Ищу страну Синегорию
Шрифт:
Темная фигура на мгновение заслонила дверь. Вячеслав ушел, не сказал ни слова…
10
Вечером под потолком неуверенно зажглась лампочка. Вероятно, она просто забыла, как это делается. Обычно подстанция далеко, где-нибудь на линии. Сегодня линия проходит около «бабьей республики», и мы чувствуем себя цивилизованными людьми: у нас есть электричество.
В дверь заглянула Ганнуся.
— Леночка! Идите к нам. Сейчас последние известия будут. —
Уже уходя, я опять увидела Вячеслава. Он лениво швырял с берега камешки, пытался «испечь блин», но у него ничего не получалось. Камни тонули сразу.
Он повернул голову:
— Куда это вы?
— Последние известия слушать. Идемте!
Протиснувшись кое-как в комнату, я невольно подумала, что радио изобрели не для больших городов, а именно для нас — тех, кто не купит газету и не выключит надоевший репродуктор.
Лица у всех были затаенно радостные и удивительно хорошие — как накануне праздника. Вежливые Яшины руки казались нестерпимо медлительными.
И вот в писке морзянки возник голос Большой земли… Строгий, размеренный, как бой курантов, голос, который вот уже столько лет сообщает вам о самой большой радости и самом большом горе. Все переглянулись: о чем же сейчас?
— Это передают проект новой Программы партии. Тише, товарищи, — предупредил Алексей Петрович.
Но и так было тихо. Слушали все, но каждый по-своему.
Яша аккуратно записывал что-то в блокнот. Зеленоватый свет от шкалы приемника освещал сосредоточенное, как на экзамене, лицо.
Ганнуся сидела рядом, прикрыв глаза ресницами. Темные стрелки бровей сомкнулись у переносицы.
Не знаю, запомнила ли она хоть одну цифру. Наверное, нет. Но я уверена: из всех нас одна Ганнуся видела будущее так ярко, как будто уже в нем жила. И оно было прекрасным, как сказочная Синегория. Только так. Иначе не стоило мечтать.
За открытой дверью стоял вечер. Сквозь голос диктора прорывались голоса тайги: шумела речка, все на одной и той же длинной ноте кричала птица. Тайга говорила: будущее близко, но дойти до него нелегко. Я еще осталась, не забывайте об этом, люди.
Нет, Яша все-таки ближе к завтрашнему дню, чем его жена, — подумала я. — Он лучше знает, ценой чего достигаются синие дали. Он знает что-то такое, чего до сих пор не знаю я.
— А как ты думаешь, про нас скажут?
Я обернулась. Жене и тут не сиделось на месте. Нить мыслей оборвалась.
— Про тебя персонально доложат, жди. Всем сестрам по серьгам будет… — тихо съязвил прораб. Он сидел в сторонке, вздыхал, покачивал головой, прятал в уголках губ усмешечку. Наверное, не зря про него говорили, что он человек «с прошлым».
Женя вспыхнула, но Лева положил ей на плечо руку, показал глазами: не мешай людям. Она промолчала.
Костя, стоявший у двери, фыркнул. Увидел, что никто больше не смеется, притих.
Алексей Петрович слушал, как Солдат слушает команду. Для него услышанное тоже было приказом, И прямо напротив него сидел Кряжев. Медвежье лицо неподвижно, руки тяжело лежат на коленях — никто не скажет, о чем человек думает.
Далекий голос заговорил о самом интересном для каждого — о том, что будет уже завтра. Далекое, манящее слово «коммунизм» встало за следующим листком календаря — наше завтра…
Мне показалось, что тайга отодвинулась. Не знаю, как это лучше сказать. Просто все то угрожающее, вечное, чему, казалось, еще многие годы жить, исчезло. Как-то особенно, непривычно я почувствовала силу всего созданного человеком. Даже то, что мы здесь слушали Москву, что в двух шагах отсюда мерно работала подстанция, было чудом. И я поняла: наша дорога туда, в будущее, вся будет состоять из таких чудес, незаметных лишь потому, что мы делаем их сами…
По лицам пробежала радость. — Доживем, товарищи, а? — спросил Яша.
— А как же иначе! Я, например, обязательно! — уверенно заявил Лева.
— Может, тогда и не надо будет в тайге маяться, и так всего хватит, — постно сложила губы Марья Ивановна.
— Ну, на наш век тайги хватит, — отозвался ее муж, и впервые что-то мелькнуло на его лице. Ирония, недоверие? Не знаю, но почему-то от его простой фразы слова померкли.
Зеленая шкала приемника мигнула и вдруг погасла. Яшины руки торопливо забегали, ища неполадку. Но, видимо, дело было серьезное: Яша сокрушенно покачал головой. И тогда поднялся Алексей Петрович. Он один мог так говорить — очень просто об очень большом, и это сразу зачеркнуло все сказанное Кряжевым.
— Товарищи! Очень жаль, что мы не услышали всего. Что ж поделаешь, такая у нас работа. Тайга. Но мы потом достанем газеты, вы не беспокойтесь.
Задумался на минуту. Потом быстро оглянул всех.
— Хотел попозже собрание провести, но, думаю, лучше теперешнего времени не будет. Говорить, кто в чем виноват, — не хочу сейчас, не стоит, да вы и сами все знаете. А вот как дальше жить будем, это уж вы мне скажите. Думаю так: надо нам, товарищи, на комплексную работу переходить. Так и контроль, и порядок будет, а иначе — воду толочь. Еще сорок лет до коммунизма не доберемся.
Женя вскочила:
— Правильно! Я же давно говорю, нас и в техникуме учили…
— Учили, да недоучили, — буркнул Кряжев и повернулся к Алексею Петровичу.
— Что ж, коли остальные мастера согласные, то и я не против. Работа у каждого своя, ее не спрячешь. Только вот лодырям вольготно будет. Я работаю, он чифирок гоняет, а деньги поровну?
— А ты сам и посмотри, чтобы никто чифирок не гонял, тогда и обиды не будет, — весело сказал Толя Харин и тоже повернулся к начальнику.