Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона
Шрифт:
M-me Rageot
10, rue Massenet (<Paris>16)
Rageot – фамилия дочери Шестовых, Татьяны, по второму мужу. По-видимому, Анна Елеазаровна писала это конфиденциальное письмо из ее дома и для возможного ответа дала ее адрес.
3. Датируется по контексту.
4. Автор письма, по-видимому, ошибается: никаких новых книг у Шестова в это время не выходило, см. прим. 5 к след. письму.
5. Речь идет о смерти матери Шестова и Фани Исааковны – Анны Григорьевны Шварцман (см. прим. 2 к письму 1, от 7 сентября 1923 г.), которой не стало 13 марта.
6. Ловцкие вернулись из Палестины, которую они посетили по приглашению Эйтингона.
62
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ
22/IV. [1] <19>34
19. Rue Alfred Laurant
Boulogne s/Seine
Дорогой Макс Ефимович!
Большое спасибо и Вам и Мирре
Гитлер и будущая Германия, поработившая силой Европу. В такой Германии, в которой все думают, как Метнер, действительно жить нельзя.
Относительно моей поездки в Палестину – я, признаться, не совсем разделяю Ваш оптимизм. Если судить по тому, как устраивалась моя поездка 8 лет тому назад, то, пожалуй, можно было бы еще определеннее выразиться. Да и вообще за мою долгую литературную жизнь я успел достаточно убедиться, до какой степени евреи равнодушны к тому, что я думаю. И я боюсь, что в Палестине теперь, как и 8 лет тому назад, захотят, чтоб я «завоевал» себе право обращаться со своим словом к слушателям. А Вы ведь знаете, как мало я всегда был (а теперь тем паче) расположен делать такого рода завоевания. Впрочем, лучше не будем загадывать вперед. И при том Вам, когда Вы будете на месте, все виднее будет. Побывать в Палестине очень бы хотелось, очень бы тоже был рад Вас и Мирру Яковлевну повидать. Но удастся ли – одному Богу известно. [4]
У нас новостей особых нет. Послал Вам и Ф<ане> И<сааковне> свои две небольших статьи. [5] Любопытная была у меня переписка с Бубером по поводу моей статьи о нем. [6] Когда увидимся, расскажу. Теперь он приезжает (в самом начале апреля) в Париж: вероятно, разговор будет еще любопытнее.
Вот, подумал я сейчас, его бы следовало пригласить в Палестину: он мог бы читать доклады и по-еврейски. Я говорил о нем с французами-евреями. Его ценят на словах очень, но до сих пор его ни разу в Париж евреи не звали, и теперь он приезжает по приглашению Desjardin<s>’a… [7]
Всего Вам доброго. Сердечный привет Мирре Яковлевне и Фанни Исааковне. Анна Елеазаровна тоже шлет всем Вам нежные свои поцелуи.
Ваш Шестов
1. По-видимому, Шестов ошибся, и вместо третьего месяца (марта) указал четвертый (апрель): между тем в самом письме он пишет, что Бубер приезжает в Париж «в самом начале апреля», что полностью соответствовало действительности, см. в кн. Барановой-Шестовой, II: 126.
2. Эмилий Карлович Метнер (1872–1936), публицист, издатель, литературный и музыкальный критик; старший брат композитора Николая Карловича Метнера (1880–1951). В 1914 г., познакомившись с К. Юнгом, проникся психоаналитическими идеями и стал одним из его ближайших единомышленников и друзей. Горячо разделял расовые теории и высоко почитал Гитлера и Муссолини, которые сделались для него культовыми фигурами в политике и в духовном творчестве.
3. Рефрен из известной немецкой песни (Deutschlandlied): «Германия, Германия, превыше всего»; песня сложилась в результате того, что поэт А.Х. Хофман фон Фалерслебен в 1841 г. положил свое лирическое стихотворение Das Lied der Deutschen на мелодию Й. Хайдна, написанную за полвека до этого как гимн на рождение австрийского императора Франца II.
4. Месяцем позже (если только он вновь не ошибся и письмо не написано в тот же день, 22 марта) Шестов писал в Палестину Мандельбергам – своей сестре Елизавете Исааковне (1873–1943) и ее мужу Льву Евсеевичу:
Очень, конечно, было грустно, что вас не было с нами в это время <когда умерла Анна Григорьевна, см. прим. 4 к предыд. письму>. Но что можно поделать? Вызывать вас из такого далека мы не решались.
Знали, что трудно – но приходилось мириться. Теперь вообще такие времена, что постоянно приходится мириться с тем, с чем мириться не хотелось бы. Вот и мы столько лет не виделись – никак не выходило ни нам приехать к вам, ни вам к нам. Начались было – лет 8 тому назад переговоры у меня с сионистами, но ничего они, кроме беготни по разным учреждениям <не дали>: мне с евреями не везет. Теперь я получил письмо от доктора Эйтингона, переехавшего из Берлина в Иерусалим. Он пишет, что возобновит переговоры, и выражает полную уверенность, что меня пригласят в Палестину. Д-р Эйтингон человек энергичный и, кажется, со связями в сионистских кругах – при том, в этом я не сомневаюсь, он в самом деле сделает все от него зависящее, чтобы добиться моего приезда (БарановаШестова, II: 125–26).
5. Трудно с определенностью сказать, о каких именно двух статьях говорит Шестов – к этому времени у него вышло несколько относительно новых, но если ориентироваться на его слова о «небольшом» объеме, то скорей всего это были: Мартин Бубер, опубликованная в июньской книжке журнала Путь (1933, № 39, сс. 67–77), имевшая переводную французскую версию (пер. Б. Шлецера), напечатанную в Revue philosophique de la France et de l’'etranger (1933, n 11/12, novembre-d'ecembre, pp. 430–42) (позднее эта статья в переводе H. Ruoff вышла по-немецки в журнале Orient und Occident (1934, n 17, pp. 38–45)), и Гегель или Иов? По поводу экзистенциальной философии Киргегарда, которая появилась в том же Пути (1934, № 42, январьмарт, сс. 88–93).
6. См. предыд. прим.
7. О П. Дежардене см. прим. 3 к письму 1, от 7 сентября 1923 г.
63
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ
10/II. <19>35
Boulogne s/Seine
19. Rue Alfred Laurant
Дорогой Макс Ефимович!
Получил Ваше письмо и Вашу телеграмму и, прежде всего, большое спасибо Вам за Ваши хлопоты. Очевидно, если мне суждено побывать в Палестине, то только благодаря Вам и что если бы не Вы, то вновь начавшиеся переговоры оказались бы столь же безрезультатными, как и те, которые велись несколько лет тому назад. [1] Очень тоже я рад, что Вы соглашаетесь отложить мой приезд до осени. Теперь мне выяснилось, что раньше приехать я и все равно не мог бы. В этом году Пасха поздняя, и я кончаю свой курс только 15-го апреля. Кроме того, у меня сейчас очень много работы – я должен сдать свою статью Афины и Иерусалим (по поводу Жильсоновской книги) [2] до отъезда, и теперь я так занят, что не могу подготовляться к лекциям, которые нужно будет читать у вас. Да и вообще – уже так мало даже до Пасхи осталось времени, а мы еще ни о чем не сговорились. Начиная же с апреля, я буду более свободен, у нас будет достаточно времени, чтобы все выяснить без спешки, и я смогу подготовиться как следует.
Что же касается до Вашей идеи о том, что было бы хорошо, если бы я мог прочесть лекцию или лекции о Маймониде, то, бесспорно, вообще говоря, это была бы очень подходящая тема в виду того, что в этом году исполняется 800 лет со дня его рождения. [3] Но – есть даже целых два «но», и одно увесистее другого. Первое – я Маймонида никогда не изучал, знаю его только из истории философии и знаю очень слабо, как и других еврейских и арабских философов средневековья. Несомненно, он был очень выдающимся мыслителем, но именно потому говорить о нем, не вдумавшись в него и не изучивши его, как следует, нельзя. А, кроме того, я никогда не умел говорить о том, что узнал из вторых рук. Для того же, чтобы изучить Маймонида, нужно время и работа, и за два, три месяца, оставшихся до конца учебного года после Пасхи (до Пасхи – я буду всецело поглощен заканчиваемой мной работой), я ничего не успею приготовить. Второе «но» – Маймонид был, если не всецело, то почти всецело, во власти идей Аристотеля, и есть даже все основания думать, что благодаря ему (не ему одному, конечно – тут арабы тоже очень замешаны) схоластика променяла на Афины Иерусалим. Молчать об этом – говоря о Маймониде, нельзя. Говорить об этом в юбилейной речи – тоже нельзя. Мое положение же становится особенно трудным именно в виду того, что, как Вы знаете, я всегда самым решительным образом выступал против Аристотеля. В той работе по средневековью, которую я теперь заканчиваю, Аристотель для меня представитель Афин, борющихся не на жизнь, а на смерть с Иерусалимом. Вы видите, что при таких условиях мне никак нельзя браться говорить о Маймониде. Я хотел бы прочесть три лекции в Тель-Авиве на такую тему: Киргегард и экзистенциальная философия с подзаголовком Авраам и Сократ. А если еще в Иерусалиме нужно читать – то, может быть, прочесть по-немецки первую часть Скованного Парменида – как я читал в «Kant-Gesellsch<aft>». [4] Тут тема та же: о вере, как об источнике истины. А что доклад уже читан – вряд ли кому это помешает: наверное, никто не вспомнит.