Исцели меня
Шрифт:
— Посмотри на меня, — чуть хрипло прошептал он.
— София, — произношу я после очередной заминки, наконец, переводя взгляд на его лицо.
— Да я давно в курсе, что ты София, — насмешливо произносит Глеб.
— Обращаться ко мне надо — София. Соня — я только для близких.
— Ах, ты об этом, — лениво тянет он, чуть улыбаясь. — Ну, с этим у нас точно не будет проблем. В ближайшее время будем сближать всеми имеющимися способами.
— Со мной?
— С ее Величеством Софией, с кем же еще, — все так же, не скрывая иронии в голосе, произносит Глеб, а в следующую секунду я не успеваю вовремя отреагировать на то, как он ловко подносит руку к моему лицу и поддевает пальцем
— У тебя пальцы лишние?
— Ну, если только мизинец и на ноге, я вечно им задеваю мебель. В принципе, он не несет никакой функции. Его так уж и быть можешь чикнуть, но только после конкретного сближения. Типа, скрепим союз кровью. А на руках все пальцы придется оставить, в конце концов, это не пуговицы, их просто так не пришить, — оба синхронно переводим взгляд на мое платье, а точнее на пуговицы. Краска мгновенно приливает к лицу, когда картинки двухгодовалой давности всплывают перед глазами. Столько времени прошло, а вспоминать до сих пор стыдно. — На самом деле я очень рад тебя видеть, Соня. Очень, — вполне искренне и, я бы сказала, по-доброму произносит Бестужев, скользя по мне взглядом.
Фиксирует его на моих сцепленных в замок руках, и я в очередной раз не успеваю вовремя отреагировать на то, как он накрывает их своей ладонью. Дежавю, он всегда пытался до меня дотронуться. Но раньше это было как-то само собой разумеющееся, то руку подать, то под локоть взять, то стул пододвинуть, и как бы случайно коснуться при этом пальцами моей кожи, а сейчас «случайно» и «само собой разумеющееся» не катит от слова «совсем». Это уж как ни крути — специально. На счастье Бестужева, ладонь у него сухая и не горячая. Не знаю, чего он добивается этим жестом в данную минуту, но вести себя импульсивно и истерично при таком количестве людей, откровенно говоря — не хочется. И говорить мне с ним тоже не хочется. Своими разговорами он неоднократно портил мне жизнь, вряд ли сейчас что-то изменилось. При всей своей улыбчивости, невозмутимости и как бы доброжелательности, он тот еще поганец. Говорить с ним вообще опасно. Начнет стелить мягко, закончит так, что собеседнику в пору плакать. Вероятнее всего — это его особенность, вот так вести себя со всеми. А люди не меняются. Ну разве что, становятся только хуже. Оценивать каким он стал за минувшие два года — желания нет. Внешне он ничуть не изменился. Все такая же растительность на лице, которая по-прежнему прибавляет ему как минимум лет пять. Наверное, поэтому для меня он был всегда «стариком». А по факту — молодой мужчина. Сколько ему сейчас? Тридцать пять, если мне не изменяет память. Всего на пару лет старше Сережи. И такой же брюнет с голубыми глазами. Только до Сережи ему далеко. Точнее, слишком далеко. Надо бы пересилить себя и узнать зачем он на самом деле здесь находится, а не играть в гляделки, рассматривая детали внешности.
— Надержался? — наконец не выдерживаю я, когда он едва заметно, но все же начинает сжимать мои руки, проводя большим пальцем по коже.
— Нет, — невозмутимо бросает он. — Только не говори, что у нас какой-то лимит по времени.
— Я бы сказала, у меня лимит по терпению.
— Надо терпеть, Соня, надо, — вновь в его голосе прозвучали ироничные нотки.
— А тебе не надоело сидеть на корточках? Ноги не затекли?
— Твоими молитвами — нет.
— Пардон муа. Здрасте, — синхронно поднимаем головы на подошедшую к нам Дашу. Кажется, еще немного и у моей сестры польются слюни, от того как широко она держит открытым рот. — Глеб, а можно пригласить вас потанцевать? — сказать, что я обалдела — ничего не сказать. Четырнадцатилетняя малолетка приглашает на танец тридцатипятилетнего дяденьку. Мда… куда катится мир. — Ой, вы только не подумайте ничего такого, я бы хотела с вами в процессе танца кое о чем поговорить. А в этом кое-чем вы точно разбираетесь, — на одном дыхании пролепетала Даша, закусив напоследок губу. Господи…
— Дарья, если не ошибаюсь? — та кивает, улыбаясь в тридцать два зуба. — Не думаю, что это хорошая идея. Я предпочитаю танцевать с совершеннолетними особами, а то знаешь, мир сейчас такой злой и завистливый. Щелкнут бородатого дяденьку с девочкой на камеру, а потом наговорят и отвечай за то, чего не делал. Там в конце стола, напротив беседки, я видел шоколадный фонтан, вот ты лучше туда иди, зачерпни ложкой и поешь.
— Вообще-то я пришла сказать, что папа просил вам передать, чтобы вы через несколько минут подошли в его кабинет, — обиженно произносит Даша. — А до этого мы бы все же могли потанцевать.
— Определенно могли, было бы желание, — Бестужев убирает свою ладонь с моих рук и привстает с корточек, возвышаясь над Дашей. — Но желания нет. Правда, мне бы хотелось поиграть с тобой в одну игру.
— Какую? — с неподдельным интересом спрашивает Даша. Одним словом — бестолочь. Сейчас тебя опустят ниже плинтуса.
— Ролевую.
— Ммм… а это как?
— Достаточно просто, — проведя пальцами по подбородку, чуть задумчиво произносит Бестужев. — Я притворяюсь, что ты мне нравишься, а ты идешь к папе и говоришь, чтобы он засунул свои желания куда подальше. И если ему что-то от меня надо, то он должен передвигать свои царские ноги ко мне сам. Поняла?
— Вообще-то нет, — скрестив руки на груди, недовольно бросает Даша. — Ну вы притворяетесь, что я вам нравлюсь, это роль. А какова моя роль, если уж мы играем?
— Как это какая? Роль гонца. Ты гонец, Даша. Вот тебе и роль. Иди к папе, гонец.
Да, не буду лукавить, то, что Дашу чуточку осадили — мне безусловно нравится. Но сам факт пренебрежительного отношения к папе, какими бы наши с ним отношения ни были, мне не нравится. В конце концов, он наш гость, даже если папа что-то ему и должен.
— Ладно, Соня, увидимся и поговорим чуть позже. У меня тут нарисовались важные дела.
— Наконец-то, — как можно равнодушнее бросаю я.
— Почаще репетируй перед зеркалом равнодушие. Фигово пока выходит.
— Мне есть чем заняться и без этого.
— Ну хорошо, что есть, — наклоняется ко мне и шепчет в ухо едва различимо. — Я приду к тебе в спальню. Ночью.
Резко приподнимается, не скрывая улыбки. А я, совершенно не стесняясь, показываю Бестужеву смачную фигу, еще и поигрываю большим пальцем.
— Вам этот жест понятен, Глеб, как вас там по отчеству? Или его надо тоже репетировать перед зеркалом?
— Нет. Здесь обойдемся без репетиции, — приподнимает вверх большой палец. Мол молодец, продолжай в том же духе. — Вспоминай мое отчество. Не вспомнишь — будем грешить до вступления в брак. Все, жди меня, и я вернусь, — очередное подмигивание и очень, очень-очень быстрые шаги в сторону танцующих гостей.
Сердце в очередной раз за несколько минут отбивает чечетку, когда я прокручиваю в голове его слова. Какой к чертям собачьим брак?!
— Сонь, все в порядке? — поднимаю голову на впереди стоящую Варю.
— В полном. О чем ты так долго говорила с папой?
— Долго? Да нет, пару минут, я в туалет бегала.
— Так о чем? — допытываюсь я, наблюдая за тем, как Бестужев берет какую-то женщину лет сорока под руку и ведет танцевать. Дела у него важные, ну-ну.
— Сказал, чтобы завтра я с тобой поехала в новую клинику на обследование.
— Начинается… Пошли отсюда. Точнее, блин, поехали к шоколадному фонтану.