Ищите 'Волка' !
Шрифт:
В понедельник загоревший, посвежевший - только что после отпуска! начальник отдела уголовного розыска полковник Евгений Алексеевич Зорин мой шеф - пришел утром на работу и, как следовало ожидать, первым же делом вызвал к себе меня: месяц я исполнял его обязанности.
Чуть развалившись, он сидел за столом и ждал, когда я проинформирую о том, что произошло в области, городе, наконец, во вверенном ему отделе за это время.
Смотрел на меня Зорин добродушно, беспечно и в общем-то пока отсутствующе, как и полагается вчерашнему отпускнику.
Через час от его беспечности и добродушия не осталось и следа. Полковник
– Значит, никаких зацепок?
– обреченно спросил он.
– Дурацкое дело, Евгений Алексеевич, - пожал я плечами.
– Ни одной ниточки. Придется, видимо, в графу заносить.
Есть такая у нас графа; "Нераскрытые преступления". Бессонные ночи, расстроенные нервы, сплошные неприятности - вот что такое эта графа.
– В одиннадцать часов совещание у генерала, - пробурчал Зорин.
– Весь отдел приглашен. Кроме тех, естественно, кто на задании, в отпуску или болен.
– На "ковер", как я понимаю?
– Это как пить дать!
– Зорин махнул рукой.
– Тебе, между прочим, ответ держать. А я уж посижу, помолчу лучше, послушаю, что умные люди говорить будут.
Совещание началось ровно в одиннадцать. Кирилл Борисович не стал делать большого разбега. Он сразу взял быка за рога.
– Пора, наконец, внести полную ясность, - проговорил он.
– Ночная стрельба, ранение человека - это само по себе худо. И потом...
– Кирилл Борисович обвел собравшихся взглядом, помолчал, заговорил снова: - В случайности я верю с трудом. Случайность здесь скорее в том, что Сурин ранен, а не убит... И я думаю, что подполковник Бизин, месяц руководивший угрозыском, достоин взыскания за безынициативность. И не только в случае с Суриным. Надеюсь, и вы, Вениамин Александрович, и вы, товарищи, понимаете и принимаете мои слова?..
Хазаров говорил ровно, не повышая и не понижая голоса. И все же это был разнос на высшем уровне. Я слушал его слова и понимал: в главном Кирилл Борисович прав. "Дело Сурина" зашло в тупик, и мы не знали, как из него выбраться.
Но вряд ли "разнос на высшем уровне" поможет. Наверное, и мои коллеги тоже испытывали тягостное чувство беспомощности. Зорин же дипломатично помалкивал.
– А что у вас нового с розыском лиц, ограбивших седьмого августа гражданку Ковалеву?
– внезапно спросил генерал и снова взглянул на меня.
– Пока мало утешительного, товарищ генерал, - вяло ответил я.
– С Суриным мало утешительного, - внезапно повысил голос Хазаров, - с Ковалевой мало утешительного... Послушайте, Вениамин Александрович, вам не кажется...
– Он остановился на полуфразе. И замолчал. Тишина давила. Хазаров так и не закончил фразу. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда исписанный листок.
– Это письмо Ковалевой. В обком партии. С жалобой на нас. Причем с абсолютно справедливой жалобой!.. Она с больной матерью и маленькой дочерью осталась практически без копейки. Мало того. После ушиба головы Ковалева потеряла трудоспособность. И неизвестно, на какое время. Но она пишет в обком не о своих невзгодах. Она жалуется на то, что ей сейчас страшно вечером выходить на улицу!.. Вы вдумайтесь, товарищи, в эти слова! Страшно! Но зачем же тогда мы?! Короче, в обкоме партии меня убедительно просили, как можно скорое разобраться с этой историей. Вам ясно, подгюлкоиник Бизин?..
Мое молчание, видимо, не устраивало Хазарова, и он повторил:
– Вам ясно, Вениамин Александрович?
– Да, товарищ генерал. Хочу сказать, что кое-какую работу мы уже...
– Какую именно?
– не дослушав, перебил Хазаров.
– Конкретно: какую именно работу ведет отдел по розыску лиц, ограбивших Ковалеву?
– Мы вышли на шофера такси, который поздно вечером седьмого августа отвозил на Октябрьскую площадь двух подвыпивших парней. Они сели к нему около булочной, на улице Менделеева. Ограбление Ковалевой произошло как раз недалеко от этой булочной. Парни были возбуждены и просили шофера ехать как можно быстрее...
– Где он их высадил?
– Около парка культуры.
– Какие-нибудь приметы парней водитель запомнил?
– По его словам, один - коротко острижен, одет в ковбойку. Другой плотный, сбитый; на правой руке татуировка. Когда он расплачивался, таксист обратил на это внимание.
– Что с дракой подростков около десятого магазина? Я просил вас, Вениамин Александрович, взять это происшествие на наш контроль.
– В самом магазине навели порядок. Дружинники установили пост. Товарищи из городского отдела уголовного розыска провели работу среди персонала магазина.
– Как состояние Валерия Пахомова?
– Поправляется.
– Что он говорит нового по поводу драки с Родиным?
– Ничего нового, товарищ генерал. Родин ведет себя так же.
Хазаров поднялся из-за стола, походил по комнате, снова вернулся к столу, сел.
– Так что же мы все-таки будем делать с этим выстрелом в "Заре", товарищи?
– сердито спросил он.
– Ведь стрелял кто-то в Сурина, хотел его убить. Не святой же дух, честное слово!..
– А если и не его вовсе, а?
– негромко, чуть ли не про себя обронил старший лейтенант Максимов.
Его слова прозвучали настолько неожиданно, что все, как по команде, повернули головы к двери - к Максимову.
– Проясните, товарищ Максимов!
– оживился Хазаров.
– Да нет... Я просто так, - растерялся Максимов, не привыкший быть в центре внимания.
– Понимаете... Гм... Я иногда охотой балуюсь...
– Ну-ну!
– торопил его Хазаров.
– Давайте, давайте...
– Случай у меня был однажды, - несколько стесняясь, стал рассказывать Максимов.
– Вижу я, сидят два глухаря, один повыше, другой пониже. Я стал целить в того, что пониже... Это я точно помню. А выстрелил, гляжу -нижний-то улетел, а верхний, понимаете, упал... Оптический обман произошел, что ли... Может, и здесь такая же ерунда вышла, товарищ генерал? Попали в Сурина, а целили-то в того, кто до Сурина в двадцать восьмом номере жил...
– В Храмова?
– машинально уточнил я.
– Вот-вот!
– кивнул Максимов.
– В него! Версия Максимова была настолько неправдоподобной, что в нее... как-то сразу поверилось. Нам ведь приходится сталкиваться с такими вещами, который остальным людям могут показаться невероятными, а на деле - самая что ни на есть реальность....
– Ну, Иван Иваныч!
– восхищенно воскликнул Григорьев.
– Ну, голова Дворец Советов!
Все, не выдержав, громко рассмеялись. Все, за исключением Кирилла Борисовича.