Исчезнувший оазис
Шрифт:
За сельской окраиной их ждал еще один поворот, теперь уже на проселочную, замусоренную и изрытую колеями дорогу. Фрея вцепилась в дверную ручку (машину подбрасывало на ухабах), рассеянно наблюдая, как зелень возделанной земли отступает перед пустыней, как сочно-зеленые тона растворяются в обжигающе-оранжевом и багрово-красном. Дорога петляла среди каменистых проплешин и песчаных дюн, пока не взобралась на низкую каменистую гряду, за которой вдруг открывалась пустыня. Фрея подалась вперед: боль утраты на миг стихла, таким захватывающим было зрелище — бескрайний океан песка, застывший в вечном движении. Волны барханов зарождались на нем мягкими наплывами, но у горизонта вздымались грозными валами, показывая острые гребни. В долине между краем пустыни и каменным выступом, откуда смотрела Фрея, маленький оазис с финиковой рощей и несколькими полями ярким пятном выделялся на фоне бесплодных пустошей.
— Дом доктор Алекс, — произнес Захир, сбавляя газ и указывая на белое пятнышко вдалеке, у зеленой опушки.
Фрея не смогла сдержать улыбки: очень уж дом подходил сестре. Наверное, она провела в нем счастливые годы.
— Красивый.
Захир хмыкнул, завел мотор и съехал с пригорка вниз, в долину. Они миновали внешние свежевспаханные поля, где по шоколадной земле вышагивали белые цапли, и очутились в оазисе. Теперь, когда до дома осталось немного, Фрея с интересом разглядывала окрестности, пока машина тряслась по песчаной колее. Со всех сторон дорогу обступили деревья, и солнце, просвечивая сквозь сплетения ветвей, расчерчивало землю паутинным узором из света и тени.
Вот позади остались плетеный загон для скота, стог сахарного тростника, прямоугольное гумно… В следующий миг из-за угла показалась груженная хворостом по-возка, запряженная ослом, и Захир, пропуская ее, съехал на обочину. Телегой правил смуглый жилистый старик в соломенной шляпе. Поравнявшись с машиной, он ухмыльнулся во весь беззубый рот, чуть не выронив сигарету.
— Это Махмуд Гаруб, — произнес Захир, как только телега скрылась из виду. — Плохой человек. Не говори с ним.
Он покосился на Фрею — очевидно, убедиться, что та вняла предупреждению, потом снова вырулил на дорогу и понесся вперед. Подлесок постепенно редел. Наконец машина подкатила к зарослям жакаранд, усыпанных сиреневыми цветами. На дальней опушке стоял дом Алекс — одноэтажный, белый, со спутниковой «тарелкой» на крыше и кустом бугенвиллеи у парадной двери. Захир притормозил, выбрался из машины и направился к порогу с сумкой Фреи в руках.
— Ты точно не ночевать в гостинице? — спросил он, отпирая дверь ключом, извлеченным из складок джеллабы. — У мой брата хороший гостиница в Мут.
Фрея поблагодарила его и добавила, что ей и здесь будет неплохо.
Захир пожал плечами, распахнул дверь и уронил сумку на пол.
— Прислуга носит еду, — сказал он. — Разогреть на плитке очень легко.
Он вручил Фрее ключи и продиктовал номер своего мобильного, который она тут же внесла в записную книжку.
— Не ходи роща без туфли, — предупредил Захир. — Много змей. И не говори Махмуд Гаруб. Очень плохой человек. Я приеду завтра в семь и половина, отвезу тебя к доктор Алекс на…
Он замолчал, как будто не хотел договаривать.
— На похороны, — продолжила Фрея. — Спасибо.
Они постояли молча. Захир переминался с ноги на ногу, словно собирался с духом для каких-то слов. Фрее хотелось побыть одной. Захир, видимо, проникся ее состоянием, кивнул и укатил к себе домой.
Едва «тойота» скрылась из виду, Фрея зашла в дом и закрыла дверь. Рев мотора постепенно затих, осталось только далекое пыхтение водяного насоса, на которое время от времени накладывался тихий шелест и скрип пальмовых ветвей.
В доме было прохладно, сумрачно. Фрея постояла в прихожей, радуясь тому, что ее оставили в покое, прошла через просторную гостиную и оказалась на веранде, выходящей на задний дворик, затененный огромной жакарандой. Отсюда открывался прекрасный вид на пустыню. В воздухе разливались ароматы цветов и апельсинов. Фрея невольно улыбнулась, представив, как сестра выходила сюда, но улыбка скоро сошла: в дальнем углу веранды стояло инвалидное кресло. Фрея вздрогнула, как если б увидела орудие пытки, и поспешила вернуться в дом.
К гостиной примыкали другие помещения — кухня, ванная, спальня, кабинет, кладовка. Фрея отправилась их осматривать. Никаких излишеств, будь то в мебели или в обстановке, она не увидела — Алекс терпеть не могла излишеств. Тем не менее трудно было представить хозяйкой кого-то другого, потому что характер сестры отразился во всем. Взять хотя бы коллекцию музыкальных дисков — Боуи, «Нирвана», Ричард Томпсон, ее любимые ноктюрны Шопена; карты на стенах, подписанные образцы минералов на каждом подоконнике. О сестре напоминал даже запах, незаметный для постороннего: Фрея выросла с этим ароматом и потому узнала без ошибки: дегтярное мыло, дезодорант «Шуэр» и легкая нотка духов «Самсара».
Спальню Фрея оставила напоследок. На крючке за дверью висела старая походная куртка — Боже, сколько ей лет? Фрея взяла ее в руки, прижалась лицом к вытертой замше, потом села на кровать. На прикроватной тумбочке лежали три книги: «Физика песка и пустынных дюн» Р.А. Бэгнольда, «Гробница Имти-Хентики в Гелиополе» Хассана Фадави (и с каких это пор Алекс увлеклась египтологией?) и до боли знакомый сборник стихотворений Уитмена «Листья травы» — обтрепанная, древняя книжица, принадлежавшая их отцу. Фотографий на столике тоже было три: одна — родительская, другая изображала какого-то темноволосого красавца ученого вида, в круглых очках и вельветовом пиджаке, а третья…
На снимке Фрея, смущенно улыбаясь, держала в руках высочайшую спортивную награду за скалолазание — «Золотой крюк», полученную в прошлом году. И как Алекс удалось раздобыть фотографию, один Бог знает! В уголке той же рамки спряталась еще одна карточка, крошечная, из фотокабинки, на которой они, совсем еще девчонки, корчили рожицы в объектив и смеялись. Фрея прижала ее к груди, глаза заволокло внезапно нахлынувшими слезами.
— Боже, Алекс, — прошептала она. — Мне так тебя не хватает!