Искатель, 1990 № 01
Шрифт:
Они ускорили шаг и свернули к ближайшему заведению. Войдя остановились как вкопанные. Слабо светившиеся желтоватым светом лампы под потолком и кое-где на стенах отражались в зеркалах и бутылках за стойкой бара, в бокалах и в глазах захмелевших посетителей, в экране выключенного телевизора. Из общего гомона вырывались внезапно взрывы смеха, непристойный пронзительный визг девиц или звон разбитых бокалов. Они довольно долго неподвижно стояли у двери, давая зрению и слуху освоиться с этой угарной атмосферой пошлости и разложения. Рядом со стойкой, где по-хозяйски распоряжалась пухлая матрона, сидели на потертом диване несколько вульгарных молодых женщин в атласных, плотно облегавших грудь блузках, в коротких с разрезами по бокам юбках
Не отрывая от нее взгляда, шел он к указанным им местам в углу бара. Он рассеянно кивнул, когда официант поставил перед ним коктейль, к которому Министр даже не притронулся. Казалось, что он перенесся в другой мир, и все происходившее вокруг уже не имело для него никакого значения. Министра обуяла такая сильная страсть, что все остальное перестало существовать.
И тут хозяйка бара, бросив взгляд на настенные часы, направилась к телевизору и включила его. Из глубины экрана выплыло изображение Министра. Матрона ударила в гонг. Все разом притихли. Две девицы в халатиках спускались по шаткой лестнице в сопровождении мужчин, на ходу с недовольным видом поправлявших твою одежду. С экрана телевизора Министр начал свою речь мелодичным голосом. А в баре в этот момент Министр прореагировал совершенно непредвиденно. Он медленно поднялся, не отрывая взгляда от индонезийки, и вдруг заорал:
— Выключите эту брехню!
На экране он в этот момент как раз сделал продолжительную эффектную паузу, а получилось так, словно его приказание достигло и телестудии. Наступившая вслед за тем тишина накрыла, будто ледяным покрывалом, весь бар. Но вдруг кто-то вскочил, подбежал к телевизору и выключил его, кто-то зааплодировал, его поддержали другие, вслед им раздался взрыв смеха, затем кто-то крепко выругался, и потом все громче и громче зазвучали аплодисменты, смех, ругательства, звон бокалов и смех, смех, смех…
Он попытался быстрое увести Министра из этого омерзительного притона. Но тут входная дверь распахнулась и в бар вошел матрос. В руке он держал пачку денег. Потрясая ею, зашикал, призывая всех к тишине. Когда стало относительно тихо, он подошел к индонезийке и произнес громко, чтобы все слышали:
— Наконец-то я могу тебя выкупить. Теперь ты будешь моя.
В первый момент Министр на это никак не прореагировал. Продолжая оставаться в мире своей фантазии, он как будто совсем и не заметил, что произошло. Но вдруг словно очнулся.
Медленным шагом направился к матросу и индонезийке. В баре наступила мертвая тишина. Подойдя к ним, Министр наклонился к индонезийке и продекламировал таким же мелодичным голосом, какой только что звучал с экрана телевизора:
Не деньги подарю я тебе, а ласку и нежность рук, жаркими объятиями покрою я тебя, моя прелесть…— Идем! — Он обнял ее и повел к лестнице, ведущей наверх.
Она покорно поднималась с ним, а он, обернувшись, презрительно бросил матросу: «Забудь ее! Завтра она уже будет в резиденции. В потайной комнате».
Новый министр чувствовал себя подавленным, вспоминая эту сцену и в особенности последние слова, сказанные Министром:
— Не вздумай приближаться к ней, а то я устрою тебе сущий ад!
Ответом ему был полный ненависти взгляд матроса и произнесенное шепотом обещание отомстить.
Никаких записей об этом в дневнике не было. Ведь это не нужно было ни для его мемуаров, ни для истории. Ну а если бы нашелся свидетель…
Внезапный телефонный звонок, как бритвой, прорезал тишину. Новый
— Нет. У нас имеется официальный отчет о случившемся, он полностью опубликован. Мы уже ничего не можем изменить. Камикадзе? Что еще за глупости! Я решительно заявляю, что не приму участия в дальнейшем расследовании. Но, — он бросил нерешительный взгляд на дневник, — я могу переслать вам свой дневник. Только сначала сам просмотрю. Он положил трубку и, подойдя к письменному столу, стал искать ластик.
Много дней подряд скрытая видеокамера записывала переговоры и поведение — нервное подергивание лиц и рук, разговоры разных оттенков: от жалобно-просительных до возмущенно-гневных — многих людей, которых по разным причинам сочли необходимым вызвать в комнату шефа полиции для обстоятельной проверки в связи с так называемым «синдромом камикадзе». От видеокамеры все данные передавались технопсихологической группе анализа, возглавляемой Главным психологом. Эта группа сопоставляла все, что находила важным, с данными главного вычислительного центра, которые, в свою очередь оперативно дополнялись и сопоставлялись с данными, поступившими от разветвленной по всей стране сети подобной информации. А там было зарегистрировано почти все — факты, догадки и подозрения, ибо даже на первый взгляд иррациональные сведения могли оказаться ценными для выяснения общей картины. Были тщательно проверены, изучены и оценены все категории — оппозиционеры, соглашатели, стремящиеся к власти соперники, полицейские, иммигранты, проститутки, религиозные фанатики, обделенные и облагодетельствованные, получившие политическое убежище террористы, экстремисты, работники средств массовой информации и многие другие. Все они подвергались проверке по основным вопросам, важным для полиции, — мотив преступления, время, сведения о преступлении.
А в данном случае еще и информация о том, когда, где и как покушение могло бы иметь шансы на успех. В помощь задающим вопросы были составлены логически выстроенные комплексы вопросов для каждой из перечисленных категорий отдельно. Иногда приходилось отходить от этих схем, импровизировать, чтобы можно было проследить и уводящие в сторону, но интересные, сведения. Каждый день эта деятельность завершалась сортировкой данных в соответствии как с объективными, так и с субъективными критериями. В некоторых случаях возникала необходимость вызывать людей на повторные допросы.
Слабым местом версии с камикадзе продолжал оставаться автомобиль, который, по утверждению шофера, явился непосредственной причиной катастрофы. Были приложены немалые, но, к сожалению, тщетные усилия по розыску этой машины.
Объявление о поисках было опубликовало в прессе: «Того, кто в указанный день утром проезжал по дороге, ведущей с горного склона, на высокой скорости или вообще проезжал по этой дороге, просят явиться в полицию, чтобы сообщить свои наблюдения. Это касается и тех, кто видел какой-нибудь автомобиль на дороге, ведущей вниз со склона. Крупное вознаграждение получит тот, кто представит такие сведения».
Вскоре в полицию поступили первые заявления. Заявляли на соседей, на недругов и врагов, на цветных и иммигрантов. Один увидел вмятину на чьей-то машине, другой услышал угрозы в в адрес Министра, третьи заявляли на самих себя, четвертые со слезами на глазах рассказывали, что, ведя машину вниз по горному склону и встретив автомобиль с Министром, столкнули его с дороги. Но в подобных исповедях время и место никогда не совпадало с подлинным. В тех случаях, когда такие показания были близки к истине, всегда находились люди, опровергавшие эти заявления. Они утверждали, что в этот день видели этого человека совсем в другом месте. Шеф полиции и на сей раз не надеялся на достоверные сведения, но он обязан был выслушать.