Искатель приключений. Книга 2
Шрифт:
Первые месяцы, последовавшие за странным союзом Рауля и Люцифер, были наполнены чувственным упоением, которое Рауль, все еще страстно влюбленный, принял за счастье. А счастье, какого бы рода оно ни было, пересказывать нельзя. Стало быть, нам нечего говорить об этом периоде, освещенном сладострастным сиянием медового месяца, нечего, кроме того, что Венера внушила Раулю склонность, которая сделалась в нем преобладающим вкусом: склонность к тайным наукам. Только в уме Венеры было некоторое убеждение, между тем как неверие Рауля равнялось его любопытству. Он хотел научиться, а научившись, насмехался над приобретенным
После жалкого существования, которое вела Венера, живя с Молох, она обрела с радостью, или, лучше сказать, с упоением, роскошь, о которой мечтала всю жизнь. Любовь ее к мужу не уменьшалась, и она показывала ему эту любовь со всем пылом своей горячей и чувственной натуры.
Что касается Молох, то Рауль, не желая подвергать приемную мать своей жены возможности в одно прекрасное утро оказаться на костре посреди глумливой толпы, назначил ей небольшое содержание, с условием, чтобы она поселилась в деревне неподалеку от Парижа и жила там спокойно. Молох с радостью и признательностью согласилась, и о ней ничего не было слышно.
Вот в таком положении были дела, когда мы снова встречаемся с нашими действующими лицами.
Каждый вечер перед тем, как ложиться спать, молодые супруги садились за легкий ужин. Жак всегда ставил на маленький столик в спальной большой серебряный поднос, на котором находились пирожные, варенье, два графина и две рюмки из венецианского стекла, удивительные по форме, рисунку и позолоте. В одном из графинов была чистая вода, в другом старый херес, сверкавший при блеске свечей как растопленный топаз. После ужина Венера выпивала рюмку воды; Рауль осушал рюмку с золотистым и благородным напитком. Это происходило ежедневно. Потом супруги ложились и просыпались только утром.
Однажды ночью случилось нечто странное. Сон Рауля был крепче обыкновенного, однако к двум часам утра он почти проснулся от сильного ощущения холода. Мы говорим «почти», потому что Рауль в эту минуту действительно проснулся не совсем. Ему смутно показалось, что одеяло упало на пол и не прикрывало его. Он протянул руку, чтобы удостовериться в этом, но рука встретила пустоту на том месте, где обыкновенно лежала его молодая жена. Удивленный Рауль хотел удостовериться, не ошибается ли он, но не успел. Сон его, почти летаргический, на минуту прерванный, одержал верх: Рауль заснул опять.
Утром, раскрыв глаза, Рауль едва помнил смутное впечатление ночи. Венера, еще спавшая, лежала возле него и улыбалась во сне. Встав с постели, Рауль почувствовал тяжесть в голове, как будто после оргии, а между тем накануне он не переступал за границы своей обычной умеренности. Он не говорил Венере о происшествии, рассказанном нами, и к вечеру вовсе забыл о нем. В следующие ночи Рауль не просыпался, но каждое утро чувствовал эту странную и необъяснимую тяжесть в голове, причины которой он не мог угадать.
Через неделю Рауль проснулся опять к двум часам утра от того же самого ощущения холода, который уже однажды чувствовал. Как в первый раз, он протянул руку и, как в первый раз, ему показалось, что Венеры возле него не было. Наконец, точно так же, как и в первый раз, сон слишком тяжелый и слишком непреодолимый для того, чтобы быть естественным, заставил его опуститься на изголовье. Утром воспоминания
— Ты не оставляла меня одного сегодня ночью? — спросил он свою жену.
Венера отвечала, смеясь, что не понимает, что он хочет сказать. Рауль не настаивал, но какое-то смутное и инстинктивно-недоверчивое подозрение зародилось в уме его. Всякому известно, что энергическая воля почти всегда может восторжествовать над самым упорным сном. Нет ни одного охотника, ни одного путешественника, которые не испытали бы этого раз сто.
«Я хочу проснуться в четыре часа утра…» — говорят они себе, ложась спать, и засыпают; но душа, послушная раба, бодрствует, в назначенный час она пробуждает тело, и тело повинуется.
Рауль на следующую ночь велел самому себе проснуться и действительно проснулся; но какое-то тяжелое покрывало лежало на его разуме. Он не мог ни размышлять, ни привести в порядок свои мысли; однако мог удостовериться, что находится один на брачном ложе. Он позвал Венеру. Голос его раздался в тишине пустой комнаты; но жена не отвечала. Рауль хотел встать и отыскать жену; но это оцепенение, о котором мы уже говорили, было сильнее его воли. Сон через несколько секунд взял над ним всю свою власть и снова оковал его бессильные члены. Этого было довольно, чтобы превратить смутную недоверчивость Рауля в решительное подозрение. Конечно, он еще с ужасом отвергал мысль, что жена его обманывает; но думал, что, во всяком случае, тут была какая-то тайна, которую следовало разузнать во что бы то ни стало.
Весь следующий день Рауль предавался глубокой озабоченности. Напрасно Венера старалась развлечь его своими ласками. Ее поцелуи не могли прогнать черные думы, омрачившие лицо Рауля. Ему казалось особенно необъяснимым это бессилие, которого он никогда не испытывал прежде. Наконец, после продолжительного размышления, Раулю пришла в голову странная и ужасная мысль, заставившая его задрожать и побледнеть.
«Сонный порошок, примешанный к хересу, который я пью каждый вечер, объяснил бы все! — думал он. — И только одна особа — Венера — может иметь интерес подмешивать этот порошок в мое вино. Если же она делает это, то с какой целью?»
Рассуждения Рауля привели его к заключению, осознать которое он не мог без трепета; однако только оно одно было правдоподобно.
Рауль любил Венеру, любил ее так же горячо, как в день свадьбы. Можно себе представить, как он должен был страдать!
Настал вечер и время ложиться спать, время, столь приятное для Рауля еще несколько дней тому назад.
Он поужинал с аппетитом и, как обычно, поднес к губам рюмку из венецианского хрусталя, которую сама Венера наполнила хересом. Но воспользовавшись минутой, когда молодая жена отошла от него, он вылил вино под стол. Венера не заметила этого. Супруги легли. Рауль притворился, будто тотчас заснул. Какими продолжительными показались ему часы, последовавшие за этой мииутой! Двадцать раз говорил он себе, что скоро рассвет, что прошла уже вся ночь, а Венера не оставляла его. Мысль зта тревожила его, а между тем не прошло еще и часа с тех пор, как началась эта лихорадочная бессонница?.. Сердце Рауля билось так сильно, что Венера, как ему казалось, должна была слышать неровные биения, но молодая женщина, по-видимому, спала.