Ирландский трон
Шрифт:
— Я должна увидеть его, — шепчу я. — Пожалуйста. Мне нужно.
Я могу сказать, что ни одна из них не считает это хорошей идеей, но Мэгги в конце концов сдается и зовет медсестру с инвалидным креслом. После долгих препирательств, проверки моих жизненных показателей и определения, действительно ли я достаточно окрепла, чтобы меня отцепили и позволили отвезти в палату Коннора, им троим удается осторожно усадить меня в кресло. Независимо от того, насколько они осторожны, каждая косточка и мышца в моем теле кричат в знак протеста, но мне все равно. Мне нужно увидеть Коннора, и он должен услышать новости из моих уст, прежде чем медсестры или кто-либо другой получит возможность рассказать ему.
Я медленно спускаюсь в его палату, и в тот момент, когда я вижу его лежащим на больничной койке, меня захлестывает волна осознания всего, что я могла потерять. Я чувствовала это раньше, когда видела, как он падает с пожарной лестницы, убегая с горящего склада, но это ощущение еще более непосредственное, более реальное.
Я могла потерять его навсегда. Я могла умереть, и наша история могла закончиться здесь. Я люблю его, думаю я, эмоции захлестывают меня, когда я вкатываюсь в его комнату, и на звук открывающейся двери он поворачивает голову, глядя на меня. Я не уверена, что когда-нибудь забуду тот момент, когда глаза Коннора встречаются с моими, и он понимает, что я здесь. Они на мгновение расширяются, его губы приоткрываются, когда он втягивает воздух, и когда я подаюсь вперед, он тянется к моей руке, и я оказываюсь рядом.
— Сирша, — шепчет он, его широкая рука сжимает мою. — Я думал, что потерял тебя.
— Я думала, что потеряла тебя, — выдавливаю я, сдерживая слезы. — Я даже не знала, что произошло, пока не проснулась, и Катерина… — Я вижу бинты на его груди и плече, чувствуя сильную пульсирующую боль при мысли о том, как близко он, должно быть, был к смерти. — Тебе больно?
— Ну, это не очень приятно, — говорит Коннор с кривой полуулыбкой. — Но я буду жить, и это самое главное. Сначала я не был уверен в этом.
— Звучит так, будто никто не был. — Я крепче сжимаю его руку. — Мы только что помирились. Ты не можешь умереть сейчас, это несправедливо.
— Что ж, к счастью, они не попали в сердце. Задели другую сторону. — Говорит Коннор, все еще криво улыбаясь, когда протягивает руку, чтобы похлопать себя по правой стороне груди. — Я удивлен, что они вообще знали мой маршрут, раз пришли за мной вот так.
Я сразу понимаю, к чему он клонит.
— Ты думаешь, это тот же человек, который мог поджечь склад и украсть что-то из твоих товаров?
Коннор кивает.
— У меня нет доказательств. Но Джейкоб и Квинт будут заняты на работе, добывая эти доказательства. Я думаю, это связано… по-другому это не имеет смысла. Я пережил пожар, поэтому они решили разобраться со мной более прямолинейно. Но меня трудно убить. — Он похлопывает меня по руке. — Не волнуйся, Сирша, ты застряла замужем за мной надолго.
— Меня это устраивает, — уверяю я его, вцепляясь в его руку так же крепко, как он в мою. — Что, если это дело рук Лиама? — Мягко спрашиваю я, зная, что это нужно сказать, какой бы ужасной ни была идея.
Коннор качает головой.
— Это не так. Он бы так не поступил. Я не поверю в это ни на секунду. Возможно, кто-то, кто считает себя на его стороне. Но он бы не стал так действовать.
— Надеюсь, ты прав, — бормочу я. — Я тоже не могу представить, чтобы он это сделал.
Мы сидим так мгновение, его рука сжата в моей, а затем я смотрю на него с сердцем, готовым выскочить из груди, не в силах сдерживать его ни секундой дольше.
— Коннор, — шепчу я, переплетая свои пальцы с его. — Я должна тебе кое-что сказать.
Он поворачивает голову ко мне, его голубые глаза ищут мои, и я чувствую, что комната сужается до нас двоих, все остальное исчезает. Это все, чего я хотела, это ощущение, что это мы и никто другой: любовники, партнеры, муж и жена, вопреки всему, что может когда-либо случиться с нами.
— Я беременна, — шепчу я и вижу, как на мгновение расширяются его глаза, прежде чем счастье заливает его лицо, и он притягивает меня ближе, передвигая мой стул по кафельному полу, когда тянет меня за руку, одной рукой касаясь моей щеки.
— Ты уверена? — Спрашивает он, и я киваю, сдерживая слезы.
— Я уверена. И ребенок в безопасности. — Я прижимаю свободную руку к животу, глядя ему в глаза. Пока ничего не изменилось, мое тело чувствует себя так же, как всегда, но я чувствую, что во мне все равно что-то меняется. — Мы собираемся стать родителями, Коннор.
Его глаза тоже сияют, и он обхватывает мое лицо своей широкой ладонью.
— Я бы хотел, чтобы мы сейчас не были в больнице, оба настолько изранены, что я не могу ни прикоснуться, ни поцеловать тебя как следует, — хрипло говорит он. — Но я так чертовски рад, что мы узнали об этом после ...
— После того, как между нами все изменилось, — заканчиваю я, мои глаза наполняются слезами. — Я тоже. Теперь все по-другому.
— Я собираюсь поговорить с Лиамом, — обещает Коннор. — Как только я выйду отсюда. Мы все начнем сначала, Сирша. Я обещаю. — Его большой палец нежно скользит по моей скуле. — Я люблю тебя, — бормочет он. — Когда я почувствовал боль от пули, когда я упал, моя последняя мысль была о тебе. Последним моим сожалением было то, что так много нашего времени было потрачено на борьбу друг с другом вместо того, чтобы видеть, как хорошо нам вместе. Я не собираюсь повторять ту же ошибку снова.
— Я тоже, — обещаю я в ответ, все еще цепляясь за его руку. — Я тоже люблю тебя, Коннор. Всегда.
Он улыбается мне, и мы долго сидим в тишине, радуясь просто тому, что после всего мы живы и вместе.
Все, что теперь осталось, это вернуться домой.
22
КОННОР
Время, которое мне требуется, чтобы вернуться домой с Сиршей, кажется бесконечным. Я чувствую беспокойство и взволнованность в больнице, беспокоюсь за свою безопасность и за ее, даже несмотря на постоянную охрану, обеспечиваемую Джейкобом и моими людьми, которые регулярно сменяются, так что кажется, что они просто сливаются с остальными людьми, с тревогой ожидающими в больничных коридорах. Я знаю, что для заживления требуется время, и больше всего на свете я хочу быть уверенным, что Сирша и наш малыш в безопасности, прежде чем выйду. Но быть запертым на больничной койке, когда нечего делать и нет другого способа двигаться вперед, кроме как отдохнуть, сейчас бесит больше, чем когда-либо.