Irresistible
Шрифт:
– Неплохая идея.
– У нее столько идей о том, как провести зимние вечера, расширяя кругозор и укрепляя здоровье. И она все время говорит мне о пенсии. Хочет больше путешествовать. Он покачал головой, провел рукой по своим серебристым волосам.
– Теперь на ее стороне Хлоя и Эйприл. Они все объединились против меня. Пытаются выгнать меня.
Я засмеялся.
– Я не знал об этом.
– Это правда. Вот увидишь, - ворчал он.
– Твои дочери вырастут и будут против тебя, Мак. Они кажутся такими милыми и невинными, держат тебя за руку,
– Это происходит вот так.
Я уже мог увидеть, как это происходит с моими детьми, поэтому я знал, что он прав.
– Да. Время движется слишком быстро.
Сойер снова вздохнул.
– Это точно. И я полагаю, что ты должен максимально использовать то время, которое у тебя есть.
Я посмотрела на него с беспокойством.
– У тебя все в порядке со здоровьем?
Он пренебрежительно махнул рукой.
– Да, у меня есть некоторые проблемы с давлением, и старое сердце понемногу изнашивается, но ничего такого, серьезного.
– Это хорошо.
Он оглядел мой кабинет, и тишина стала немного неловкой. Знал ли он о нас с Фрэнни? Знал ли он, что все кончено? Я чувствовал, что должен извиниться перед ним, что воспользовался его доверием и щедростью. Я пытался придумать, как выплеснуть это из души, когда он снова заговорил.
– Знаешь, Мак, ты для нас как член семьи. Он поднял фотографию меня и девочек, на которую я смотрел раньше, и положил ее себе на колени.
Его добрые слова были для меня как удар в живот.
– Спасибо, сэр.
– И я надеюсь, ты знаешь, что тебе здесь всегда рады.
– Спасибо. Я... Я прочистил горло. Я очень рад быть частью этой команды.
Он поднял на меня глаза.
– Это больше, чем команда.
Я кивнул. В горле пересохло, я не мог говорить.
Положив фотографию обратно на стол, он сказал: - У меня никогда не было сыновей, и мой зять бывает здесь нечасто, так что если ты захочешь поехать на рыбалку, охоту или еще куда-нибудь, дай мне знать. Если я немного сбавлю темп, у меня появится свободное время. Я бы хотел заполнить его тем, что мне нравится, проводя время с людьми, которые мне дороги.
– Звучит как план.
Я попытался улыбнуться, но чувствовал себя дерьмово. Я не заслуживал его доброты после того, что я сделал с Фрэнни. Я не заслужил, чтобы он называл меня семьей, предлагал поехать со мной на рыбалку или считал меня приемным сыном. Неужели это был его способ сказать мне, что он не против отношений между мной и его дочерью? Черт возьми, я этого не заслужил! Мне почти хотелось, чтобы он набросился на меня с красным лицом в гневе, с яростью говоря о том, что я не могу так с ней обращаться и это не сойдет мне с рук. Мне хотелось, чтобы он ударил меня.
Я приехал домой на взводе. Фрэнни едва взглянула на меня, прежде чем обнять детей на прощание и исчезнуть в прихожей, чтобы надеть сапоги
– Ты сказала им что-нибудь о том, что не вернешься? спросил я.
– Нет. Она натянула сапоги.
– Ты сказал мне не делать этого.
– Я знаю. Я скажу им сегодня вечером. Я сегодня разговаривала с агентством. Они сказали, что найти няню на замену к следующей неделе не составит труда.
– Хорошо.
Она застегнула куртку и надела шапку. Сегодня она снова заплела волосы в косички, и почему-то от этого мне стало еще грустнее. Я больше никогда не почувствую запах ее волос. Не буду расчесывать их. Не увижу, как они рассыпаются по моей подушке, свисают над моей грудью, каскадом спускаются по ее обнаженной спине.
Я засунул руки в карманы, мое сердце болело.
– Тогда, наверное, увидимся.
Она едва взглянула на меня, прежде чем выйти, закрыв за собой дверь. Несколько сумасшедших секунд я пытался придумать какую-нибудь причину, любую причину, чтобы побежать за ней, задержать ее здесь еще немного. Но я не смог.
Вместо этого я пошел в гостиную, отодвинул занавеску и выглянул в окно, наблюдая, как она садится в машину. Она завела двигатель, но не тронулась сразу. Я подумал, может быть, она разговаривает по телефону или пишет кому-то сообщение, но потом она опустила лицо в руки, и я понял, что она плачет.
Моя грудь словно разделилась на две части.
– Папа, что ты делаешь?
– спросила Фелисити, подойдя ко мне сзади.
– Ничего, - ответил я, позволяя занавеске снова опуститься на место.
– Нет, ты смотришь на Фрэнни, - сказала она, запрыгивая на диван и снова отодвигая занавеску. Затем она задохнулась от удивления.
– О, она плачет!
– Она плачет? Тут же две другие девочки запрыгнули на диван и повернули шеи, чтобы лучше видеть.
Я отдернул занавеску перед ними.
– Я не знаю.
– Она плачет, я вижу, - сказала Милли.
– Мы должны пойти к ней. Вдруг ей нужна помощь?
– Нет! крикнул я.
– Оставьте ее в покое!
Все три девочки удивленно посмотрели на меня.
Я провел рукой по волосам и понизила голос.
– Иногда взрослым бывает грустно. С Фрэнни все в порядке.
– Откуда ты знаешь? упорствовала Милли.
– Она ничего не говорила нам о том, что ей грустно.
– Потому что я знаю, - огрызнулся я. Я подумал о ее добром, доверчивом отце и его добрых словах в мой адрес сегодня и почувствовала себя еще хуже.
– Это ты заставил ее грустить? спросила Уинни, ее тон был обвиняющим.
– Ты на нее накричала? Когда ты кричишь на меня, мне становится грустно.
– Мне тоже, - добавила Фелисити.
– А ты много кричала на этой неделе.
– Почему ты накричала на Фрэнни? Милли скрестила руки на груди.
– Мы любим Фрэнни. Ты должен извиниться. Ты, наверное, напугала ее!
– Ради всего святого, Милли, я не кричал на Фрэнни!
– Теперь ты кричишь на меня.
– Нет, не кричу! крикнул я.