Искры гнева (сборник)
Шрифт:
— Нет, приехал попрощаться! — твёрдо сказал Головатый. — Подамся на Правобережье.
— Потянуло в родную хатёнку? — подмигнул Скалыга.
— А чего ж, заведу пчёлок, — усмехнулся Гордей, — и буду забавляться, как кое-кто забавляется этими божьими мухами… А гостить буду в доме-дворце ясновельможного пана Потоцкого…
— Да ну?.. — нарочито удивлённо воскликнул Скалыга.
— Побывал я в церкви, в подземелье, — вздохнул Гордей. — Наведался…
— Проверил? — Лицо Петра сразу стало серьёзным. Он поднялся, сделал несколько шагов взад-вперёд и снова сел на колоду, поближе к Гордею. — И что же? — спросил
— Котёл, как и раньше, полон. И всё остальное тоже на своём месте. Но кое-что, кажется, уже заржавело… — Гордей опять вздохнул. — Все эти дни, Петро, искал я того, кто смог бы высекать искры гнева не только из своего сердца, но и из других сердец…
— Из тех, кто когда-то вместе с нами высекал эти искры, по-моему, есть крепкие, сильные…
— С некоторыми я встречался. Но о том, что видел, не хочется даже вспоминать. Один стал мироедом, другой горшки лепит, третьего заарканили в крепостные. А одного молодого, судя по всему — очень горячего, пламенного, у меня из-под самого носа выхватили. Говорили мне, что есть и ещё отважные, но я их, признаюсь, не видел. Хотя вру, видел. Видел, Петро, настоящего казака. Правда, в юбке. Но это такой казак, что любого казака заткнёт за пояс. Жалею, что не пришлось узнать, чья она дочка… Вот так, Петро… Даже некому передать свои пистолеты. Разве той, что в юбке, Хрысте?..
— Хрысте, говоришь? — переспросил Скалыга. — Если она из Ясенева, то это дочка Калача, побратима Семёна Драного. Были они, как говорят, не разольёшь водой. И погибли, сражаясь плечом к плечу. А Хрыстя — та в отца. Не из трусливых девка, знаю.
Гордей на эти слова побратима ничего не сказал. Он сидел молча, о чём-то раздумывая.
— Сколько вёсен и зим, как ты, Головко, не бывал в этих краях? — спросил Скалыга.
— Четыре.
— А сколько пропутешествовал с тем рудоискателем Капустиным?
— Одно лето и осень.
— Вроде и не много прошло времени, — как бы размышляя вслух, сказал Пётр, — а событий всяких за эти годы о-го-го!.. Раньше, бывало, если пришлось бедному человеку туго или душа волн запросила, он махнёт рукой на паеское поместье и сюда, в Дикое поле. А здесь, и степях, как в море: ищи-свищи…
— Да, было, — кивнул головой Гордей.
— А теперь, — сказал гневно Скалыга, — по всяким указам, дарственным грамотам от самого царя его приближённые и здесь прибирают к рукам землю и людей!
— Не упоминай при мне этого ненавистного царя, — попросил Гордей. — Схватил он и словно когтями разодрал землю у Днепра, Слобожанщины. А теперь раздаривает своим вельможам и Дикополье.
— Вот и я говорю, — оживился Скалыга. — Зажали нас, что и дышать нечем. Барщину вводят. Людей перегоняют, как скот, с одного места на другое. И укореняют где хотят. Когда-то мы высекали искры гнева из людских сердец против царя, князей, воевод, против того хитреца и плута, кошевого атамана Кости Гордиенко, против гетмана Мазепы и всяких старшин-хапуг. А сейчас тех искр почти и не видно. Они едва-едва теплятся… Люди стали какие-то мелкие душой. Иногда даже думаешь: для кого же я высекал эти искры?..
— Ты, Пётр, что это, как хорёк, стал подпускать вонючего духу! — прервал язвительно Скалыгу Головатый.
— Как хорёк? — обиделся Скалыга. — Тьфу на тебя…
— Я, конечно, не думаю, что ты трусом заделался, — встал Гордей. — Но чепуху
— А я хотя и присматриваю за пчёлами, — поднялся и Скалыга, — но иногда и добрых людей на медок к ульям приглашаю. И если, бывает, горят имения вельможных, то и тоже кое в чём к этому причастен…
— Вот и поисловедовались мы, — сказал весело Гордей, обнимая Скалыгу. — Теперь должен начаться между нами и настоящий задушевный разговор.
Ужинали они во дворе под навесом. Гордей от чарки отказался. Пожевал хлеба с луком и выпил кислого молока. То же ел и хозяин.
Ели молча, не спеша как приучены были к этому ещё с юных лет.
Из-за Донца надвигалась гроза. Чёрные громады туч уже давно поглотили щербатый месяц. Холодный порывистый ветер, словно играясь, раскачивал деревья, басовито гудел в дубраве. Где-то вдали за рекой небо располосовала молния. Будто с неохотой, лениво прокатилось тугое громыхание. Затем молнии засверкали одна за другой, освещая на мгновение клубящиеся тучи. Гром раздавался всё ближе и ближе. Пошёл дождь и тут же прекратился. Только падали изредка отдельные капли. Дождь будто раздумывал, идти или не идти. Но вот он пошёл снова и уже лил не переставая.
Сквозь яростный посвист ветра и грохот грома Скалга с Головатым услышали вдруг чей-то голос. Во дворе в густом водовороте дождевых струй показался человек.
— Иди сюда! Под навес! — почти одновременно прокричали Гордей и Пётр.
Человек рванулся к ним, но в это время на него налетел сильный вихрь. Человек качнулся и упал.
Головатый и Скалыга выбежали во двор.
— Это вы, дедушка Петро? — послышался радостный девичий голос. — Спасибо. Не беспокойтесь. Я сама… — Девушка поднялась, начала отжимать мокрые, отяжелевшие косы.
Голос её показался Головатому знакомым.
— А я к вам, дедусь, с тяжким горем…
— Говори смело, Хрыстя, это свой человек.
"Хрыстя, невеста Семёна…" Гордей представил: возок, Лащевого с вихрастым белым чубом. На руках колодки. Рядом с ним девушка…
— Говори, что там у тебя… — нетерпеливо повторил Скалыга.
— Семён в Торе, в крепости, — сказала девушка на удивление спокойным голосом. — Прошлой ночью они напугали ясеневского помещика, и Семёна на рассвете схватили…
Хрыстя рассказала, как везли закованного в колодки Лащевого, как взбунтовались, увидев это, ясеневцы.
— А солевара Григора сейчас в Бахмуте нет, — сказала она. — Только Яким, Григор же поехал…
— Знаю. Он в дороге, — прервал Хрыстю Скалыга. — С тем паном можно было бы, конечно, и подождать, — стал размышлять вслух Пётр. — Но раз так вышло… Да, Семёна нужно выручать. Вот что, — обратился он к Хрысте, — иди-ка, дочка, в хату, там на жердке висит одежда внучки. Переоденься в сухое, отдохни и отправляйся в Тор. Разыщешь хату монаха Якова Щербины, его ещё там называют "колдуном". Найдёшь, он живёт неподалёку от крепости. Расскажешь старику всё, что произошло, и попроси от себя да и от меня, пусть разведает, куда именно засадили парня. Это важно знать. А потом мы уже подумаем, что нам делать дальше… В Тор пойдёшь на рассвете. Ветрище и дождь, я думаю, к утру утихомирятся. Ну, иди отдыхай.