Искатель, 1990 № 01
Шрифт:
— Только то, что показывают разбитые часы. Но оно известно только мне.
— Сколько времени прошло до того, как обнаружь машину?
Шеф полиции бросил на нее недовольный взгляд:
— Если я скажу, то выдам время катастрофы.
— У Министра и шофера были пристегнуты ремни безопасности?
Шеф полиции удивленно посмотрел на нее:
— У шофера — да, у Министра — нет. Министр говорил, что не хочет быть привязанным. Он чувствовал себя больным когда его что-то стесняло, и считал, что человеку его положения незачем подвергать себя насилию.
— Мне думается, существуют две альтернативы, и тот факт, был у него пристегнут ремень или нет, может свидетельствовать
Шеф полиции подошел и сел за свой письменный стол. Устремив на нее холодный взгляд, он произнес:
— Говори. Я слушаю.
— Сначала я сама хочу послушать, — сказала она. — Какое будет дано официальное объяснение смерти Министра?
— Разумеется, несчастный случаи. Разгильдяй шофер не проникся ответственностью за безопасность такого пассажира. Шофер, к сожалению, тоже скончался, так что не сможет держать ответ. Он успел рассказать о случившемся, но это не представляет интереса для средств массовой информации. Не стоит даже и упоминать, что шофер скончался, так как это может отвлечь внимание от главной трагедии — гибели Министра. Все-таки это Его несчастный случай, и незачем ему делить его с кем-то другим.
— Отчего скончался шофер?
— От внутреннего кровоизлияния, к сожалению, не обнаруженного при медицинском обследовании.
Главный психолог заметила:
— Но ведь шофер практически не виновен в случившемся.
— Ты имеешь в виду униформу?
Шеф полиции пожал плечами.
— Я считаю, вся вина лежит на безумце, что на бешеной скорости несся навстречу. Шофер Министра хотел избежать столкновения, потому и пошел на этот рискованный маневр.
Немного помолчав, Главный психолог снова наговорила:
— Странная мысль пришла мне в голову. Собственно, она и привела меня к тебе. Ты помнишь камикадзе?
Он смущенно покачал головой, а она продолжала:
— Японские летчики во время второй мировой войны врезались на самолетах в военные корабли и объекты. Они жертвовали своей жизнью, нанося противнику значительный урон.
— Теперь вспомнил, — пробормотал шеф полиции, — что читал об этом. Но… — он немного помедлил. — Но какое это имеет отношение к катастрофе? Тот безумец водитель, возможно, и был камикадзе? Что-ли намеревался таранить машину Министра, но промахнулся, потому что шофер сманеврировал? Однако камикадзе достиг намеченной цели, да еще и жив остался.
На лице шефа полиции отразилось сомнение:
— Мне кажется, что фантазия завела тебя слишком далеко, Вряд ли кто-то мог пойти на такое самопожертвование. Да и можно ли отыскать такого человека?.. Ведь Министра все любили. Какой-то фанатик? Но в нашей стране не может быть фанатиков.
Главный психолог так стиснула руки, что побелели суставы.
— У нас они тоже есть, как и повсюду. Мы каждый день видим их дела… — Она помолчала. — Ты сказал, что «все его любили»? Возможно. Но нам неизвестно, что чувствует каждый человек. Ведь есть и такие, которые сами хотели бы прийти к власти и могли, наняв убийцу, расчистить себе путь к ней. А это очень удобно сделать с помощью камикадзе. Обошлось бы без свидетелей.
Шеф полиции попытался изобразить улыбку.
— Для этого потребовался бы тщательно разработанный план действий и осведомленность о намерениях Министра. Ведь о поездке в горы нигде официально не сообщалось. Значит, о ней знал лишь кто-то из близкого окружения.
— Тогда слушай. — Психолог провела рукой по лицу. — Кому-то было известно, что Министр каждую пятницу ездит в горы, чтобы собраться с мыслями перед выступлением по телевидению. Кто-то знал, несмотря на секретность этих поездок, что машина выходит из резиденции
— Все без толку! Почему нет никакого эффекта?
Он отошел к шкафу и распахнул дверцу. Я остолбенела от неожиданности, увидев то, что он упорно не признавал для себя. — Глаз Кассандры.
— Господин Министр, — пробормотала я. — Глаз Кассандры? У вас?..
— Я искал ответа, но он не дал мне ясности мысли. Что-то произошло, но я не знаю, что и почему. Я должен понять.
После минутного колебания он жестом подозвал меня, взял за руку и подвел к телефону. — Главный психолог взглянула на шефа полиции и неуверенно спросила: — Ты знаешь его телефоны? (Он отрицательно покачал головой.) У Министра в кабинете множество телефонов. Они занимают полку вдоль всей стены. Желтые, красные, розовые, но главным образом черные и коричневые. Все они — прямые. К друзьям и влиятельным лицам в разных странах. Министру достаточно поднять трубку, как где-то в другой стране раздается телефонный звонок. Черный телефон слева — в Дар-эс-Салам, кофейного цвета — на Кубу, третий розовый справа — Париж… Так вот, Министр подвел меня к телефонам
— Подними трубку, — сказал он как-то отрешенно.
Я сняла трубку и приложила к уху.
— Что ты слышишь? — спросил он тихо.
— Ничего не слышу, — ответила я.
Он безнадежно кивнул. Мне показалось, что Министр недалек от паники.
— Что происходит? Почему телефоны молчат? — заорал он, и, тяжело опустившись в кресло у письменного стола, всхлипнул.
Совершенно потрясенная, я продолжала стоять на месте, Но придя в себя, подошла к нему, слегка провела рукой по голове, поправила упавшие на лоб пряди волос и сказала:
— Господин Министр, если нельзя услышать мир, то. может быть, возможно его увидеть. Ради душевного покоя и ясности мыслей молитесь самому себе, просите сил, и они постепенно появятся у вас.
Министр посмотрел на меня, словно утешенный ребенок, вздохнул и тихо произнес:
— Прекрасный совет. Каждую пятницу я буду подниматься на вершину горы, откуда виден весь мир. Вне связи с миром моя миссия утрачивает смысл.
Главный психолог заметила, что шеф полиции слушал, затаив дыхание. Грустно улыбнувшись, она продолжала:
— Таким активным самосозерцанием он мог укрепить и силу духа, чего даже Глаз Кассандры не мог сделать. На следующий день у меня состоялся новый разговор с Министром. Он сообщил, что выяснил причину молчания телефона — уборщица случайно выдернула шпур из центральной розетки. Теперь все в порядке, и телефоны работают. Но он решил продолжать эти поездки в горы. «Пусть зрение дополняет слух. Возможность видеть горизонт всегда возвышает, а горизонт дает ощущение безграничных возможностей. И можно совершенно ясно видеть, что запад именно там, где закатывается солнце и алеет небо», — как-то сказал он.