Искатели клада. Рассказы
Шрифт:
Тредгольд, переглянувшись с друзьями, предложил Брискету зайти завтра для переговоров, но Брискет настаивал на немедленной уплате двадцати фунтов. Остальное можно выслать. Они уезжают сегодня же.
— Но нам необходимо о многом переговорить, — сказал Тредгольд, думая о шхуне: — я хотел кое-что узнать о… о корабле.
— Я готов сообщить вам все, что угодно, сейчас же, — некстати согласился Брискет, — только позвольте нам сперва деньги.
К счастью или в несчастью, Тредгольд побывал сегодня в банке, и, не слушая убеждений капитана Бауэрса и брани Стобелля, он, посоветовавшись с Чоком, вынул бумажник и, отсчитав деньги, передал
— А вот вам чек на остальные, — сказал он, пытаясь улыбнуться, и написал несколько слов на лоскутке бумаги.
Брискет взял его с довольною улыбкою, и Диккет прочел через его плечо: "Где "Красавица Эмилия"?"
— Не дадите ли вы мне расписку? — многозначительно спросил Тредгольд, подвигая к нему бумагу и карандаш.
Капитан Брискет подумал, пососал карандаш, затем стал писать и, окончив, заставил подписаться и Деккета.
М-р Тредгольд улыбнулся такой предусмотрительности, но улыбка мгновенно исчезла с его губ, когда он взял в руки бумагу — простую расписку в получении двадцати фунтов. О "Красавице Эмилии" — ни слова.
— Да, тяжелое время мы пережили, — сказал Брискет, укладывая деньги в бумажник и глядя прямо в глаза Тредгольду: — когда корабль сел на мель, я пошел во дну вместе с ним. Не помню, как я выплыл, — Питер вытащил меня за волосы — спасибо ему. К несчастью, сэр, нас отнесло течением в другую сторону; через шесть дней нас подобрал корабль, направлявшийся в Мельбурн. Там матросы все разбрелись, кто куда, и мы с Питером остались вдвоем. С тех пор мы не расставались…
— И не расстанемся, — сказал с волнением м-р Деккет, выразительно поглядывая на оттопырившийся грудной карман капитана.
— Как только я подумаю об этой чудной маленькой шхуне, лежащей теперь на дне морском, сердце у меня надрывается! — сказал Брискет, по-прежнему глядя прямо в глаза м-ру Тредгольду. — Ну, а теперь — мое почтение, джентльмены!
— Мы еще увидимся завтра, — поспешно сказал Тредгольд.
Брискет покачал головою. Они с Питером очень торопятся. Они намерены пустить в ход свои небольшие сбережения и приобрести шхуну…
— Шхуну? — со странным взглядом проговорил Тредгольд.
— Да, прехорошенькую маленькую шхуну, и если вы, джентльмены, ничего против этого не имеете, мы с Питером желали бы назвать ее "Красавицей Эмилией". Питер немного сентиментален, но я не осуждаю его за это… Покойной ночи!
Он медленно открыл дверь, и сентиментальный Деккет, все еще державший сверток с сапогом м-ра Стобелля, радостно проскользнул в нее. Капитан последовал за ним, но затем приостановился и просунул в комнату свое красное лицо.
— Еще одно, — проговорил он лукаво:- она необыкновенно похожа на нашу погибшую "Красавицу Эмилию". Доброй ночи!
Дверь захлопнулась, но Тредгольд и Чок не шевелились. Они тупо уставились на дверь, и их неподвижность обеспокоила даже м-ра Стобелля, отличавшегося тугим соображением.
— Случилось что-нибудь неприятное? — спросил капитан Бауэрс.
Ответа не было. Стобелль, тяжело поднявшись с места, двинулся к выходу. Тредгольд и Чок машинально последовали за ним и, остановившись в дверях, безмолвно смотрели на дорогу, ведшую к долине "Солнечных Часов".
Капитан Брискет и его верный помощник исчезли.
Перевод с англ. О. Ч., под редакцией Сем. Г.
Рассказы
Сынок
День
Альдгет оказался бесплодным, и он повернул в более спокойные края, по Минорной улице, искусно избежал подзатыльника, почти машинально преподнесенного ему стоявшим на углу полицейским, и погрузился в созерцание отчаянных усилий, производимых какой-то бродячей дворняжкой, чтобы втереться в милость к избранному ею прохожему. Намеченная жертва сначала ругалась, потом замахнулась на собачонку, наконец, даже бросилась за ней с палкой — ничто не помогло! В конце-концов прохожий, человек, по-видимому, очень добродушный, имел слабость погладить по голове робкого искателя его милости, который отвечал ему страстным лизанием руки и усиленным маханием хвоста. Это решило его участь; прохожий взял собачонку на руки и понес ее, очевидно, к себе домой.
Билли Джонс следил за происходившим с возрастающим интересом, к которому примешивалась и доля зависти. Отчего он не собака? Сердобольный прохожий уходил со своей ношей, которая с радостным визгом старалась лизнуть его в ухо.
— Ну, ей-то хорошо, — проговорил мальчик тоскливо. — И полицейские теперь не тронут, и еды будет вволю. Хотелось-бы мне быть собакой!
Он подвязал свои сползавшие панталоны обрывком веревки, которая валялась на тротуаре и, освободив таким образом руки, засунул их в две прорехи, изображавшие карманы, и засвистал. Мальчик он был не гордый и охотно готов был воспользоваться уроком, данным ему бессловесной тварью. Ведь, в самом деле, не хуже-же он собаки?
Мысль эта промелькнула у него как раз в ту минуту, когда мимо него проходил коренастый, добродушного вида матрос с двумя товарищами. Лицо у него было доброе и веселое. Минута колебания, и Джонс с храбростью, порожденной отчаянием, побежал за ним и дернул его за рукав.
— Вот-те на! — проговорил мистер Самуэль Броун, оглядываясь. — Что тебе надо?
— Вас, папаша, — сказал Джонс.
Лицо веселого моряка осветилось улыбкой, так же как и лица его товарищей.
— Но я тебе не отец, приятель, — сказал он добродушно.
— Нет, отец, — с решимостью отчаянья произнес Билли. — Вы знаете, что отец.
— Ты ошибся, мальчик, — сказал мистер Броун, все еще улыбаясь. — На, вот тебе и проваливай.
Он пошарил у себя в кармане и вытащил пенни. Это был подарок, а не подкуп, но он далеко не произвел того впечатления, на которое рассчитывал дающий. Билли Джонс, теперь вполне убежденный в том, что не ошибся в выборе себе отца, только отстал немного, продолжая, однако, следовать за ним в нескольких шагах.
— Слушай ты, мальчик, — вскричал мистер Броун, подзадоренный улыбкой, которой украдкой обменялись между собой мистер Чарльз Ледж и мистер Гарри Грин: — ступай-ка ты лучше домой!