Искусство провокации
Шрифт:
Кажется, этого никто раньше не говорил, но в любом случае в следующий раз, когда на службе зайдет разговор о музыке — я процитирую Вас, очаровательная фрау Дейч!
Нет, нет! Серьезно! Я внедрю (кажется, так говорят настоящие шпионы?) американскую музыку с помощью английских джентльменов в застоявшееся болото немецкий бюргеров, пропахших пивом и капустой! — Лаура с пафосом публичного оратора взмахнула рукой и подцепила на вилку кусочек лоснящейся форели с миниатюрной долькой очищенного лимона.
А, кстати, мистер английский атташе, разве у Вас нет магнитофона? Как же Вы собираетесь присутствовать на пресс-конференциях — с блокнотом в руках, как простой корреспондент «Дейли-телеграф»? Так не пойдет! Вы должны отличаться от всех этих борзописцев — Вы же представляете не только великую, но и современную английскую культуру. Предлагаю равнозначный обмен, который позволит Вам внести новое слово в дело развития наших отношений. Только что в Германии выпущена первая партия миниатюрных записывающих устройств, которые в скором времени перевернут все представления о звукозаписи! У меня есть два таких магнитофона и я хочу презентовать Вам один из этих опытных образцов — это очень удобно не только для работы, но и для домашнего развлечения.
А это и не подарок. Во-первых, мне это ничего не будет стоить, а во-вторых, это даже меньше, чем первая в Германии запись оркестра Эллингтона, которой буду обладать я! Это — здоровое честолюбие, Дастин! И уверяю Вас, что ко мне на поклон примчатся сотни надутых чиновников и генералов, чтобы только послушать такую музыку! Так что, это в моих интересах.
Эй-эй! Это, кажется, я буду прилагать все усилия, чтобы добыть эту вашу новую музыку — что же, я остаюсь без подарка? — Лаура надула губки.
Милая фрау Лаура! Я преподнесу Вам такой подарок, что Вам позавидуют десятки тысяч женщин в Германии — это я Вам обещаю! Это будет грандиозный подарок, достойный чуду воскрешения из мертвых! — Глаза Бойзена на секунду помертвели. Они перестали смеяться и Лаура почувствовала легкий озноб. Эти двое прекрасно поняли друг друга.
Хорошо, доктор, я согласен. Только оформим эту нашу дружескую сделку как полагается.
Ни за что! Вы же не хотите, чтобы у меня были неприятности? Мое начальство еще решит, что я Вам его продал! Я попросту подарю Вам этот магнитофон, а уж Вы там у себя в посольстве разбирайтесь как хотите. Я бы на месте вашего посла, выдал Вам премию, потому что вы сможете передавать на свое радио живой голос наших деятелей культуры, искусства и политиков, а не перевранный всякими писаками текст. Заодно, конечно, можете кое-что ненужное подрезать (доктор хитро посмотрел на Дастина) или переставить местами. Думаю, что Ваши компетентные службы будут Вам только обязаны!
Разговор в таком духе продолжался еще часа полтора, но цель встречи была достигнута: коленка Лауры вот уже минут тридцать как была плотно прижата к ноге Дастина и он перестал дергаться от этого, как невротик. А доктор Бойзен смог убедить юношу принять его подарок, в обмен на джазовую запись. Этот подарок был крайне важен для Бойзена — это был диктофон, который использует гестапо для записи во время прослушивания и других нелегальных операций. И если кто-нибудь найдет у английского дипломата такую игрушку — приговор подписан. Сотрудники МИ-5 английского посольства сами передали доктору для Дастина этот диктофон. И уж конечно на нем было клеймо «Сделано в Германии» вместе с орлом, сидящем на свастике. Этот диктофон обязательно найдут у Дастина, но не здесь в Германии, а в Англии, обязательно найдут. И приговор английского королевского суда будет суровым. Если же юноша поведет себя как-нибудь неожиданно, например, сдаст игрушку в посольство, то вступит в действие другой план. МИ-5 получило вчера добро на внедрение доктора Йоганна Бойзена в абвер через Дастина Макдауэла. Операция получила кодовое название «Шотландец». Единственное, о чем правительство Великобритании предупредило МИ-5, так это по возможности обезопасить жизнь молодого английского дипломата. Все заверения в этом английской секретной службы чиновниками двора были получены и операция началась. Только не все, что делают спецслужбы надо знать правительствам — судьба Дастина была предрешена в том или ином случае. Юноша не знал, что вокруг него разыгрываются такие опасные для его жизни страсти. Не знал и доктор Бойзен того, что параллельно с его операцией началась операция «Донор», которую по указанию Москвы проводил агент Конрад (он же «аргентинский дядюшка») и в которой Дастин играл важную, но на этот раз весьма приятную для него роль. Исполнение этой роли в своей собственной спальне Лаура назначила на завтра (а чего долго мучиться?). «Недолгое время это будет самым восторженным его воспоминанием». — Ей было немного жаль юношу, но возможность почувствовать себя той самой египетской царицей, любовники которой после бурной ночи теряли свою голову в прямом и переносном смысле, заставляло забыть о некоторых несущественных условностях.
16.
Сегодня с утра ужасно болела голова. Можно, конечно, думать, что это давление: над Москвой очень низко висели серые дождевые тучи. Порывы ветра выворачивали зонтики и женщины в ситцевых платьях разной расцветки, но больно схожих фасонов, с лицами измученных проводниц поездов дальнего следования, ждали троллейбус на бульварном кольце. Их руки с тяжелыми сумками, наполненными картошкой и овощами, в такт порывам ветра, то резко взлетали вверх, пытаясь удержать шляпки, то также резко опускались вниз, гася раздувавшиеся подолы своих платьев. Со стороны это напоминало исполнение акробатической композиции на Красной площади группой женщин-атлетов во время демонстрации трудящихся под названием: «Махание тяжелыми предметами трудящимися дамами в честь постоянного седьмого ноября». Можно даже думать, что голова болела от переутомления — каждый день Трошин проводил по семь — восемь часов в подвале дома на Лубянке, где располагался архив КГБ. Можно было думать, что угодно, но голова от этого болеть не переставала. И причины были не столь важны: погода ли это, либо усталость, а, скорее всего, вчерашняя гулянка в бане с телками, которые с радостью вылизали его с ног до головы после третьего литра. Ох, и пьют они! Казалось бы: куда влезает в этих чертовых девок столько водки? Разве только что вместе с месячными все потом исчезает в сортире! У мужиков все это впитывается в кости, в кожу, в жилы, в мясо и в мозги, а эти обновляются, как будто грязное белье сменили. Наутро встретишь вчерашнюю блядь, а она — чистенькая, накрашенная, вежливая и невинная. Смотрит на тебя, как курица на петуха: нужен ты ей только, чтобы она яйца снесла. И желательно, чтобы яйца были не простые, а золотые, тогда подольше на бульон не пустят. Вот они и подставляют свои мокрые места не лейтенантам, а майорам да полковникам. Чувствуешь себя оплеванным — непонятно, кто кого вчера трахал! Высосали у тебя все мозги и гуляют в ожидании подарков. Ты у них вроде донора: тебя использовали по полной программе, опустошили до дна мошонку и карманы, а ты же за это еще и должен остался...! А дождя все нет. Хорошо еще, что машину не отпустил —
«Ты, Конрад — чертов «Донор» и я тоже донор. Бегаю я за тобой, как сыщик за вором, а может тебя вовсе и нет? Может это только игра такая — мистификация? Бегаю за собственным эхом, а оно меня все глубже в болото...А?» Постовой на входе слегка поднял бровь — операций вроде никаких не объявляли, но чтобы подполковник явился в шесть утра на работу — такого он еще не видел. Трошин пошел прямиком в архив, сел, включил лампу, налил себе из графина полный стакан воды, выпил («Тухлая — тиной пахнет! Ни фига воду не меняют!»), взял недочитанное вчера дело и первое что увидел — чью-то приписку карандашом в конце страницы: «Смотреть — Испания».
Сотрудников архива в это время на работе еще не было и Сергею пришлось самому идти в дальний угол огромной комнаты, где на стеллажах, на букву «И» хранились материалы по Испании. Эта одна из комнат архива была предназначена для материалов с последней степенью секретности. Допуск сюда был строго ограничен и даже подполковник Трошин, как начальник отдела Иностранного управления МГБ, не имел права входить в эту комнату без специального разрешения самого высокого руководства МГБ и ЦК. То, чем он занимался сейчас, видимо, было столь важно для руководства, что не только ближайшее окружение Сергея в отделе, но и офицеры, старше его по званию и по положению, не представляли, какое задание он выполняет. Работа его была столь секретной, что как только он входил в архив, работающие там сотрудники, моментально прекращали свои дела и покидали помещение!
Что искать? Сергей взял первый попавшийся ему на глаза металлический кофр, снял печать и открыл. Он решил просмотреть некоторые архивы Исполкома Коминтерна от сентября 1936-го года. В это время в Испании появился шеф Конрада — Ян Берзинь — дело явно приобретало сверхсекретный характер, потому что руководителем военной миссии в Испании был назначен начальник военной разведки!
В разведках всех стран есть одна черта, которая их объединяет: каждый новый начальник приходит со своей командой и каждый старый начальник, уходя со своего поста, забирает с собой людей и все секреты, нарытые им за время правления, создавая тем самым большую проблему новому руководству. Никто не работает во благо чего-то единого: цели, мечты, фантазии, утопии или страны. Как сказал один политический деятель: «Государство — это я». Вот именно по этому закону живут не разведки — нет! По этому принципу и, свято в это веруя, живут руководители секретных служб. Любая разведка — это прежде всего тот человек, который ей руководит. И можно строить иллюзии по поводу их нравственных черт и законов морали, но люди, которые лезут к вам в постель, копаются в вашем белье, шарят в ваших бумажниках, читают ваши письма, подслушивают ваши разговоры и при этом считают, что защищают свою родину и выполняют святую для них миссию — охраняют вас от врагов — преступники. Но каждый из этих людей считает, что борется с абсолютным злом, поэтому живет сообразно собственным представлениям о морали, специально для него созданным, правилам и законам. Эти люди считают себя воинами, солдатами «невидимого фронта» и чуть ли не избранными. Правда, избирает их не Бог, а другие — еще более хитрые, которые путем еще более мрачного предательства пробрались наверх! И что самое смешное в этом, так это то, что себя они называют разведчиками, а своих коллег из других разведок — шпионам. Здорово, правда? Если кто-то залез в твой стол и все там перерыл, а потом тебя подставил — он сволочь и подлец, а если это делаешь ты, то ты разоблачаешь опять же сволочь и подлеца. То есть, на все надо смотреть только со своей колокольни и только своими глазами: мнение и взгляды других не просто не интересны, но должны быть уничтожены, как глупые, вредные и ошибочные. Вот тогда и будет построено самое справедливое общество в отдельно взятой стране лет этак на пятьдесят. Потом, правда, кто-нибудь возьмется все перестраивать, но, во-первых, это будет потом, а во-вторых, втретьих и в-четвертых, до этого надо попробовать дожить. Что же удивительного в том, что большая часть этих самых «воинов» исчезает бесследно? Но, почему-то, если вы начнете вынимать на свет секреты деятельности разведок хотя бы сорокалетней давности, анализировать поступки людей, которых уже давно нет — сегодняшние их коллеги, которым, казалось бы, должно быть все равно, что делали эти пакостники, яростно начнут вас давить — потому что, копаясь в прошлом, вы копаете могилу и им. А все потому, что законы и методы этой работы не меняются никогда! Но это — лирика. И эти мысли к Трошину приходили уже неоднократно, но принимал он их спокойно: был честен с самим собой и не строил из себя ангела. «Каждому — свое» — так было написано на воротах крупнейшего концентрационного лагеря нацистов, а это для Сергея было догмой. Нацистское: «Каждому — свое» ничем не отличается от социалистического: «От каждого по возможностям — каждому по труду».
«Итак, Сталин и Гитлер действительно разошлись во взглядах на мировое господство именно в Испании! Из всего получается, что Гитлер поддерживал марксизм в его ортодоксальной форме: немец Маркс был понят Гитлером по-своему, а Сталин, преследуя Троцкого, исповедующего этот самый утопический марксизм, уже создал новое учение — сталинизм. И вот поэтому-то в июле тридцать шестого Исполком Коминтерна и передал директиву коммунистической партии Испании, чтобы она случайно не перепутала истинную религию с ошибочной: «При любых условиях необходимо добиться полного и окончательного разгрома троцкистов путем изображения их в глазах масс как фашистской секретной службы, осуществляющей провокации в пользу Гитлера и Франко». Гитлеру и дела не было до Франко: он считал его не фашистом, а обыкновенным националистом, но в качестве эксперимента по отработке тактики своей военной доктрины молниеносного захвата власти, ситуация в Испании была ему интересна! Гитлер не сражался со Сталиным в Испании: каждый из них играл в свою игру, которые в итоге привели мир к катастрофе. Потом, в конце тридцатых, будет одна попытка договориться о совместных правилах ведения игры: Сталин и Гитлер захотят играть на одном поле. Но — не договорятся».