Искатель. 1964. Выпуск №2
Шрифт:
— Перед началом я дам вам те же возможности, что вы мне. Сознаетесь, что вы убили Эстер Хексли?
— Нет.
— Где вы были в полночь на второе марта?
— Дома, в постели, — хотя это не ваше собачье дело!
— Так вы говорите, что не убивали ее?
— Конечно, нет. Вы же знаете, что нет.
— Врете!
— Черт вас…
— Слово в слово, как вы мне говорили. Лучше сознавайтесь… Так, говорите, вы не убивали ее?
— Нет.
— Если не сознаетесь, я применю к вам «четвертую степень». Вам известно это?
— Начинайте вашу «четвертую степень»! Что она такое? Кипящее масло или еще что-нибудь?
— Ждите, — произнес голос Деннетта и замолк.
Постель
Уже рассвело, когда от двери послышался слабый звук. В нижней половине двери открылась узкая форточка, и в комнату вдвинули поднос с завтраком: кофе, яйца, фрукты… Когда капитан позавтракал, под дверь просунули ящичек с сигарами.
— Бросьте эту комедию, Деннетт! — крикнул Беррэдж. — Начинайте же вашу «четвертую степень»!
— Ждите.
В комнате нашлись старые газеты, все с описанием дела Эстер Хексли. Капитан их давно читал, но лучше все же читать, чем ничего не делать. Но недолго длилось чтение — он яростно стал рвать газеты на клочки и бросать в окно. Потом он стал звать Деннетта, выкрикивая по его адресу насмешки и оскорбления, проклиная его на все лады, угрожая… Башня молчала, и только в полдень Беррэдж убедился, что его тюремщик здесь: под дверь просунули обильный завтрак.
Насытившись, капитан бросился на постель, но сон не шел к нему. Он прислушивался, ждал чего-то неизвестного, что нависло над ним. Что?
Когда Деннетт доставил обед, Беррэдж стал буйствовать. Он бил всем телом в дверь и кричал:
— Ты, крыса! Сейчас же выпусти меня!
— Подождите.
— Думаешь сломить меня? Не боюсь я твоей «четвертой степени»!
— Не боитесь? Хорошо, подождите.
— Когда же ты начнешь наконец?
— Подождите.
Беррэдж ждал. Ему больше ничего не оставалось делать, как сидеть, курить и ждать. Иногда он подбегал к окну и кричал, кричал… Так тянулся день. Его крики наполняли ревом гулкую комнату маяка и будили слабеющие отзвуки где-то внизу, и только… Никто его не слышал, никто не мог ему помочь. Он выбился из сил, замолчал, ждал, доходя до отчаяния. Захотел спать, но теперь он гнал сон от себя; он боялся заснуть, но сон подкрадывался к нему, как осторожный, бесшумный убийца. Человек боролся изо всех сил, но сон оказался сильнее.
Перед рассветом капитан вскочил, точно от удара. Осмотрелся блуждающим взором, бросился в постель и закрылся с головой. Но не было спасения от страшных предчувствий, от холодного страха.
Когда из-под двери появился первый завтрак, в голосе капитана прозвучали просительные нотки:
— Слушайте, Деннетт, ваша шутка зашла слишком далеко. Чем дольше вы меня держите, тем дороже вам это обойдется. Начинайте же вашу «четвертую степень», в чем бы она ни состояла! Согласен, что вы имеете некоторое основание быть… недовольным мною, но, право же, вы берете на себя слишком много…
— Угодно вам сознаться, что вы убили Эстер Хексли? Угодно вам написать это признание на бумаге? Перо и чернила — на столе.
— Признание? Нет.
— Так вы хотите «четвертой степени»?
— Хочу! Начинайте же…
— Подождите.
Фортка закрылась. Беррэдж ждал, ходил, описывая круги по комнате, громко звал Деннетта, требовал, чтобы тот, наконец, приступил к обещанной пытке. Это все же лучше, чем ждать неизвестно чего.
— Деннетт! — кричал он, и в его голосе звучал надрыв. — Где же ваша «четвертая степень»? Давайте ее сюда! Объясните хотя бы, что это такое! Я имею право знать в конце концов!
Это было самое длинное утро в жизни Беррэджа. Когда, наконец, настал полдень, Беррэдж взмолился:
— Начинайте же, Деннетт! Нечестно заставлять меня так долго ждать. Можете меня терзать, жечь, что хотите, только, бога ради, начинайте!
Завтрак был превосходен, но капитан до него не дотронулся. Он не поверил своим часам, когда они показали всего четыре, приложил к уху, тряс… Да, он прождал всего четыре часа. От четырех до пяти прошел, казалось, не час, а сутки, а от пяти до шести тянулась бесконечная агония. Он курил сигару за сигарой, перекусывал их зубами и бросал прочь дрожащей рукой. Он представлял себе тысячи дьявольских пыток, которым подвергнет его Деннетт. Когда появился обед, капитан захныкал:
— Да начинайте же, Деннетт! Жгите меня, жарьте меня, делайте что хотите, только начинайте наконец! Я отдам вам деньги, все, что у меня есть, — тридцать тысяч долларов, только начинайте скорее!
— Я требую, чтобы вы написали чистосердечное признание, что убили Эстер Хексли. Иначе ждите «четвертую степень».
— Да я жду ее часы, дни, — голос капитана дрогнул. — Что это такое и когда она начнется?
— Ждите.
Ночь тянулась бесконечно. Беррэдж сидел, скорчившись в кресле, насторожившись, готовый к самому страшному. Ночь была напоена неведомым ужасом. Неотвязная мысль угнетала его: «Что он со мной сделает? Что за «четвертая степень»? Он напрягал все силы. Он боролся с самим собой и с ужасом, который шаг за шагом заполнял его мысли… Когда серый рассвет чуть высветлил оконную решетку, он вдруг вскочил с кресла. Вот стол, вот перо и чернила. Он бессильно опустился на стул и дрожащими пальцами взял перо.
Когда в восемь часов утра Деннетт осторожно открыл фортку, чтобы просунуть в комнату завтрак, он увидел, что капитан лежит поперек постели и спит, как спят только бесконечно усталые люди. Под дверью лежала бумага, на которой корявым почерком капитана было написано:
«Я убил Эстер Хексли. Сознаюсь. Пусть меня повесят, по крайней мере я знаю, что мне предстоит. Я ревновал ее. Я заманил ее в лес. Она сопротивлялась, я ударил ее мешком с песком. Этот мешок и мой окровавленный платок, — она укусила меня за палец, — вы найдете в дупле дерева в тридцати шагах от того места, где лежало ее тело. Я потерял голову, наверно, что не уничтожил сразу этих улик. Я постарался свалить подозрение на Деннетта, подбросив туда его шляпу, но он не поддался мне. Тогда я принялся за Тарвера, зная, что он слаб и его нетрудно заставить сознаться в чем угодно.
Так это и было, и я рад, что теперь могу выкинуть все это из головы. Я знаю, что мне будет за это, но я не боюсь виселицы. По крайней мере знаешь, что тебя ждет!
Василий АНТОНОВ
ДВЕНАДЦАТАЯ МАШИНА
В. Антонов живет и работает в Баку. «Двенадцатая машина» — первый научно-фантастический рассказ молодого автора.
Я хорошо помню тот день, когда мой друг Вадим сообщил, что у него появилась новая идея. Мы сидели на веранде, вечер был свободный, и ничто не мешало беседе. Вадим о чем-то оживленно и долго говорил. Если человек проводит рабочий день в обществе безмолвных роботов, ему просто необходимо поболтать. Я не мешал Вадиму. Но неожиданно я услышал нечто такое, что заставило меня насторожиться.