Не обнажит вовек по слову своему? Испытывай друзей и голодом и жаждой. Любовью испытай! Но только раз — не дважды. Кто дружбе изменил хотя бы только раз, Тому уж веры нет, хоть пой он, как сааз. И пусть перед тобой юлит гадючье тело, Башку ей размозжить скорей — благое дело. Поэтому-то я твержу одно и то ж: Кто так тебя поймет, как сам себя поймешь? Лишь те-то и друзья не на словах — на деле, Кто наши кандалы и на себя б надели.

ЛИЦЕМЕРЫ И ДРУЗЬЯ

Мне дружба в обители этой отрады еще не дала, Я сердца такого не знаю, в котором бы правда жила! От кучки друзей лицемерных уж лучше бы стать в стороне, Ненужные эти знакомства довольно поддерживать мне! Друзья не затем суетятся, что им твоя доля близка: Своей они требуют доли и сладкого ищут куска. Твоей они ищут поддержки, когда ты здоров и богат,— А в черный твой день убегают и прямо в глаза не глядят. Уменьшится если богатство — уменьшится тут же любовь, Не быть презираемым хочешь — динары, динары готовь! Друзья тебе вред приносили, радея о пользе своей,— От них похвалы ожидая, для них свои силы развей. Ты весел, покамест у власти, — легко пробегают года, Но стать беспокойным, угрюмым любого заставит нужда! Напрасно ты ищешь надежных, кольчуге подобных друзей: Никто узелка не развяжет запутанной сети твоей! Ни в холод, ни в зной — ты запомни — друзья не годятся. Они Холодного ветра не терпят, от зноя спасутся в тени. Но другом: мудрец называет того, кто испытан не раз, Кто друга нигде не покинет, ни в горький, ни в радостный час, Поддержкой его успокоит, и тайну его сохранит, И другу послужит опорой печалей его и обид! Кто поясом дружбы заветным себя препоясал навек, Кто счастьем друзей не томился, под корень его не подсек. Он жизни желает- живущим, друзьям свои силы дарит, Душой не кривит обинуясь: что чувствует, то говорит. Друг — чистое зеркало друга, — друг другу они зеркала, Взаимно друзья отражают сердца, и мечты, и дела. Взаимности доброй и дружбы не ищет мудрец у глупца: Нигде не сойдутся их мысли, никак не споются сердца. Один непонятен другому, а значит, всегда и везде Один неприятен другому, — подобны огню и воде! Лишь глупому глупый годится, но дружба на лад не пойдет: Начнут враждовать беспричинно, — один на другого плетет! Два мудрых зато человека для дружбы пригодны вполне, Друг другу прекрасные тайны доверят они в тишине! Друг друга ничем не обидят, — поэтому вечно дружны. Вранье, сквернословие, глупость, бессмыслица им не нужны. И ты хорошенько запомни, откуда берется вражда. От праздной, неумной насмешки, которая дружбе чужда. Язык придержи, пребывая порой в нетерпении злом, Не скалься, — остроты пустые не делай своим ремеслом! Ты сам топором ударяешь по собственным тощим ногам, А ногу друзьям подставляя, ты шею подставишь врагам. Ты видишь ли внутренним оком — не светится лик у того, Кто лжет или зря зубоскалит и друга хулит своего! А вот клеветник, пересмешник — совсем не в чести у людей: Пускай не свершил преступлений, — по-моему, все же — злодей! Хоть будь ты царем, а насмешка тебя обесчестит, смеясь, Хоть месяцем был ты высоким — повергнет на площади в грязь! Душа к совершенству стремится, к насмешке — лукавый язык, И каждый к тому и другому, не будучи твердым, привык. Познанием разум гордится, высокое слово приняв, Когда суесловием, ложью он брезгует гордо — он прав! Зачахнув, душа умирает, бездельем пустым занята; Ее каждодневная пытка — насмешка, вранье, суета… Душа, оживленная правдой, играет, свободно дыша, Становится нрав человека прекрасен и мил, как душа! Насилие брось и подругой себе справедливость бери, А те, кто вершить не боятся неправедный суд, — дикари. Чужой тебе нужен достаток, отрады не видишь в ином… Доколе тебе упиваться насилия черным вином. Из этой обители хрупкой какое добро заберешь? Понравился шелковый саван, — холщовый тебе нехорош. Ты, коль других не стыдишься, — себя самого постыдись: Не люди — собаки бесстыдны, взглянуть не могущие ввысь!

ЖАДНОСТЬ И НИЗОСТЬ

По ногам опутан ты, поскольку жадно пожелал чего-нибудь, Жадность ты от рук отмой без спора, — выйдешь на свободный, чистый путь. Алчно и угрюмо не гляди ты на принадлежащее другим: Имя потеряет именитый, ежели он жадностью томим. Желтые всегда у алчных лица, сытому желудку вопреки; Алчности, — кто мужеством гордится, — голову скорее отсеки! В жизни затруднение любое легким, я советую, сочти — Так преодолеешь легче вдвое непреодолимое почти! Иве подражаешь ты плакучей, — каждый ей тревожен ветерок… Солнце и луна — пример получше: нам невозмутимости урок. Будь на этом поприще достоин мужественных воинов в бою: Враг твой — вожделение, ты — воин, в твердость мы поверили твою. Коркою будь сыт, — но на свободе; в рубище, — но истинной красы. Счастья нет у тех, чьи по моде кольцами закручены усы! Жадный, — ты унижен, как собака. Кто не поиграл твоей судьбой? Жадность от себя отринь, тогда ты будешь властелином над собой!

ДВУЛИЧИЕ

Слова, которые пошли с делами врозь И жизнь в которые вдохнуть не удалось, На дыню «дастамбуй» похожи, как ни грустно: Она — красавица, душиста, но безвкусна… Благоразумному указываю путь: Игральным шариком иль мячиком не будь! Польстив играющим, в низкопоклонстве пылком Мяч обращен ко всем лицом, а не затылком. А ты не сей того, что пожинать не рад, Те не болтай слова, что самому претят.

ЯЗЫК

Прекрасен рот. Но в логовище рта Беда для человека заперта. Язык его таит и зло и грех. Молчанье — вот сокровище для всех! Но коли речь не можешь устеречь, Так пусть добром твоя блистает речь. Слова любви — как золото зари… Такое, если можешь, говори! Но слово зла скатится с языка,— Гони его, как беркут бирюка!

КАСЫДЫ, ФРАГМЕНТЫ, АФОРИ3МЫ

О РАЗУМЕ И ПРОСВЕЩЕНИИ

Для коня красноречия круг беговой — Это внутренний твой кругозор бытия. Кто же всадник? — Душа. Разум сделай уздой, Мысль — привычным седлом, и победа твоя. Но позор, если круг беговой не широк,— Пред судом ездоков не срами скакуна. Не годится по узкой арене скакать, Что не только коням — жеребятам тесна. Знай, в поэзии лучших наездников нет, Чем арабы, а Греции древней сыны Медицину избрали ареной своей, В чародействе индусские люди сильны. Математика, музыка — римлян удел, Власть Китая в искусстве рисунка тверда, Но искусней художников свет не видал, Чем багдадские мастера, никогда. Так, по складу характера, ищет один Содержание скрытое видимых тел, А другой — безусловную ценность вещей, Дорогого, дешевого точный раздел. И на каждой из названных мною дорог Превосходные, право, наездники есть, И немало испытанных в деле мужей Охраняют высокого опыта честь. Кто открыл, что Юпитер, и Марс, и Луна У горящего Солнца заимствуют свет. Что моря, и пустыни, и горы Земли Держит воздух — иного фундамента нет. Или горьким растением «мироболан» Огневицу кому врачевать удалось. Где — в Китае — ревень, или в Риме самом Против рези желудочной средство нашлось. Кто был первым, кто римскую краску добыл, С желтой серой дрожащую ртуть сочетав. Кто сказал, что спасенье для гаснущих глаз Исфаханского горного камня состав. Кем назначено, что бадахшанский рубин Йеменского сердолика ценней. Разве менее красен, чем лал, сердолик. Так откуда ж неравенство этих камней… В суть явлений глазами ума загляни: Лишь для них проницаема жизни кора. Ты глаза свои много лечил, человек,— Очи разума разве лечить не пора? То, что скрыто от наших телесных очей, Открывается ясному взору ума. Разум — яхонт, а сердце живое — руда, Рудником же душа да послужит сама. Только разум все лучшие блага души Философскому камню подобно творит: Он — исток справедливости и доброты, Милосердию учит и счастье дарит. Страж бескрылого, темного тела — душа: Благородная — тело она бережет, Но не разум ли душу спасает твою Из мирского зиндана — темницы забот. Разум — тайный посланец к тебе, человек: Неспроста поселился он в сердце твоем… Как разведчик — о множестве тайных вещей Вопрошает, оставшись с тобою вдвоем. Это схоже, мол, с тем, а не схоже с другим — Почему? А вот это похоже на то… Строй вселенной был в первое время какой? И за гранью вселенной крутящейся что? Если скажешь: вселенной крутящейся вне Лишь пустая, бездонная есть глубина,— Объясни: относительно к той глубине, Где вселенная? Движется ли она? Предположим, доподлинно знает о том Бог вертящейся нашей вселенной один, Разрушающий и созидающий бог, Всех развалин и добрых начал господин. Предположим, он миру поставил ислам, Почему же он так оборудовал мир, Если знал, что в познании смысла вещей Мусульманина будет превыше кафир. Не хочу я в твои аргументы вникать, Что «пророк и учитель такой-то изрек». Ведь в науках другие народы сильны, Разве ты — не рожденный с умом человек. Изучай, познавай, не пугаясь преград: Познающему — трудное станет легко; Доказательства сделай кольчугой своей, Аргументы, как щит, подними высоко! Мягким словом осилишь невежду — врага: Дождь долбил полегонечку каменный склон. Речь премудрых должна быть метка, недолга Стал «Сахбоном» отец лаконизма Сахбон. В сто ман весом — ты разве не видел — броню Острый камешек боя пронзает насквозь. Ты познанием разум острей отточи, Так Лукману напутствовать сына пришлось…

ЧЕМ ЛОТОС ГОЛУБОЙ ВИНОВЕН…

Чем лотос голубой виновен, — чем небосвод лазурный плох. Ты, обвинитель, голословен, — упрямец к разуму оглох! Нет, небосвод тобой не занят! Ему земное не под стать… Познавший истину не станет незнающего упрекать. Скинь со спины поклажу долга, по чести действовать учась. Зачем откладывать надолго? Срок правосудию — сейчас! Как счастья выпросишь у неба и счет предъявишь бытию, Когда во мрак уводишь слепо звезду счастливую свою. О человек! Ты разве ликом подобен ангелу? — Отнюдь! В благотворении великом подобен ангелу пребудь. В новруза день благоуханный в степи ты видишь неспроста, Как распускаются тюльпаны, и каждый — яркая звезда! Тюльпан блистающий, ликуя, звезде подобен почему? — Он принял форму не другую, а ту, что надобна ему. А ты, разумный, почему же не подражаешь тем, кто прав, И образы берешь похуже, высоконравных не признав? Нарцисса золото червонно и серебро его бело,— Как Искандарова корона, земли созданье расцвело! И померанец благовонный подобен царскому венцу,— Плодами, цветом, пышной кроной он славе цезарской к лицу. По гордый тополь жаждал славы и свысока на мир глядел,— Он прогадал — сереброглавый: ему — бесплодия удел. А ты, — когда венцом господства твоя прельстилась голова,— Ищи с достойнейшими сходства, пойди в учение сперва! Дерев бесплодных древесину сожгут, и кончено для них. И в том бесплодие повинно, — судеб не может быть иных. Но если знание завяжет плоды на дереве твоем, Тебе и небо честь окажет: в плодах мы солнце познаем. Не ошибись, о брат, считая труд стихотворца баловством! Затея, думаешь, простая писать о сложном и простом. Ремесла праведные эти благой указывают путь: Тебе на том — не здешнем — свете за них причтется что-нибудь Занятия почтенны эти, благоразумен книжный труд: За них на том — не здешнем — свете подарки сладостные ждут. Но если, добрый мастер слова, ты стихотворцем вздумал стать, Ты не завидуй, что другому — быть музыкантом благодать! Где восседать певцу в обычай, тебе не место ни на миг, Не похваляйся глоткой бычьей, укороти-ка свой язык!.. Но есть опасность и другая… Доколе будешь ты опять, Тысячекратно повторяя, «тюльпан» и «пальму» восхвалять. «Явитесь, розовые щеки и стан красавицы, скорей! Луноподобный лик жестокий и амбра черная кудрей!» Так льешь потоки славословий на мир невежества и зла — На тех, кто всюду наготове творить бесчинства без числа! Нам всем их прихоти знакомы, — так для чего тебе, скажи, Стихами прославлять законы корыстолюбия и лжи. Обманов бездну не измеря, ты, очевидно, слишком прост! Ложь — достояние безверья, бесчестьем пущенное в рост. Невежд учение излечит. А я… Я — тот, благодари, Кто перед свиньями не мечет свой жемчуг, о язык «дари»!