Искажение
Шрифт:
– Откуда ты знаешь Данте? – ахнула я, разом вспоминая все недели и месяцы, когда он не появлялся в Особняке, и соединяя крохи информации невидимыми нитями. – Он один из Дозорных?
– Не совсем. Но он часто бывает у нас. Он что-то вроде вольного посетителя. Но давай отложим вопросы на потом, ладно? – Сага утешающе погладила меня по плечу. – Обещаю, когда мы разберемся с твоими искажениями, я приведу тебя в безопасное место, где ты найдешь ответы на все свои вопросы. Но сначала – искажения.
– Хорошо, – сказала я, старательно игнорируя то, что брусчатка у меня под ногами превращается
Сага знала множество маршрутов и с радостью разделила мою ответственность, активно советуя и предлагая, пока мы не сошлись на варианте, который устраивал нас обеих. В итоге мы решили вернуться в Будапешт через Стамбул, а затем пройти мой сегодняшний путь повторно, уничтожая оставшиеся в межпространственных коридорах искажения. Небольшой крюк позволил бы сэкономить время на поиске обратных срезов, которых на пройденных участках могло и не оказаться.
Первый срез прошел удачно – перед глазами на миг вспыхнуло то, что я могла бы назвать границей между реальностью и межпространством, – и вагончик фуникулера Тюнель остановился на станции Бейоглу.
– Все нормально? – спросила Сага. Кажется, за тот час, что мы знакомы, я услышала от нее этот вопрос не менее пяти раз.
– Не смогла разглядеть межпространство, – призналась я. – А у тебя все получилось?
– Угу. Искромсала наших с тобой двойников и кучу искажений помельче. Там столько статуй и картин. Оказывается, ты большая любительница искусства.
– Это обманчивое впечатление. – Я поежилась, вспомнив о злосчастном «Пшеничном поле с воронами».
– То есть, ты не любишь искусство? – подняла бровь Сага, опираясь спиной на расписанную в турецком стиле стену.
Знает ли она об исчезающем Лабиринте в Особняке Гавелла и о том, что эта странная конструкция делает с теми, кто туда попадает? Я была мало в чем уверена и до того, как Данте рассказал, что меня стерли из реальности, а теперь дела с этим обстояли еще хуже. Даже собственное имя – мое ли? – звучало как повод для дискуссии. Люблю ли я искусство? Или просто привыкла к нему?
– В Особняке довольно много картин, – ответила я, ясно показывая, что не хочу говорить об этом. – Возможно, я попросту насмотрелась на них, пока там жила.
И, чтобы сгладить резкость, я спросила:
– Слушай, а что у тебя за оружие? Ну, из света. Которым ты разрушаешь искажения.
– Бродэкс.
– А что это? Какая-то… булава?
– Викингская боевая секира, – пояснила Сага, кажется, ничуть на меня не обидевшись. – Видимо, эта штука в межпространстве, которая создает для нас оружие, решила, что, раз я шведка, это будет забавно подчеркнуть.
– О. – Неожиданно для себя я поняла, что улыбаюсь. – Это мило. У меня просто кинжал.
Был. До того, как его свет искрошился о живую тьму.
Интересно, что «эта штука в межпространстве» пыталась подчеркнуть, создавая для меня кинжал? Что она подразумевала, вручая Данте боевую косу?
– Кинжал – это тоже круто, – заверила меня Сага, неправильно поняв мою озадаченность. – Наверняка с ним не чувствуешь себя так глупо, как когда тебе предлагают рубиться с искажениями топором на длинной ручке. Серьезно, я даже сходила на несколько уроков исторического фехтования, чтобы не растерять в межпространстве всю самооценку.
Из тоннеля медленно выплыл вагончик, и мы забрались в него. Через еще две поездки туда-сюда на подземном фуникулере поезд доставил нас в Будапешт, на синюю ветку, работавшую только по будням. Поскольку я понятия не имела, какой сегодня день, было неплохо внести хотя бы эту крошечную ясность – не суббота и не воскресенье.
Мы перебрались на старую ветку, где оставался вход в первый из межпространственных коридоров, открытых мною сегодня.
Когда дверцы вагона сошлись, и кряхтящий от историчности поезд двинулся в темную неизвестность, Сага, вопреки ожиданиям, даже не подумала о том, чтобы взять меня за руку. Я решила, что она сделает это непосредственно перед срезом – чтобы все искажения, проникшие в реальность, потянулись за мной в межпространство, где их можно будет уничтожить.
Но этого не случилось.
Мы вышли на станции в Киото, и я обеспокоенно посмотрела на Сагу.
– Получилось?
– Естественно. А почему могло не получиться?
Я почувствовала себя глупо.
– Ну, ты не взяла меня за руку.
– Эм… – Сага легкомысленно улыбнулась. – Прости, но мы пока еще не так близко знакомы.
– Погоди-ка, – нахмурилась я. – Разве ты не должна взять меня за руку, чтобы искажения отреагировали на меня и… ну, притянулись в межпространство из реальности?
– Нет, – сказала Сага. Кажется, ее немного задела моя серьезность. – Вполне достаточно, чтобы ты просто прошла через срез рядом со мной, как обычно.
– А если ты возьмешь меня за руку? – не унималась я.
– Кастигар может взять за руку вигилара, чтобы позволить тому увидеть межпространство.
Прозвучало несколько заученно, будто одна из базовых теорем. Возможно, для Дозорных это и были теоремы – смелые попытки запихнуть необъяснимое в термины и взаимосвязи. И хоть мне все это пока было чуждым, в голове уже сложилась картина, в которой вигиларами назывались курьеры, бездумно открывающие срезы в метро, а кастигарами – их невидимые преследователи, ныряющие в межпространство и следящие, чтобы ни одно искажение не покидало его пределы.
– Но это так, бонус, – продолжала Сага. – В затягивании тебя в межпространство нет нужды. Разобраться с искажениями и закрыть коридор я могу и без твоего непосредственного участия.
Вот как. Получается, тогда весной Данте взял меня за руку просто так? Показал мне межпространство, хотя в этом не было настоящей необходимости. Познакомил с тем, что всегда находилось рядом, но было скрыто от меня. Просто так?
Нет, не просто так.
Едва мы познакомились, Данте начал осторожно разламывать скорлупу лжи, сковывавшую мой мир. А все его предупреждения не доверять Анджеле, все его обещания «не спасать меня», если что, – все это были просто попытки защитить меня от правды и ее последствий до того, как он сам сможет быть со мной откровенным.