Исколотое тело
Шрифт:
– Есть что-то подозрительное во всем этом деле, – произнес детектив, – и я не могу понять, в чем же эта неправдоподобность. Пойду повидаюсь с Лоуренсом.
Но как только он принял это решение, гостиничный слуга объявил, что господин Мандулян хотел бы коротко поговорить с инспектором, и минутой позже в комнате появился крупный армянин.
– Инспектор, я думал об этом человеке, Лоуренсе, – начал он, не тратя времени на формальности, – и размышлял о том, где я видел его раньше. Его лицо показалось мне смутно знакомым, когда я как-то встретил его в деревне, но я больше не задумывался об этом. Подумал, что он был просто приезжим, который бывал здесь раньше и которого я
Флеминг очень внимательно наблюдал за чернобородым армянином в течение этого рассказа. Он вовсе не был расположен верить каждому слову, что тот говорил, а исключительная гладкость и плавность его речи делали его слова подозрительными.
– Это чрезвычайно интересно, – сказал он уклончиво. – Могу ли я спросить, как и где вы с ним встретились?
– Безусловно. Это было на последнем этапе войны. В то время я работал в Министерстве обороны и блокады Средиземноморского региона, и у нас было серьезное подозрение, что где-то между Порт-Саидом и Триестом, а также между Порт-Саидом и Смирной произошла большая утечка информации. Мы не могли вычислить ни людей, которые это сделали, ни их организацию, пока однажды этот Шустер не пришел в наш офис с историей, которая дала нам именно то, что мы хотели, и в сентябре 1918 года мы обезвредили всю шпионскую шайку и остановили утечку информации.
– Что ж, – сказал Флеминг, – мне не кажется, что его поведение было довольно своеобразным.
– Оно и не покажется вам таким, – сухо ответил армянин, – пока вы не узнаете продолжение истории. После войны мы обнаружили – хотя и не смогли это доказать, – что Шустер сам был главой организации, ставшей причиной утечки информации в Леванте. Когда он понял, что силы определенно не на стороне Германии и война долго не продлится, он очень осторожно обеспечил собственное отступление за счет своих коллег. Не сомневаюсь, вы сможете получить полную информацию из Министерства внутренних или иностранных дел.
– Удивительная история, – прокомментировал Флеминг. – В высшей степени удивительная история. Вы уверены в том, что это тот же самый человек?
– Абсолютно.
– Понимаю. Очень хорошо, мистер Мандулян, я очень благодарен вам за то, что вы рассказали мне об этом.
– Я подумал, вам это будет интересно, – ответил миллионер. – Если я смогу вспомнить о нем еще что-то, я дам вам знать.
– Спасибо. Кстати говоря – полагаю, он не затаил на вас злобу, верно?
– На меня? – рассмеялся Мандулян. – Как раз наоборот, я бы сказал. Ведь это мой отдел он водил за нос, – и, взяв свою шляпу и трость, он вышел.
Инспектор звонком вызвал Мэйтленда.
– Два задания, Мэйтленд. Служебное дело Перитона и история человека по имени Джордж Шустер, замешанного в шпионаже в Средиземноморье под конец войны. Мошенничество в Министерстве обороны и блокады. И подайте автомобиль.
Джона Лоуренса посадили в окружную тюрьму, и, когда Флеминга провели к его камере, то он обнаружил того спокойно читавшим книгу. Казалось, этого человека не потрясла внезапная перемена в его судьбе, и он выразил готовность выслушать инспектора.
Флеминг кратко изложил дело против Лоуренса, как оно обстояло на тот момент, и завершил свою речь словами:
– Это дело будет рассмотрено присяжными, Лоуренс, если оно дойдет до рассмотрения. Но
– Дело куда серьезнее, чем я думал, – ответил Лоуренс, слегка наморщив лоб. – Куда серьезнее. Тут надо немного поразмыслить.
По крайней мере на пять минут воцарилось полное молчание, а затем заключенный тихо сказал:
– Нет. Я не вижу особых причин что-либо говорить сейчас. Возможно, позже, но не сейчас.
– Я не хочу принуждать вас, – ответил Флеминг. – На самом деле я и не имею права вас принуждать. Но вы, конечно, понимаете: если вы не убивали Перитона, в ваших же интересах будет как можно скорее сообщить нам все, что вы знаете. Вы ведь знаете, гончие лучше идут по горячим следам.
– Совершенно верно, – признал Лоуренс, – и все же, думаю, я буду придерживаться своего решения.
– Ну что ж, дело ваше. Я всего лишь честно вас предупреждаю. Доводы против вас очень сильны. И если можно доказать, что вы действительно Джордж Шустер…
– Ага! – мягко перебил его Лоуренс, а затем задумчиво произнес: – Так вот куда ветер дует, верно?
– Да, – сказал Флеминг, – так и есть.
Снова наступила пауза, во время которой Лоуренс пристально смотрел в потолок своей камеры.
– Это меняет дело, – заметил он. – По мне так сети уж чересчур затягиваются. Думаю, мне лучше поведать вам свою историю.
– Как вам будет угодно. Никакого принуждения, вы ведь понимаете.
– Обстоятельства вынуждают, любезный, – ответил Лоуренс, и первый намек на улыбку показался на его бесстрастном лице. – Слушайте, произошло вот что. В первую очередь, я живу своим умом, и всегда жил. До войны я странствовал по восточной части Средиземноморского региона, и во время войны остался там же. Кажется, весной 1918 года в Адалии – вы знаете, это в Малой Азии – я наткнулся на человека, который продал мне некоторую достаточно ценную информацию о Теодоре Мандуляне. После войны я вернулся, чтобы собрать доказательства, и я их получил. Поэтому я и направился сюда, чтобы узнать, во что оценит эти сведения старый Мандулян.
– Минуточку, – прервал Флеминг. – В каком году вы получили то, что называете своими сведениями?
Мужчина снова едва заметно улыбнулся.
– Точно, – сказал он. – Информацию я получил в 1922 году, а сейчас 1930 год. Вы это имеете в виду – чем я занимался все это время? Что ж, это не имеет ничего общего с нашей историей. Если бы я мог появиться здесь раньше, я бы так и сделал. Давайте оставим эту тему. На чем я остановился? Ах да. Я направился сюда, чтобы узнать, чего стоят мои доказательства. Мне нужно было соблюдать осторожность. Старый Мандулян опасен как старый черт, когда его затронешь, и я был настороже. Но ведь сам я вел честную игру, и в любом случае все карты были у меня на руках. Я пошел повидаться с ним, и он понял, что угодил в ловушку. Он умный и здравомыслящий человек и потому не пытался блефовать или грозиться. Это был только вопрос времени. Потребовалось немного времени, чтобы договориться об условиях.
– И какими же были условия?
– Было три письма. Две тысячи за каждое. Я мог бы получить и десять тысяч за каждое, если бы захотел рискнуть, но я тоже человек здравомыслящий. Куда лучше без усилий получить шесть тысяч – и обойтись без недовольства, чем вымогательством добиться тридцати тысяч и озлобленности против себя, особенно если это касается такого богатого, влиятельного человека, как старый Теодор. Я назначил невысокую цену, и он на нее согласился.
– Кстати говоря, – сказал Флеминг, – полагаю, вы понимаете, что сейчас признаетесь в шантаже.