Исчезнувший принц
Шрифт:
Марко, лежа на своем шишковатом матрасе, почти слышал стук сердца, думая об этом. Да, еще прежде чем он подойдет к незнакомцу, надо как следует его разглядеть. Надо знать точно, что это действительно тот самый, нужный ему человек. Игра, которую он сам себе придумал и в которую так давно играл, стараясь запоминать места и лица ясно и в подробностях, оказалась замечательным способом тренировать память. Если бы он умел и рисовать, то сейчас бы, несомненно, набросал это умное лицо с орлиным профилем и острым, пронзительным взглядом, выразительно очерченным и крепко сжатым ртом, который был создан словно для того, чтобы
вечно
Марко вскочил с кровати, подошел к столу около окна, где лежали бумага и карандаш. Свет уличного фонаря был достаточно ярок, чтобы он видел, что делает.
Встав на одно колено около стола, Марко начал рисовать. Примерно двадцать минут он рисовал, не отрываясь, и уже разорвал два или три неудачных наброска. Пусть рисунок неуклюж, главное, передать тот значительный взгляд, умный, без хитрости, исполненный чувства собственного достоинства. Было нетрудно нарисовать выразительные, аристократические черты. Лицо обычное, не с таким резко выраженным профилем, нарисовать было бы даже труднее. Марко изо всех сил старался передать каждую черту внешности, которая словно фотографический снимок отпечаталась у него в памяти. Постепенно он убеждался, что сходство становится все более явным, а вскоре оно стало просто поразительным. Любой, кто был знаком с тем человеком, узнал бы его. Марко встал, прерывисто и радостно вздохнув.
Не надев ботинок, он бесшумно прошел по комнате и столь же неслышно открыл дверь. Беззвучно он спустился по лестнице. Хозяйка комнат, сдаваемых внаем, уже легла спать, а также все остальные квартиранты и служанка тоже. Все огни были погашены, кроме того, что горел в комнате отца. Марко видел это по узкой полоске света, пробивавшейся из-под двери. Еще совсем маленьким ребенком он был приучен подавать особый сигнал, если хотел поговорить с Лористаном.
Стоя у двери, он и сейчас подал его: тихое царапанье два раза и затем легкий стук. Дверь отворил с обеспокоенным видом Лазарь.
— Еще не время, господин, — сказал он едва слышно.
— Знаю, но мне надо кое-что показать отцу.
Лазарь впустил его, и Лористан, сидевший за письменным столом, вопросительно взглянул на сына.
Марко подошел к нему и положил на стол набросок.
— Посмотри, — сказал он, — я его достаточно хорошо запомнил, чтобы нарисовать по памяти. Я вдруг подумал, что ведь смогу сделать что-то вроде портрета. Как ты думаешь, он похож?
Лористан внимательно разглядывал набросок.
— Да, и очень. Теперь я совершенно спокоен. Спасибо, соратник. Это была хорошая мысль.
И мальчик почувствовал по тому, как отец сжал его руку, что он действительно успокоился, и отвернулся, чтобы не выдать радостного волнения.
Когда он пошел к двери, Лористан сказал:
— Как можно усерднее развивай свой дар. А дар у тебя есть. И твоя память действительно хорошо натренирована. Чем больше ты станешь рисовать, тем лучше. Рисуй все, что сможешь.
Когда
«Я буду спать до часу ночи, — сказал он себе и закрыл глаза, — а затем проснусь совершенно бодрым и свежим. И совсем не буду хотеть спать».
И Марко так крепко заснул, как может спать только мальчик, но в час ночи он проснулся и увидел, что уличный фонарь все еще горит. На столе были дешевые круглые часы, и он мог видеть циферблат. Марко чувствовал себя совсем отдохнувшим и полным сил. Сна не было и в помине. Его эксперимент снова удался.
Он встал и оделся, затем так же беззвучно, как раньше, спустился по лестнице, неся башмаки в руках. Он хотел их надеть только у порога. Он снова поскребся в отцовскую дверь, и ему открыл Лористан.
— Я могу идти? — спросил Марко.
— Да. Тихо и медленно перейди на противоположную сторону улицы, зорко оглядываясь по сторонам. Нам неизвестно, откуда он появится. Сказав ему пароль, сразу же возвращайся и ложись спать.
Марко отдал честь, как солдат, получивший приказ, и, ни секунды не мешкая, бесшумно выскользнул из дома.
Лористан снова вошел в комнату и остановился посередине. Его высокая фигура казалась сейчас особенно прямой и величественной, а глаза горели внутренним огнем, словно что-то его глубоко тронуло.
— Да, этот человек растет для блага Самавии, — сказал он Лазарю. — Хвала Господу!
Лазарь ответил ему тихо хриплым голосом и очень почтительно отдал честь.
— Да, господин! Сохрани Господь принца!
— Да, — ответил Лористан и после секундного колебания добавил: — Когда он обнаружится.
И снова направился к письменному столу, улыбаясь своей чудесной улыбкой.
После дневного шума и суеты кажутся почти невероятными тишина и покой, которые царят ночью на пустынных улицах большого города. Всего несколько часов назад здесь кипел людской водоворот, стоял грохот и скрежет от проезжающих экипажей, кебов и омнибусов. Через несколько часов кипенье, уличный шум и грохот возобновятся, но сейчас улица совсем безлюдна. Лишь гулко и несколько зловеще звучат в отдалении, по мостовой, шаги дежурного полицейского. Такими зловещими они сейчас казались Марко, переходящему на другую сторону улицы. Неужели она и раньше бывала пустынной и мертвенно тихой? Неужели так бывает каждую ночь? Наверное, оно так и есть, пока он спит на своем неровном матрасе, а свет уличного фонаря льется в окно его комнаты. Он прислушался к шагам полицейского. Марко не хотел, чтобы тот его заметил. Можно постоять в темноте под наклонившейся вперед стеной, пока нужный человек не придет. Ведь полицейский обязательно заинтересуется, зачем это мальчик расхаживает взад-вперед по улице в половине второго ночи. Марко подождет, пока полицейский не пройдет мимо, а уж потом можно будет выйти на свет из укрытия и оглядеться по сторонам.