Искатель. 1965. Выпуск №3
Шрифт:
— Вчера доктор Пардон сообщил нам, что мы будем иметь удовольствие познакомиться с вами…
— Я тоже предполагал…
— Вы были уже больны?
Он заметил, что его собеседник замялся.
— Да, я лежал в постели.
— А когда вы почувствовали себя больным?
— Не знаю… Вчера.
— Вчера утром?
— Кажется…
— Сердце?
— Все… Меня уже давно лечит доктор Пардон… И сердце… тоже…
— Вы волнуетесь за сына?
Он смотрел на Мегрэ, как некогда толстый школьник Лагранж смотрел на учителя,
— Ваш сын еще не вернулся?
Снова колебание.
— Нет… Пока нет…
— Вы хотели меня видеть?
Мегрэ старался говорить спокойно, как человек, пришедший в гости. Лагранж, со своей стороны, попытался изобразить на лице слабую вежливую улыбку.
— Да. Я говорил доктору…
— Из-за вашего сына?
Он, казалось, удивился и повторил:
— Из-за сына?
И сразу же отрицательно покачал головой.
— Нет… Я еще не знал…
— Вы не знали, что он уйдет?
Лагранж поправил его, как бы считая это выражение слишком категоричным:
— Он не возвращался.
— С каких пор? Несколько дней?
— Нет.
— Со вчерашнего утра?
— Да.
— Вы поссорились?
Лагранж страдал от этих вопросов, но Мегрэ хотел добиться своего.
— С Алэном мы никогда не ссорились.
Он произнес это с гордостью, которая Не ускользнула от внимания комиссара.
— А с другими детьми?
— Они больше не живут со мной.
— А раньше, пока они были с вами?
— С ними было совсем иначе…
— Я думаю, вы обрадуетесь, если мы найдем вашего сына?
Лагранж с ужасом взглянул на неге.
— Что вы собираетесь сделать? — спросил он.
Он резко поднялся, как здоровый человек, и вдруг снова упал на подушки, сразу обессилев.
— Нет… не надо. Я думаю, лучше не надо…
— Вы волнуетесь?
— Не знаю.
— Вы боитесь смерти?
— Я болен. У меня больше нет сил. Я… — Он положил руку на грудь, как будто бы с беспокойством прислушиваясь к биению своего сердца.
— Вы знаете, где работает ваш сын?
— Я не хотел, чтобы доктор рассказывал вам. В последнее время — нет.
— Однако два дня тому назад вы настаивали, чтобы доктор познакомил нас.
— Я настаивал?
— Вы хотели мне что-то сообщить. Не так ли?
— Мне было любопытно увидеть вас.
— И только?
— Простите.
Он извинялся по крайней мере пятый раз.
— Я болен, очень болен. Все дело в этом.
— Однако ваш сын исчез.
Лагранж забеспокоился.
— Может быть, он поступил, как его сестра?
— А что сделала его сестра?
— Когда ей исполнилось двадцать один год, в самый день рождения, она ушла, не сказав ни слова, со всеми вещами.
— Мужчина?
— Нет. Она работает в бельевом магазине, в пассаже на Елисейских полях и живет с подругой.
— Почему?
— Не знаю.
— У вас есть старший сын?
— Да, Филипп. Он женат.
— А вы не думаете, что Алэн у него?
— Они не встречаются. Ничего не случилось, уверяю вас, кроме того, что я болен и остался один. Мне стыдно, что вы побеспокоились. Доктор не должен был… Не знаю, зачем я сказал ему про Алэна. Наверное, у меня была высокая температура. Может быть, и сейчас. Не нужно оставаться здесь. Такой беспорядок! Очень душно. Не могу предложить вам даже стакан вина.
Мегрэ не решился спросить, есть ли у него деньги. В комнате было жарко, удушливо жарко, воздух тяжелый, спертый.
— Не открыть ли окно?
— Нет. Слишком шумно. У меня болит голова. Все болит.
— Может быть, лучше отправить вас в больницу?
Это его испугало.
— Только не это! Я хочу остаться здесь.
— Чтобы дождаться сына?
— Не знаю.
Странно. Временами Мегрэ охватывала жалость, и сразу же он раздражался, чувствуя, что перед ним играют комедию.
Возможно, этот человек был действительно болен, но не настолько, чтобы распластываться на постели, как жирный червяк, не настолько, чтобы в глазах у него стояли слезы, а толстые губы складывались в гримасу плачущего ребенка.
— Скажите, Лагранж…
Мегрэ замолчал и вдруг поймал взгляд Лагранжа, ставший неожиданно твердым, один из тех пронзительных взглядов, который на вас украдкой бросают женщины, когда им кажется, что вы разгадали их тайну.
— Что?
— Вы уверены, что, когда просили доктора пригласить вас на обед для встречи со мной, вам нечего было мне рассказать?
— Клянусь, я его просил просто так…
Он лгал: именно поэтому и клялся. Опять же как женщина.
— Не хотите дать никаких указаний, которые помогут нам найти вашего сына?
В углу комнаты стоял комод. Мегрэ подошел к нему, все время чувствуя на себе взгляд Лагранжа.
— Все же я попрошу у вас его фотографию.
Лагранж собирался ответить, что у него ее нет.
Мегрэ был настолько в этом уверен, что как бы машинально выдвинул один из ящиков комода.
— Здесь?
В ящике были ключи, старый бумажник, картонная коробка с пуговицами, какие-то бумаги, счета на газ и электричество.
— Дайте мне его.
— Что?
— Бумажник.
Опасаясь, что комиссар сам раскроет бумажник, он нашел в себе силы приподняться на локте.
— Дайте… Кажется, там есть прошлогодняя фотография.
Его лихорадило. Толстые, похожие на сосиски пальцы дрожали. Из маленького кармашка, явно зная, что она там, он вынул фотографию.
— Раз вы так настаиваете… Я уверен, что ничего не случилось. Не нужно ее давать в газеты. Ничего не надо делать.
— Я вам верну ее сегодня вечером. Или завтра.
Он снова испугался.
— Это не к спеху.
— А что вы будете есть?
— Я не хочу есть. Мне ничего не нужно.
— А сегодня вечером?