Исэ моногатари
Шрифт:
Так сказал он и предался тоскливым думам:
«Любила ль, нет ли она меня, — не знаю… Только образ ее, в повязке драгоценной, все время предо мною…»Даме этой, — прошло уж много времени с тех пор, — невмоготу что ль стало, только так ему сказать послала:
«Теперь бы только одно лишь мне желанно: чтоб ты не сеял в своем сердце хоть семена травы забвенья!»А он в ответ:
«ЕслиИ еще, и еще… и вот — ближе, чем раньше, стали друг другу они, и кавалер:
«„Забудешь вновь!“ — всплывает мысль… В сомненьях сердца сильней, чем прежде, грусть».А дама в ответ:
«Как в небе чистом облака плывущие бесследно исчезают, так и мой удел — быстротечным станет».Хоть и сказала так она, но все же вновь соединилась с ним; однако отношения уж близкими быть перестали.
21
В давние времена — любовь одна почему-то прервалась, но все же от дамы — не забывала что ль она — пришли стихи:
«Хоть и горько мне, но все ж тебя забыть я не могу! И ненавижу я, и все ж люблю».Так сказала она, а кавалер: «Ах, вот как!» — подумав, сложил:
«Свиданий? — Их нет. Все ж одно — наши души: как струи в реке, что островком разделены, за ним — опять одно…»Хоть так и сказал он, но в ту же ночь отправился и лег с нею на ложе. И, говоря о минувшем, о том, что грядет, кавалер:
«Если бы долгая ночь осенью была длинна, как тысяча долгих ночей,— пусть восемь их будет, и все ж буду ли я насыщен?»А дама в ответ:
«Пусть долгая ночь осенью и будет длинна, как тысяча долгих ночей,— не останется разве, что нам говорить, когда птички уже запоют?»И с большей любовью, чем прежде, стал к ней ходить кавалер.
V
2
В давние времена дети двух семейств, проживавших в провинции, играть выходили у колодца. Когда они стали уже взрослыми — и юноша, и девушка, — они оба стесняться друг друга стали, [28] но он лишь ее хотел в жены себе, она ж о нем одном лишь помышляла и слушать не желала родителей, за другого ее отдававших. И вот от него, жившего здесь по соседству, пришло к ней:
28
Свобода взаимного общения, допускаемая в детском возрасте, с переходом на положение совершеннолетних уже подвергается значительным ограничениям. И ему, и ей уже было неудобно встречаться так, как они это делали, когда были товарищами по детским играм.
А она в ответ:
«Чем мерялись с тобою мы,— волосы, в две струи ниспадавшие, у меня уж ниже плеч. И если, милый друг, не ты, то кто ж их приласкает?»Так переговаривались они, и в конце концов стало по их желанию. [29] Но вот прошли годы, и родителей дамы не стало — и не стало у них опоры в жизни. «Сидеть здесь вместе, — может ли это повести к чему-нибудь?» — подумал кавалер и отправился в провинцию Коти, уезд Такаясу, где и образовалась у него новая связь. [30] Однако прежняя дама провожала его, и виду не подавая, что ей это неприятно, и он, заподозрив: «Не потому ли так оно, что есть у ней любовь другая?» — спрятался в садике перед домом, вид сделав, что в ту Коти отправляется, — и смотрит. Видит он, что дама, тщательно одевшись, в думах:
29
т.
30
Комментаторская традиция уверяет, что кавалер, принужденный теперь заботиться о средствах к существованию, завел нечто вроде торгового дела, для чего и стал ездить в указанное место и там подолгу оставаться.
Сложила такую песню, и, ее услышав, он безгранично тронут был и перестал ходить часто в Коти.
И вот редким случаем зашел он в этот Такаясу в видит, что та дама, имевшая сначала вид такой достойной, теперь неряшливо одетая, узлом замотав на затылке волосы свои [31] — отчего лицо казаться длинным стало, — сама собственноручно держит ложку для риса и наполняет ею миску. Увидел это, и стало сердцу его неприятно, — так что и ходить к ней перестал. И потому та дама, глядя в сторону Ямато:
31
т. е. в прическе, достойной только служанок. Дамы того времени носили волосы распущенными по плечам с пробором посредине.
Так сказала она, и как раз тот, из Ямато — «приду!» ей сказал. Радостно ждала она, но дни шли за днями, и дама:
«„Приду“ — ты сказал мне… И ночи проходят одна за другой. А я все люблю того, кто столь ненадежен…»32
Гора по направлению из Коти в Киото, местожительство кавалера.
Но хоть и сказала так она, кавалер больше здесь уже не бывал.
23
В давние времена кавалер и дама жили в провинции глухой. Кавалер был должен ко двору на службу отправляться и, о разлуке сожалея, ушел.
Прошел так год, другой и третий — и все не возвращался он, так что дама, ждать его устав, с другим — человеком к ней относившимся весьма заботливо и нежно — сегодня в вечеру быть вместе сговорилась, [33] и как раз явился тот кавалер. «Дверь мне открой!» — стучал он, но, не открывая, она, стихи сложив, ему проговорила:
33
Услужливый японский комментатор, преисполненный, по-видимому, наилучших намерений, указывает, что по обычаю и законам того времени женщина, муж которой в течение именно трех лет не подавал о себе вестей, имела право выйти вторично замуж; это находилось в связи с невозможностью в те времена для женщин самостоятельного существования.
Так ему сказала, а он в ответ:
«Лук „адзуса“, лук „ма“, лук „цуки“, — их много… Ну, что ж… Люби его, как я любил тебя все эти годы». [34]Сказал он и собрался уходить, но дама:
«Лук „адзуса“… — Натянешь иль нет его, но все же — с начала самого душа моя, как прежде, тебе принадлежит». [35]34
Смысл этого стихотворения обычно толкуют так: «Луков всяких видов, сортов очень много; каждый из них имеет свои достоинства. Так и мужчины: их тоже может быть несколько. Жила со мною, теперь живи с другим. Все в порядке вещей, — желаю тебе счастья». Таков наружный смысл стихов; внутренний же заключает в себе упрек за непостоянство и вероломство, и упоминание о луках имеет другое значение: «Знай, как луков много, так много бывает и причин; и если я тебе не писал и к тебе не возвращался, значит не мог я, были на то причины».
35
Как края лука, при натягивании его, сходятся друг с другом, так и мы сойдемся вновь или нет, но только… и т. д.