Искра надежды
Шрифт:
После маминой смерти, после лавины жалости и сочувствия Луи стал слышать шепот за спиной, когда проходил мимо прихожан или просто шел по улице, крепко держась за руку бабушки. Шептали что-то о его маме и мистере Буфе, мэре, которого Луи видел только на карнавале Марди Гра, когда тот гордо вышагивал под руку со своей красавицей-женой – блондинкой в окружении таких же белокурых дочурок. И еще что-то об «аборте» – это слово он никогда раньше не слышал.
Бабуля сжимала его ручку, чтобы он не обращал внимания
В те дни она часто сжимала его руку.
И сжимает сейчас.
Доктор Луи Уорд распахнул глаза и тут же воспротивился тому, что его окружает: негромкому зуммеру кардиомонитора, змеящейся к его руке капельнице. Боли в ноге, которой он боялся, не ощущалось, но, с другой стороны, он же находился в больнице – вероятно, ему укололи какие-то обезболивающие. Только ужасно болела рука, в которую вцепилась какая-то худощавая девица с розовыми волосами и рядом колечек по всему левому уху.
– Рейчел! – прохрипел он, и девушка подняла голову.
У помощницы администратора клиники были мелкие черты лица, отчего она всегда напоминала Луи барсука.
– Доктор Уорд, простите, – рыдала она. – Простите.
На мгновение его охватила паника, и он стал искать глазами свою ногу: быть может, ее ампутировали, вот из-за чего истерика Рейчел? Но нет, нога была на месте, только вся замотанная бинтами, словно огромная конфета из ваты. Слава богу, что в клинике оказалась та медсестра!
– Рейчел, – произнес он, пытаясь перекричать ее рыдания. – Рейчел, у меня и без того такое чувство, будто меня переехал грузовик. А тут еще ты скулишь.
Но девушка и не собиралась успокаиваться. Он плохо ее знал: слишком часто летал из клиники в клинику по всей стране, лица персонала сливались в одно. Луи был практически уверен, что Рейчел – студентка последнего курса государственного университета Джексона. Подрабатывает в клинике в должности, которую противники абортов называют «эскорт смерти»: провожает женщин с парковки в клинику. А еще помогает Ваните, собственнице клиники, в административной работе. В Центре столько работы, что каждый вносит свою посильную лепту.
– Простите, – продолжала рыдать Рейчел, шмыгая носом и вытирая его рукавом.
Луи привык видеть плачущих женщин.
– Тебе не за что извиняться, – ответил он. – Если только ты не альтер эго белого мужчины средних лет, с пистолетом.
– Я убежала, доктор Уорд. – Рейчел набралась мужества посмотреть ему в глаза, но тут же отвела взгляд. – Я трусиха.
Он даже не знал, что она вообще находилась в здании, когда началась стрельба. Конечно, она была в вестибюле, а он – в глубине здания, в процедурной. И естественно, ей хотелось верить, что она поведет себя как настоящая героиня, когда придет время действовать. Но никогда не знаешь, какую дорогу выберешь, пока не окажешься на перепутье. Разве Луи не слышал этого тысячу раз от пациенток, которые, казалось, прятались от страха в свою раковину, очутившись в Центре, как будто
– Ты выжила, чтобы рассказать, что произошло, – ответил он. – И это главное.
В этих словах сквозила ирония – еще не договорив, Луи почувствовал ее и потом еще раз прокрутил в голове сказанное. Уголек с течением времени под влиянием температуры и давления становится бриллиантом. Но если ты умираешь от холода, обратишь ли ты внимание на бриллиант?
«У меня же не убрано», – мелькнуло в голове у Джой, когда она отпирала дверь своей квартиры. Остатки завтрака так и засохли в блюдце на кухонном столе, на кофейном столике перед телевизором – пустые бокалы, на одном из подлокотников висел бюстгальтер.
– У меня тут настоящий бардак, – извинилась она перед Джанин.
Но, с другой стороны, Джой не собиралась приводить домой противников абортов в тот день, когда сама отправилась в клинику прерывать беременность.
Когда открылась дверь, на полу валялись письма и счета. Джой начала было наклоняться за ними, но Джанин оказалась проворнее.
– Давай я, – предложила она.
Давай я отвезу тебя домой.
Давай я тебя уложу.
Джанин кудахтала над ней, как наседка, и это было довольно странно, учитывая, что они были почти ровесницами.
– Перри, – прочла Джанин, собирая счета и корреспонденцию. – Я не знала твоей фамилии, – улыбнулась она.
– Я твоей тоже, – посмотрела на нее Джой.
– Дегерр, – ответила Джанин и протянула руку. – Приятно познакомиться. Официально.
Джой улыбнулась с неловкостью от такого вынужденного сближения. Единственным желанием Джой было раздеться, натянуть пижаму и махровые носки, выпить бокал вина и пореветь всласть.
Джанин сложила собранную с пола почту на кухонном столе и повернулась к Джой.
– Что тебе приготовить? Ты есть хочешь? Пить? Может, чаю? – Она запнулась. – У тебя же есть чай?
Джой, не сдержавшись, рассмеялась.
– Есть. На полке над плитой.
Пока закипала вода, Джой сходила в ванную: пора было сменить прокладку. Но свежей прокладки на смену не оказалось. Она вспомнила: в Центре прокладками не снабжали, и та, что она захватила с собой, была последней в пачке. По пути домой Джой собиралась заехать в аптеку…
От злости и разочарования она перевернула вверх дном полочку, аптечку, разбросала таблетки, мази и лосьоны.
Последнее, что она достала из недр выдвижного ящика под раковиной, – пыльный, засохший флакон с жидкостью от солнечных ожогов. От ожогов, бог мой! У нее есть жидкость от солнечных ожогов, но нет ни одной прокладки?
Схватив флакон, Джой швырнула его в зеркало, и оно разбилось вдребезги.
В дверь негромко постучали, на пороге стояла Джанин со своим рюкзачком. Утром она оставила его в багажнике машины, поэтому, в отличие от остальных вещей заложников, он не стал уликой с места преступления.