Ищите женщину
Шрифт:
Часов около восьми Меркулов позвонил Грязнову, который, разумеется, находился на службе. Сашки ж не было в Москве, а значит, и причины где-нибудь отрываться – тоже. Обычно Меркулов предпочитал, чтоб они это делали хотя бы под его отеческим присмотром.
Константин Дмитриевич сказал Вячеславу, чтоб тот прислал к нему какой-нибудь малоприметный автомобиль. Съездить надо кое-куда. И чтоб водитель был нормальный, а не лихач, терпеть их не мог Меркулов. Они считают, что если работают в милиции, так сами могут нарушать правила.
Грязнов, подумав, предложил
В четверть девятого рядом со въездом в служебный двор прокуратуры остановилась обычная черная «Волга». Меркулов вышел. Было уже по-осеннему темно. Но водитель увидел его и коротко мигнул фарами. Усаживаясь на заднее сиденье, Константин Дмитриевич сказал:
– Тебя зовут-то как, сынок? – Водитель был неприлично молод, по его мнению. Странный все-таки человек, этот Вячеслав! Ведь водителя у него просили, а не детский сад! Наверняка лихач!
– Сергеем зовут, Константин Дмитриевич. Куда прикажете?
– В Чертаново, сынок. Только не гони, пожалуйста. Мы и так успеем.
– Ни в коем разе, Константин Дмитриевич. Мне уже Денис Андреевич полную инструкцию на этот счет выдал. Все будет в порядке.
И они плавно тронулись. Водитель был действительно мастером: не дергал, не форсировал движок, не тормозил резко, отчего всю душу иной раз выворачивает. Ехал ровно и спокойно.
– А ты, Сережа, давно у Дениса-то?
– С прошлого года. Как из госпиталя вышел.
– Воевал, что ли?
– В Чечне был.
– Э, да ты, брат, с опытом? Ну и как новая служба? Здоровье позволяет?
– Пока за рулем, Константин Дмитриевич, а там посмотрим.
– Ну молодец. – И Меркулов погрузился в свои мысли. И лишь когда выехали на Варшавское шоссе, сказал: – Как доедем до старой Балаклавки, поворачивай направо и остановись у почты. А я немного пешочком прогуляюсь.
– Проводить?
– Ни в коем случае. Я недолго.
Старая Балаклавка, как называли ее еще недавно, пока не открыли параллельно новый, широкий проспект, превратилась, по сути, во внутреннюю улицу микрорайона. По левую руку стояли семнадцатиэтажки, по правую – пятиэтажные хрущобы и чуть более молодые девяти-и двенадцатиэтажки. Район летом был зеленый, но почти неосвещенный, только вдоль улицы оранжевые фонари. А для Меркулова так оно и лучше.
Он легко нашел нужный дом, старую пятиэтажку, время которой, видимо, уже истекало. Говорили, что их уже начали ломать по Москве – готовят площадки под новое строительство.
Меркулов проверялся. Он совсем не желал тащить за собой хвост. Впрочем, этот умный Сережа, когда уже подъехали к почтовому отделению, уверенно сказал Меркулову, что сзади у них все абсолютно чисто. Ясно, грязновская школа: что дядя, что племянник.
Поднявшись на пятый этаж, Меркулов отдышался и нажал кнопку дверного звонка. Самого звонка он не услышал, но дверь через мгновенье отворилась, и он шагнул в темную прихожую. Едва дверь за ним захлопнулась, как тут же вспыхнул свет.
Гена никак не менялся. Как был темноволосым и скуластым, таким и оставался. Он помог Меркулову раздеться, проводил в комнату, указал на кресло и удалился в кухню. Через минуту появился с кофейником и двумя чашечками.
– Уже сладкий, дядь Кость, как ты любишь.
– Ну давай наливай. Но я ненадолго, Гена. Как батя?
– В полном ажуре. Выкладывай, что снова за проблемы?
– Да ты, я думаю, больше моего знаешь. Речь об убийстве Петри. Ну и журналист там еще был, Кокорин фамилия. Этим хорошо тебе известный Турецкий сейчас занимается. В Питере он, кое-какие следы обнаружились. А суть моей просьбы заключается, Гена, в следующем…
И Меркулов кратко изложил всю цепь событий, делая упор на непонятную роль федеральных служб президентской охраны и правительственной связи.
– Ты хочешь, чтобы я «прозвонил» всю цепочку? – улыбнулся Гена.
– Ну что ты! Об этом я и мечтать не могу. Мне бы для начала хоть парочку заинтересованных лиц.
– Ты хотел сказать – незаинтересованных?
– Умница. Да и что я тебе вообще объяснять-то взялся? Из ума совсем, что ли, выжил?
– Ну не надо, дядь Кость, так уж откровенно льстить мне. Ты ж, сколько помню, никогда особо нашу службу не жаловал. Или времена изменились?
– Я, Гена, не про службу, а про людей. Понимаешь, ну не могут поголовно все быть мерзавцами. Не по-божески это.
– Это так… Да, я тебе для информации скажу. Конфиденциально. На твоего генерального копится кое-что. И его даже предупредили, чтоб не делал лишних движений. Имей это в виду.
– Ну то-то я и смотрю, вялый он какой-то. А что за компра? Опять политика?
– Нет, полагаю, минюстовский банный вариант. Частностей не знаю. Но информация верная… Что ж, попробую вникнуть.
– Когда тебя можно будет найти?
– А как ты меня найдешь, – засмеялся Гена, – когда я весь засекреченный? Только на автоответчик. Буду рядом, отзовусь. Нет, придется ждать. Все, пей кофе. И рассказывай, как здоровье. Может, тебе какое лекарство нужно? Ты говори, а то ж я знаю цены нынче непроходные. Легче загнуться, чем какую-нибудь но-шпу купить…
Сережа привез Меркулова домой, поднялся вместе с ним на лифте, несмотря на протесты, объяснив это строгим приказом Дениса Андреевича. А против приказов, как известно, не возражают.
Константин Дмитриевич позвонил Вячеславу и торжественно от лица службы попросил выразить Грязнову-младшему искреннюю благодарность. Славке же просто сказал:
– Думаю, все будет в порядке.
В ответ Грязнов сообщил, что недавно наконец удостоился звонка из Питера, где общий знакомый как-то уж больно комфортно себя чувствует. И это подозрительно. И голос вальяжный, довольный, хотя никаких поводов для этого Вячеслав Иванович пока не видел.