Искусство провокации
Шрифт:
Что происходит? Почему каждое утро ты устраиваешь какие-то представления? И я уже не могу есть каждое утро эти чертовы жареные яйца!
А ты же их так любил! Ты вообще любишь яйца. Скажи, Сережа, а почему мужики так любят яйца? Это, наверное, что-то святое для вас, да? Еще бы, всегда с собой носите: свое самое святое — своих секретных зародышей. А почему, Сережа, вы так любите жрать себе подобных? Почему вы своими яйцами не питаетесь? Носите их, как погоны — по одному на каждое плечо. У кого яйца меньше, тот — лейтенант, у кого больше — генерал! Да?
Что ты несешь? Что с тобой происходит? Каждое утро одно и то же! — Сергей встал и вышел из кухни. «Я не знаю, что с ней делать. Я не знаю даже, как с ней разговаривать. Резко как-то она изменилась. Детей что ли нету — от этого? Да нет, едва ли. У Егоркиных два парня — так она мне все уши прожужжала, что от них крику на весь дом! Купить ей сегодня что-нибудь? Кольцо или платье — вчера в конторе распределяли японские платья — отказался, а зря. Надо было взять. Сегодня возьму. Может, думает, что я ее больше не люблю? Доводит со своими яйцами — вот нашла тему! Блин, о чем я думаю? Да пошла она! Какой ей еще любви надо: в театр ходили в прошлом году, на выставку тоже недавно. В гости к ее маме — подарков на две зарплаты! Хорошо еще что на складе до черта осталось конфискованных вещей. Кстати, не забыть ковер персидский. Любовь! Вон, в секретариате две новых девки появились — аж текут все! А я все-таки позавчера в баню с ребятами не поехал!
Сергей уже спускался по лестнице с пятого этажа. Фирменное отличие всех сотрудников органов — в лифт не садиться. Наверное, это уже в крови — бояться ловушки. «Все-таки, она идиотка! Если бы я ее — профессорскую дочку — не спас тогда, десять лет назад, торговала бы своей маткой по кусочкам где-нибудь на Колыме! Пожалел — красивая. Хотя, может быть из-за своей доброты до сих пор в подполковниках хожу. Сучка образованная. Чего ей не хватает? Ладно. Надоело».
Машина ждала у подъезда, в архиве ждал чертов Конрад, а руководство ждало результатов и гнало: давай, давай! Чего давать? Если дело пойдет таким образом, как сейчас, то скоро он найдет свой приговор. Все время Сергей то и дело натыкался на факты странных контактов КГБ и иностранных разведок, против которых оно как раз вроде бы и боролось! Вчера начал читать архивные материалы по делу Льва Троцкого: охренеть можно, что там творилось! «Зачем руководству понадобилось сваливать на меня все это? Зачем мне знать всю подноготную этих дел? Я же не роман писать собираюсь? Кстати, если бы написать об этом обо всем — хана стольким людям! Черт! Наверху ведь теперь знают, что я слишком стал «начитанный» — раньше только за подозрение в такой грамотности был бы гарантирован несчастный случай. Что-то готовят? Меня убрать? Тогда зачем так сложно?» Ситуация действительно была не из простых. Теперь на столе Сергея Трошин лежали тома довоенных архивных материалов, связанных с операциями по внедрению в ряды троцкистов агентов НКВД и все что касалось самой борьбы чекистов под личным контролем Сталина с Львом Троцким. В этих материалах мерзкой черной тенью то и дело проявлялся злосчастный Конрад. Он появлялся то во Франции, то в Испании, где шла борьба интербригад с генералом Франко, то в Германии, то опять в Испании. Трошин уже понимал, что сам Троцкий к тридцать третьему году уже не представлял почти никакой угрозы для СССР: число его сторонников усилиями НКВД резко сокращалось, да и мистическая власть Сталина над психикой людей, поначалу сочувствовавших троцкистам, во всем мире стало такой, что они даже без какого-либо давления со стороны шли на любые подлости во имя его. Разведки всего мира знали, что Троцкий не только не имеет какой-либо серьезной поддержки со стороны коммунистических организаций, но и действия его бывших сторонников уже направлены простив него.
Совершенно дикое количество агентов ОГПУ и НКВД наводнили всю Европу с единственной целью: разрушить ряды троцкистов. Черта с два! Во-первых, кто бы позволил советским агентам в таком количестве внедряться во все возможные политические организации, которые были под усиленным контролем разведок всех стран Европы? Во-вторых, и у Трошина на этот счет уже было четкое представление, не сам Троцкий и не опасность троцкизма для СССР — первопричина таких масштабных действий! Только не надо думать, что Сталин был идиотом и ничего не понимал! Он что — не знал объективной информации о скорбных делах когда-то всесильного Льва Троцкого? Не понимал, что это уже пугало огородное? Шут и не более того!
Вдруг до Сергея дошло, что долгая гонка за Троцким по европам и азиям не что иное, как серия четко организованных операций НКВД по внедрению огромного количества агентов-нелегалов. Все разведки мира с интересом и смехом следили, как параноик Сталин охотится за политическим инвалидом Троцким, а Иося тем временем подсаживал на иглу коммунистической пропаганды все больше и больше народа по всем странам.
Как можно объяснить то, что ни одна страна мира, в которой появлялся Лев Троцкий, не давала ему возможности остаться и просто выталкивала его за вои пределы? Если, как утверждают историки, мир так боялся Сталина, то что же было не помогать его самому активному врагу — Троцкому? Сергей выстроил целую схему передвижений Троцкого по миру в течение одиннадцати лет:
С начала двадцать девятого года до лета тридцать третьего Троцкий находится в Турции; с лета тридцать третьего до лета тридцать пятого — он уже во Франции, откуда почему-то перебирается в Норвегию на целый год, а с января тридцать седьмого и до самой своей смерти в сороковом — он уже в Мексике. Все правительства давали ему только транзитные визы и не позволяли селиться на своей территории. Они что — были заодно со Сталиным? Правительства и разведки всех стран выполняли команды из Москвы? НКВД руководило их действиями? Бред, конечно, но очень аргументированный бред. Доказательный и логичный. А ответ, видимо, прост и элементарен, как сосулька — ни одна из этих стран не хотела, чтобы Троцкого догнали, а в Москве и не собирались его догонять! Ни одна из этих стран не хотела запачкаться в этой игре, но всем было интересно, чем эти скачки окончатся. Такого блицкрига советской разведки еще не было в истории мировых секретных игр — это был высший пилотаж! Трошин открыл для себя еще одну интересную страницу: ведь всеми делами Троцкого занимался его сын — Лев Седов, который в тридцать третьем, после прихода Гитлера, перебрался из Германии в Париж. Один он перебрался или кем-то? Кто переехал с ним во Францию? И вот тут-то Сергей увидел донесения агентов НКВД из окружения Седова — Москва знала о каждом шаге Троцкого не после, а до его совершения! Что теперь ломать голову, Сережа? Москва и рисовала ему маршрут его следования, в соответствии со своими планами. Троцкого гнали туда, где были интересы Москвы. И убрали его тогда, когда были расставлены все самые важные опорные пункты НКВД для проведения дальнейших политических, а значит и финансовых операций. Ведь одно без другого никак не может существовать. Трошин прекрасно понимал, что сын Троцкого — Седов не мог доверять неизвестным людям. Значит или он их очень хорошо знал, или это были доверенные люди отца. Сергей нашел в архивах донесения от того самого Блюмкина, который в восемнадцатом году устроил покушение на германского посла Мирбаха, а потом стал нелегальным резидентом ОГПУ в Стамбуле. Этот парень очень тесно общался с Троцким, как и братья Соболевичюсы, которые были агентами ОГПУ и НКВД и особо доверенными лицами Троцкого. Они имели доступы ко всем шифрам Троцкого, тайнописным чернилам и подставным адресам. Они встречались со всеми сподвижниками Троцкого и во Франции и в Германии! И еще далеко не факт, что после всего этого не само НКВД писало за Троцкого его послания.
Вдруг, как известно, бывает только Пук! И вот это «вдруг» происходит на глазах Трошин, как фокус с зайцем, которого достают из старой шляпы: в тридцать четвертом году (именно этим годом отмечены первые донесения еще одного агента НКВД в деле Троцкого) в окружении Льва Седова возникает некий человек под кодовым именем — Конрад (почему-то в архивах нет его реальной фамилии). Он помогает сыну Троцкого издавать «Бюллетень оппозиции» и имеет такое доверие, что хранит ключ от почтового ящика Седова, всю корреспонденцию, секретные материалы и архивы отца Седова — Льва Троцкого. А в тридцать восьмом году, за два года до смерти самого Льва Троцкого, Лев Седов при странных обстоятельствах неожиданно погибает. Этот самый Конрад остается один на один с Троцким, как лучший и доверенный друг его сына.
«Откуда он взялся? Ответ, Сереженька,
14.
Ненавижу смерть! Пугаюсь ее, как школьник. Испытываю священный трепет перед ее явлением и поэтому — чту ее. Все мое нутро трепещет от мистического непонимания — что это? Я никогда не хожу на похороны даже самых близких людей, потому что знаю — когда кто-то умирает — значит он просто мне больше не позвонит, не зайдет и не напишет. Его просто больше нет — уехал надолго — не знаю куда! Я никогда не говорю — навсегда. Мне это слово не то чтобы не нравится — оно для меня просто ничего не означает. Как я могу делать выводы о том, что мне не подвластно! То, что заколачивают в деревянный ящик — это не то, с чем я вчера мог выпивать, трахаться или спорить. Это, как старый костюм, который выбрасывают на помойку. Единственное, что остается делать — идти и покупать себе новый костюм или ходить голым. И ходят по миру огромные толпы костюмов и платьев, время которых весьма ограничено — мода на них пройдет и их выбросят за ненадобностью. Поэтому суета, с которой эти манекены пытаются соответствовать требованиям «моды на жизнь» просто смешна. Если ты родился сегодня, то у тебя есть только этот день и он растянется до самой смерти — ты всегда будешь таким и никогда не станешь другим, какие наряды не примеряй. Самое важное — полностью реализовать свое время и не заглядывать в день завтрашний — его для тебя нет. Нет для тебя и дня прошедшего. Ну скажите мне на милость — что вы испытываете, когда открываете старую книгу, в которой описываются иные времена, судьбы и жизни людей? Ну — жили, ну — любили, ну — что-то там создавали или ничего не создавали и потом, под печальную музыку проскочили в мир иной. Кто они для вас? Для вас они — никто. Для вас их не было, а просто они были — до вас. Вам на них наплевать. Вы же не учитесь на их ошибках — вы же думаете, что вы непременно умнее, талантливее, изворотливее, счастливее... Вы думаете, что оттяните этот неприятный момент, когда вас отнесут на ближайшее кладбище. А на ближайшее потому, что это очень скучно и неудобно ездить далеко — времени у оставшихся просто нет, дел много, работа, забота, да и не охота! А я и не осуждаю! Это — нормально. Какой смысл делать вид, что этот холмик — это вы? Вчера вы спали в этой постели, сидели за этим столом, на этом стуле, одевали эту рубашку и ходили в этот туалет — почему я не поклоняюсь этому сортиру? Почему я должен думать, что этот чужой кусок земли, который вы и не видели ни разу, это — ваше любимое место? Ни черта подобного! Люди любят сказки про черное и белое, про радость и горе, про добрых и злых, про бедных и богатых, про жизнь и смерть, про Бога и Сатану? Придумали это умные и дураки. Вместе придумывали, потому что кто-то всегда должен отвечать за твои поступки — ты же не хочешь этого делать сам. Ты играешь всю жизнь, но только в ту игру, правила которой не поленился изучить. Ты мог бы играть и в другую, но только, начав играть — остановиться ты уже не можешь — пытаешься отыграться, потому что частенько проигрываешь. А время — уходит, а партнеры — меняются и нельзя выигрывать кряду семь раз — крупье следит за тем, чтобы и другие чуть-чуть себе отхватили. И ты проигрываешь, и виноват крупье, и партнеры — дураки, потому что выигрывают у тебя. Сам ты — дурак. Они не у тебя выигрывают. Они вообще ничего не выигрывают. Они просто пытаются играть. И вот — все играют, не зная правил этой игры, не зная, что победителей не бывает, что всегда в итоге — ничья. И я — играю, потому что вовремя понял, что я — очередной игрок. Я не ищу дружбу и любовь — я их покупаю. И это справедливее и честнее, чем пытаться получить все это бесплатно, как суп для нищих у ворот Церкви Моисея и Аарона в восточной части Ватерлоплейн. Этот суп ужасно невкусный, потому что — бесплатный. Потому что его готовят не для вас, а для всех, но для всех — это ни для кого! Я хочу, чтобы только для меня готовили этот суп, это белье, эту постель и эту любовь. Но, запомните, я даю взамен то, что от меня хотят — и мы все довольны, как только может быть доволен человек, который получил то, что хотел и такого качества, за которое заплатил. За любовь платят деньгами — за деньги платят любовью: разве это не справедливо? Но, деньги ничего не значат — за эти тонкие и грязные бумажки, на которых написаны ничего не значащие цифры, я получаю хороший кусок мяса в жареном или живом виде. Люди, которые хотят много этих сальных кусочков бумаги, мне не интересны. Они готовы ради этого мусора отказаться от всего — я называю их мусорщиками — они собирают мусор. А когда мне надо немного этих бумажек — я знаю, где их взять. Я беру у них, но потом им же их и отдаю, а они обижаются, чудаки!
Когда же они готовы убивать ради этих бумажек — я их не отговариваю. Я только говорю, что не люблю смотреть на смерть и поэтому подожду пока они закончат. Я никого не убивал и я не видел смерть своими глазами. То, что я видел — это не смерть. Это — грязь. Отвратительный запах и грязь. Я видел один раз — пьяный попал под грузовик на моих глазах. Это было омерзительно. Но он был пьяный и это было случайностью, а когда люди сами идут на смерть — это их выбор. Если кому-то нравиться в последний раз закрывать свои глаза не под атласным одеялом в присутствии симпатичной молодой медсестры — ради Бога! Могу ли я вас отговаривать. Вперед! Идите своей дорогой, но обязательно — мимо меня.