Исцеление сердца
Шрифт:
— Ты любишь ее, — сказала Бренна, словно заканчивая начатое предложение.
Он не знал и сам, что именно хотел сказать, но это была правда.
— Да. От всего сердца. И я причинил ей боль. Я знаю.
— Я сомневаюсь, что ты знаешь, насколько сильную.
— Я знаю о смерти ее братьев. Я не знаю, как она сможет простить меня за такое, и она, кажется, не хочет, чтобы я попытался заслужить прощение. Она ведь здесь, в Карлсе? Она не ищет меня.
Бренна долго на него смотрела. Она поднесла ребенка к другой груди, не обращая внимания на то, что сидит
— Я думаю, тебе стоит увидеться с ней. Она не хочет тебя видеть, она будет в ярости, но… последняя ваша встреча окончилась, когда ты выпустил кишки Тока на землю.
Леиф опустил голову, вспоминая тот ужас. Ток был молод и добр душой, храбрый и преданный воин. Но в хаосе той ночи Леиф сражался за свою жизнь так, как никто другой. Он бы убил или оказался убитым, и в ту ночь он сделал первое, чтобы спасти Вали и Бренна.
— Ты убивал наших друзей, Леиф.
Ее слова, сказанные мягко, без злости, сжали его сердце клещами.
— Ты знаешь, почему.
— Я знаю. Потому что услышала от тебя. Ты должен заставить и ее услышать. Я не знаю, сможет ли она простить тебя или хоть немного смягчиться, но я знаю, что с каждым днем она ожесточается. Она уже не та, что раньше. И, в конце концов, ей нужно новое последнее воспоминание о тебе.
— Не вмешивайся, Дева. Ольга знает, что делает, — вошедший в комнату Вали тут же встал между Леифом и Бренной.
— Уф! Перестань. Ты ведешь себя глупо, — резко сказала Бренна, и Леиф увидел, как она хлопнула мужа по бедру. — Садись. Поговорите, как взрослые люди и как друзья.
Вали сел, и Леиф увидел, что Бренна снова одета и держит дочь на руках.
Махнув рукой в сторону Бренны, указывая на место, где остался шрам от ошейника — темная, грубая кожа, Вали спросил его, видит ли он шрамы.
— А это? — он указал на шрам на своей голове. — Мужчина, которого Бренна зовет моим другом, сделал это.
— Вали. Пожалуйста, — голос Бренны звучал мягче. — Пожалуйста.
Но пламя гнева в глазах ее мужа не погасло.
Леиф провел целый долгий год, лелея свою вину и свое одиночество. Это время дало ему время понять и время увидеть путь.
— Вы оба умерли бы, если бы я не поступил так, как поступил. Теперь же ты — ярл, и у вас есть прекрасная дочь, и твоя жена жива. Эйк и Колдер оба погибли. Если бы я не сделал то, что сделал, я бы не спас вас. Разве твое будущее не стоит твоих шрамов?
— Как ты и сказал, ты нас спас. Но именно ты сидишь сейчас перед нами, цел и невредим.
С горьким смехом Леиф поднялся и сорвал с себя нагрудник.
— Я не невредим, мои раны могли убить меня. И они все еще болят. Но только один шрам ты можешь увидеть. Остальные — на моем сердце.
Он стащил доспех и тунику через голову, и Бренна ахнула. Но Леиф не смотрел на нее, он не отводил взгляда от Вали — и был награжден, когда в упрямых глазах друга блеснул огонь. Шрам, пересекающий его грудь, был толстым и плотным, злым и грубым.
— Это сделал топор Колдера.
Он думал, что последняя часть — это уже часть легенды, потому как после такого он бы явно не выжил, но рана была глубокой, а шрам — страшным.
— И ты убил Колдера, — сказала Бренна, понизив голос.
— Да. У меня остался один удар, и я нанес его. Я любил его, но убил. Потому что так было правильно, — Леиф уставился в лицо Вали. — Я твой друг, Вали. Мне жаль, что тебе пришлось страдать, но я спас тебя и заплатил свою цену. И я тоже много потерял. Я пожертвовал многим. Ради тебя.
Вали молчал.
Леиф надел тунику и поднял с пола доспех. Снова одевшись, он добавил:
— Я твой союзник навсегда и твой друг, но я не стану снова этого говорить. Я принес новости, которые хочу обсудить с тобой, когда в зале станет тише, и мы оба успокоимся. Может, завтра. Я не останусь надолго — только на день, чтобы все уладить, и потом мы отплывем. Где мне можно будет отдохнуть?
Бренна открыла рот, чтобы заговорить, но Вали опередил ее:
— Холмфрид покажет тебе дом неподалеку. Он небольшой, но там тепло и есть все необходимое.
— Спасибо, — Леиф развернулся и вышел.
~oOo~
Леиф был зол. Лежа в кровати, он кипел от гнева. С момента, как вся его жизнь перевернулась, он чувствовал многое — но никогда ощущал гнева. А теперь все внутри бурлило от злости.
Он пожалел, что не ударил Вали прямо в его хмурое лицо перед уходом — ему хотелось. Грозовой Волк вел себя так, словно Леиф пришел, чтобы отнять его жену и ребенка, словно дух Эйка вдруг вселился в Леифа и снова грозил разрушить все вокруг.
Ярл Карлсы, сидящий в длинном доме, с женой и ребенком, любимый своими людьми. Он вернулся в Карлсу, как герой. Он мог погибнуть в Эстландии, если бы не Леиф. Все они могли.
Леифу пришлось бороться за каждую каплю уважения среди своего народа. Он поднялся против своего собственного ярла и доказал право власти снова и снова. И он был один. Он отрекся от любви всей своей жизни.
А Вали все не мог его простить.
Так что хватит. Хватит умолять о прощении. Хватит пытаться вернуть дружбу. Хватит. Если Вали так легко отказался от его дружбы, может, он ее и вовсе не ценил.
Единственный человек, которому он был должен искупление, не мог даже выносить его присутствия.
Леиф откинул мех и поднялся. Очаг горел красным в темноте и почти уже погас, но ему не нужен был свет, он вырос в темноте, казалось, он всю жизнь должен будет прожить во мраке. Даже дома, в Гетланде, после успешного похода, он чувствовал внутри черную пустоту. Боль в ране беспокоила его, это правда, но было что-то глубже. Намного.
Он жил один — ни любви, ни детей, ни братьев. Его самые близкие люди были далеко, сердцем и телом. И дружба не могла восполнить пустоту.