Ищи меня в отражениях
Шрифт:
– Ладно, металл я себе представляю - это когда какой-нибудь патлатый мужик страшно воет в микрофон. А симфонический металл, это как?
– Ну, это примерно то же самое, только с оркестром и солисткой с оперным голосом.
Надя рассмеялась.
– Кошмар какой! Я даже представить себе не могу.
– Я бы поставил. Но у меня только плеер... А ты что-нибудь слушаешь?
– Очень редко. И, наверное, ничего, что могло бы тебя заинтересовать.
– Не любишь музыку?
– Люблю... но она меня в ступор вгоняет.
– Это как?
– Я не могу ее слушать фоном. Если я что-то
– Странно. Я вот все могу делать с музыкой. Даже задачки решать, - я бросил взгляд на свою тетрадь.
– Не сегодня, правда...
– А сам ты сочиняешь что-нибудь?
– Ну как сказать... В голове постоянно возникают какие-то мелодии. Но не думаю, что у меня есть талант композитора, иначе кто-нибудь давно бы заметил.
Надя фыркнула.
– С чего ты взял? Какая ерунда! Да мне каждый день говорят, что я чего-то там не могу. Несут какую-то пургу о моих способностях. Говорят так, словно видят меня насквозь. В их головах я уже стою на специальной полочке с биркой на шее, где подробно расписаны все мои характеристики, будто я кукла заводная. Да шли бы они лесом! Только тебе решать, талантлив ты или нет.
Кажется, я наступил на ее больную мозоль. В глазах Нади читалось неподдельное возмущение, и даже злость.
– Да, я согласна, есть люди реально в чем-то талантливые. То есть где-то им изначально дано больше, чем всем остальным. Но разве они всегда умеют реализовать свой талант? Вот чтобы рисовать хорошо, надо не только уметь видеть и фантазировать, надо тупо научиться рисовать, овладеть разными техниками. Надо, чтобы твои руки тебя слушались. Понимаешь? Вот, скажем, возьмет талантливый человек в руки карандаш, нарисует загогулину, и она ему не понравится. Ведь он талантливый, он сразу увидит все недостатки этой дурацкой загогулины, которая у него просто не получилась. Талантливый человек расстроится, разочаруется, и больше никогда не будет рисовать. А что сделает человек, у которого нет этого самого таланта? Он нарисует загогулину и скажет: "О! А мне понравилось рисовать, это интересно. И загогулина получилась нечего так себе...". И он будет продолжать рисовать, он будет учиться. И если ему будет нравиться то, что он делает, научится не только рисовать, но и видеть, и фантазировать... По-моему, талант - это дело наживное.
– А как же гении? Моцарт музыку уже в три года сочинял...
– Да ну и флаг в руки Моцарту твоему! Ну, не Моцарт ты, и что теперь, крест на себе ставить? Слушать всяких идиотов, которые решают за тебя, что ты можешь или не можешь? Тебе нравится что-то, вот и делай.
– Это да... Но а как же признание? Буду я бездарным музыкантом, кому это надо?
– А тут тебе решать... Все зависит от того, чего тебе больше хочется: музыку сочинять, или чтобы тебя везде узнавали и хвалили по тридцать раз на дню. Разницу чувствуешь?
– А если и того, и другого, и можно без хлеба?...
– Реши, что для тебя главное, и двигайся к этому, я так считаю.
– Тебе легко говорить... ты реально круто рисуешь.
– Я рисую круто потому, что я трачу на это по несколько часов каждый день...
– Ну где мне музыкой заниматься? Я даже нот не знаю...
– Ноты - это инструмент, а музыка рождается
– Ох... Нет! Только не это. Они там разучивают "Эх, дороги, пыль да туман"... Лучше пусть сразу пристрелят!
Надя рассмеялась.
– Да, тут я согласна! Ну, не знаю... зато ноты разучишь.
– Не, мой желудок этого не перенесет.
– Ну вот, готово, - порхающая ручка опустилась на край стола.
– Слушай, я тебя не отвлекаю? Ты вроде сказал, что наказан.
– Да это все математичка, - я слез со стула и подошел к зеркалу.
– Наорать на меня пыталась, и теперь я должен решить все задачи из двух параграфов к завтрашнему дню, - я тяжело вздохнул.
– Ой, так я пойду тогда!
– Да нет, все нормально, - забывшись, я сделал шаг вперед и клюнул носом зеркало.
– Не уходи пока.
Она заулыбалась.
– Но тебе попадет из-за меня. Я завтра приду, договорились? Опять после уроков.
Я нехотя согласился.
– До завтра, - сказала она и, не дождавшись моего ответа, растворилась в отражении.
– Буду ждать, - сказал я одними губами и тоскливо поплелся обратно к квадратным трехчленам. Бррр...
Надин рисунок лежал в самом центре стола, в углу стояли дата и время. Я взял листок и в очередной раз удивился ее мастерству. Я все время болтал, а на портрете получился задумчивым и глядящим куда-то в сторону. Волосы темные, левый глаз скрыт челкой, падающей на широкие скулы.
Не может быть, чтобы я в таком виде ходил сегодня в школу. Должно быть, поменялся уже после того, как она пришла. Я обернулся, посмотрел в зеркало и вздрогнул. И зачем только я придумал эти глаза? Теперь каждый раз, как в отражении появлялась Надя, они становились ярко-ультрамариновыми. Как мне появиться на люди с такими глазами?
Я сосредоточился и, превозмогая боль, смешал все краски, какие только были в моем арсенале, и окрасил радужки в болотный цвет. Машинально укоротил челку и осветлил пряди волос. Пригляделся. А губы-то какие пухлые. Вот пижон! Я ухмыльнулся, хотя в этом не было ничего забавного.
Именно так работает мой организм - делает все возможное, чтобы понравиться с первого взгляда и уже никогда не отпускать. Стоило лишь пожелать, и я мог примерить любую пару глаз и бровей, изменить форму носа, ширину скул и цвет волос. Цвет кожи, ширина плеч, запах фиалок - все что угодно, дамы и господа. Я мог быть идеальным, а если нужно, полным ничтожеством.
Кем угодно...
Хищником...
И даже сейчас мой голодный организм в поисках пищи, хоть и не может достать Надю с той стороны... Стоп!
Меня словно током прошибло. Точно! Ведь это правда! Пока она там, в зазеркалье, я не смогу ей навредить, не смогу тянуть из нее энергию, как бы она ко мне ни относилась... Что бы ни чувствовала ко мне...
Я даже подпрыгнул от радости.
– Да!!!
– заорал я, как ненормальный, размахивая своим портретом.
Легкое прикосновение вдруг обожгло щеку. И шепот прямо над ухом:
– Ищи меня в отражении.
Я замер, в одной руке сжимая листок, а другой придерживая пылающую щеку. Но очарование испарилось, как только в комнату вошел Кирилл.