Исчезновение Одиль
Шрифт:
Одиль видела ее только раз, когда они с матерью поехали на Монмартр, чтобы навестить ее. Квартира поражала чистотой, и нужно было ходить в войлочных шлепанцах, чтобы не запачкать натертый паркет.
Что бы она сказала своей тетке? А та, разве бы она не сообщила тут же ее родителям?
Смешно, что она подумала о тетке, в общем-то, совершенно незнакомом человеке, в такой момент. Если она откажется от своего замысла, не станет ли такой же, как та?
Одиль искала ночной ресторанчик, чтобы провести там часть ночи. Нельзя, чтобы там ее слишком хорошо знали, поскольку она опасалась повстречаться с разыскивавшим ее Бобом.
Кончилось тем, что она оказалась в «Червовом тузе». Какая-то женщина пела. Ей аккомпанировал гитарист. Девица с покрытыми лаком, но грязными ногтями спросила, что она желает выпить. Одиль заказала джин с водой.
Пристрастие к джину она переняла от одного из двух преподавателей, с которыми иногда встречалась в бистро.
Она подражала. Она всегда кому-нибудь подражала. У нее не было своего мнения. Она это сознавала. Тревогу вызывало то, что она очень хорошо себя знала, но ничего не могла с собой поделать.
Она смотрела на влюбленных, которые обхватили друг друга за талию и целовались. Рука мужчины лежала на груди у девушки, и ни его, ни ее не смущало, что на них пялились десятка два людей. А действительно ли на них пялились? Разве здесь не было все дозволено?
Ее соседями были двое довольно молодых мужчин, длинноволосых, в голубых джинсах.
— Вы кого-нибудь ждете, мадемуазель?
— Нет.
— В таком случае не хотите ли присоединиться с нам?
Они пили пиво. Она подошла к их столику.
— Что в вашем бокале?
— Джин.
— Выпейте его, чтобы можно было заказать вам еще.
Так она и сделала.
— Вы француженка?
— Нет.
У нее на губах уже проступала легкая улыбка.
— Бельгийка?
— Нет.
— Но вы говорите по-французски без акцента…
— У меня швейцарское гражданство.
— Из Женевы? Я дважды ездил в Женеву и один раз в Виллар, чтобы покататься там на лыжах.
— У моих родителей есть небольшое шале в Вилларе, и в детстве я ездила туда каждый год.
— Мы могли там повстречаться. А больше вы там не бывали?
— Родители еще ездят туда. Ну а я предпочитаю солнце и провожу каникулы на Средиземном море.
— Вы студентка?
— Да.
— В Париже?
Ей следовало быть осторожной, так как они могли оказаться студентами и тогда быстро распознают ее ложь.
— Нет. В Лозанне. Я приехала сюда на несколько дней.
Ей уже приходилось лгать таким образом раз десять, да что там десять раз пятьдесят. Она это делала не для того, чтобы набить себе цену, а потому, что правда была слишком сложной. В ее положении нельзя было говорить о каникулах, поскольку она весь год ничего не делала, разве что ходила в течение довольно короткого времени то на одни, то на другие курсы.
— Вы здесь уже бывали? Знаете усача?
Так он называл хозяина, потому что у того были огромные черные усы.
— Я тут впервые.
— Это немного похоже на лотерею. Бывают ударные вечера, а бывают и скучные. Все зависит от посетителей. Гитарист — не профессионал. Он приходит играть для собственного удовольствия. Певица тоже. Порой здесь собираются шесть-семь музыкантов. Хозяин-ловкач. Он разрешает играть. Даже когда здесь высаживается десант из полудюжины пьяных американцев, которые грозят все переломать. Вы хорошо знаете Париж?
— Я довольно часто сюда приезжала.
— С родителями?
— Только когда была маленькой. Уже давно я приезжаю сюда одна.
— И всегда на Левый берег?
— Да. Именно здесь я чувствую себя как дома. Я ни разу не была ни в Лувре, ни в каком другом музее. Ну, может, пару раз прогулялась по Елисейским полям.
— Нас таких довольно много.
— Вы тоже студенты?
— Мой друг Мартен родом из Нантера.
Она взглянула на него с некоторой долей восхищения.
— Ну а я готовлюсь к степени лиценциата по английскому и попробую затем защитить диссертацию.
Она не ожидала встретить в этом ресторанчике таких серьезных парней.
— У вас нет подружек?
— Порой они у нас бывают, но долго не задерживаются. Мы предпочитаем перемены. Полагаемся на случай.
— И приглашая меня за свой столик, вы приняли меня за один из таких случаев.
Они оба рассмеялись. Студент из Нантера выглядел совсем непривлекательным, но у второго был искренний, заразительный смех.
— Вы говорите по-английски?
— Нет. Я учила его полгода, и результаты оказались плачевными. Как и всякий раз, когда я за что-нибудь берусь.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что все, за что я ни берусь, проваливается самым жалким образом.
Она поймала себя на том, что тоже улыбается.
— На какой факультет вы записались?
— На филологический.
— Хотите стать преподавателем?
— Нет.
— Литературным критиком? Писательницей?
Она страшно удивилась, услышав свой собственный смех. Но разве она не была в центре внимания двух молодых людей? Ею занимались. Ее находили интересной. Она играла и едва ли сама сознавала, что лжет.
— У вас есть братья, сестры?
— Только брат.
— Старший?
— Он на четыре года старше меня.
— Тоже учится в университете?
— Да. Он зубрила.
— На каком факультете?
— Социология…
— Как и я, — сказал студент из Нантера. — На каком курсе?
— На третьем. Затем будет писать диссертацию.
— Я сейчас тоже пишу диссертацию.
Все это было банально и в то же время повышало настроение. Она не думала ни о себе, ни о своих планах. Они лениво болтали, и эта легкость успокаивала.