Искушение для грешника
Шрифт:
– Какую тебе?
– Самую большую! – а чего мелочиться? В меня точно влезет, я много раз проверяла.
Олег хмыкает, но слушается, и объехав закусочную, мы получаем огромную горячую ароматную шаурму.
Я так хочу поскорее вонзить в нее зубы, но приходится терпеть до дома, иначе я точно обляпаю свое бежевое пальто. Существуют три вещи, которые можно есть только в одиночестве дома на кухне, завязав вокруг себя простыню, и все равно уделаться: пирожное-трубочка, манты и шаурма дяди Семы. Она такая сочная, что донышко
От нетерпения я почти подпрыгиваю. Ничего еще пара минут осталась, и я дома!
– Эля, – Раевский смотрит на то, как я облизываюсь на шаурму. – А сколько тебе лет?
В его голосе звучит сомнение.
– Двадцать пять. Шаурму мне уже можно!
– Слава богу, что не только шаурму, – выдыхает Олег.
Мы подкатываем к дому, и Раевский выходит меня проводить.
Я стреляю глазами на окна бабушки Розы. В них не только горит свет, но и виден узнаваемый силуэт. Черт! Надо как-то просочиться, надеюсь она меня не успела увидеть.
– До квартиры провожать не надо! – пресекаю я попытку Раевского пройти за мной.
– Эля, что за детский сад? Или кроме жениха у тебя есть еще и ревнивый муж? – поднимает бровь Олег.
– Нет, у меня суровый дядя!
Почти не вру. Дядя Гера когда-то гонял мальчишек от нашей квартиры, пока не сообразил, что это не поклонники, а товарищи по проделкам.
– Тогда позвони мне, как поднимешься, – требует Раевский, которому не нравится такой поворот событий.
– Конечно-конечно, – обещаю я, лишь бы быстрее попасть домой. В идеале еще и не нарваться на ба.
Олег тяжело вздыхает, поправляет на мне шарф, гладит по волосам, и когда я начинаю воспринимать все эти жесты, как абсолютно невинные, этот мерзавец снова меня целует.
Правда, в этот раз не до помрачения рассудка, но я все равно проникаюсь.
– Я тебе позвоню, – буднично объявляет Раевский и, наконец, позволяет двери подъезда закрыться за мной.
Глубоко вздохнув, я обнаруживаю, что трепетно прижимаю к груди шаурму. Черт! А нет. Повезло. Не раздавила.
Я на цыпочках поднимаюсь по лестнице на вой этаж, стараясь не то что не цокать, но даже не шуршать. Но стоит мне только шагнуть на лестничную площадку Маленького Тель-Авива, как дверь бабушкиной квартиры открывается и являет Розу Моисеевну.
– Я тебя отправляла за кольцом, а ты принесла шаурму! Изволь объясниться! У меня два затя теперь, я надеюсь? Потому что без первого я тебя домой не пущу!
Глава 17. Плохие и хорошие
– Эм, ба… Это не то, что ты думаешь…
– Когда так говорят, обычно это как раз именно то самое! – возмущается ба, размахивая перед моим носом театральным биноклем. Ясно, не просто бдила, а прям со всем тщанием.
– Бабуль, – юлю я. – Давай завтра все обсудим на свежую голову… Серьезно, все намного
– Что может быть хуже, чем отправиться на помолвку, а вернуться без всего: кольца, жениха и … Я надеюсь, невинность еще при тебе?
Я вздыхаю, от допроса не отвертеться:
– Марка забрали люди в черных масках…
– Эля? Таки на вас напал отряд Зорро? Что ты пила? – Роза Моисеевна переходит на повышенный тон.
– Да я не то, что не пила, – взрываюсь я. – Я пожрать весь день не могу! Марка сперли, от твоего гипюра у меня все чешется, и вот еще, – я распахиваю полы пальто и выставляю ей на обозрение ободранную коленку как раз в тот момент, когда распахивается дверь Скворцовых, и из нее опять высовывается Серега:
– Не, мам! Это не цыгане! Это рыжую где-то порвали, и она хвастается синяками!
И прежде чем я нахожу достойный ответ, Серега скрывается за дверью.
– Я их выживу, или я не Роза Моисеева Бергман! – ба угрожающе потрясает пальцам в сторону соседской квартиры. И в кои-то веки я с ней солидарна.
Ну, Серега, ты у меня еще сильно пожалеешь!
– Так, пойдем ко мне, все расскажешь, – бабушка подцепляет меня за воротник и тащит за собой.
– А поесть я получу?
– Посмотрим, – сурово отвечает ба.
Пока я топчусь в коридоре, снимая сапожки, в моей сумочке, которую ба поставила на трюмо, начинается революция. Она вся жужжит и задевает флаконы с бабулиным Диором. Черт, а вдруг это Марк!
Я, как подстреленная антилопа, скачу к трюмо, но меня перехватывает Роза Моисеевна, и с полицейским видом она извлекает мой мобильник с первой попытки. И как у нее это получается? Я всегда по пять минут роюсь!
– Кто там? – замерев на одной ноге, спрашиваю у нее.
– Аноним.
Стало быть, не Марк. Блииииин…. Надо Раевскому маякнуть, что я дома.
– Ба, дай телефон, – протягиваю я руку.
– А кто это? Этот на джипяре?
– Ба, дай телефон! Это мое дело! Что еще за допросы?
– Это не только твое дело! Как я буду смотреть в глаза Фаечке? Это он, да? Колись, паразитка, по-хорошему!
– Да, он это он, дай надо сказать, что я дома!
Телефон замолкает, и ба продолжает пытать:
– Как его зовут? Он из хорошей семьи?
– Да Федя его зовут, – психую я, когда телефон опять начинает трезвонить.
– Нам всякие Федорасы не нужны! – отрезает ба.
– Согласна, но если ты не дашь мне сказать ему, что со мной все в порядке, мы от него никогда не отвяжемся!
Ба хмуро протягивает мне мобилку и замирает рядом, навострив уши. Делаю ей глаза, но не помогает. Она только складывает руки на груди и демонстрирует полнейшее пренебрежение к тайне частной беседы. Закатывая глаза, я все-таки нажимаю на прием вызова.
– Тебя там волки сожрали?
– Нет! – я стараюсь отвечать односложно, потому что бабушка Роза откровенно греет уши.