Искусство войны
Шрифт:
Сунь-цзы придаёт этой солидарности решающее значение. При угрозе нападения войско, ещё не успевшее укрепиться на занятой позиции, обычно прибегает к следующему средству. Известно, что в войске были колесницы, как малые, т. е. боевые, так и тяжёлые, служащие для перевозки снаряжения и провианта. Эти огромные тяжёлые повозки, обшитые бронёй того времени, — прочными кожами, служили, как указывалось выше, наилучшим укрытием от стрел и дротиков противника. Поэтому самым быстрым способом укрепиться, было построить эти колесницы четырёхугольником плотно друг к другу и обороняться из-за них. Сунь-цзы, конечно, знает этот способ, но считает, что это всё же средство ненадёжное. «Если даже связать коней и врыть в землю колёса повозок, всё равно на это ещё полагаться нельзя». Что же нужно? Нужны храбрость и единство. Нужно, чтобы «солдаты в своей храбрости (были) все как один». Таким образом, морально-психологический фактор играет основную
Сунь-цзы не раз давал доказательство того, какое большое значение он придаёт этому фактору. Для него, как и для У-цзы, это — одна и притом важнейшая, «пружина» боеспособности армии. Однако Сунь-цзы не считает морально-психологический фактор чем-то самодовлеющим. Для него он — явление производное, порождаемое чисто материальными причинами. Он говорит: «Когда сильные и слабые все одинаково обретают мужество, это действует закон местности», Обстановка заставляет войско быть подобным чан-шаньской змее; обстановка заставляет даже таких непримиримых врагов, как жителей У и Юэ, спешить на помощь друг другу. Всё дело в окружающей обстановке, во внешних условиях.
О какой же обстановке идёт речь? Ответ на этот вопрос ясен.
Нужная обстановка создаётся тогда, «когда войско брошено в такие условия, из которых нет' выхода», — говорит Ли Цюань; «когда воины поставлены в такие условия, что им ничего не остаётся другого, как умирать», — говорит Ду My. Чжан Юй прямо называет: «в местности смерти». В этих условиях солдаты «будут помогать друг другу, как одна рука — другой… Это путь к верной победе», — говорит Ду My. Следовательно, речь идёт всё о том же влиянии обстановки на боеспособность солдат и о необходимости для полководца в такую именно обстановку ставить свою армию. А это значит, что и фактор обстановки Сунь-цзы понимает не механически: дело не в том, что армия оказалась в такой обстановке, а в том, что её в такую обстановку поставила чья-то сознательная воля. Чья? Конечно, того, кто распоряжается всем на войне: полководца. Полководец ставит свою армию в положение неизбежности боя, и в этом случае она становится послушным орудием в его руках. «Когда искусный полководец как бы ведёт своё войско за руку, ведёт, как будто это один человек, это значит, что создалось положение, из которого нет выхода». «А когда создалось такое положение, все невольно подчиняются моему руководству», — продолжает мысли Сунь-цзы его комментатор Мэй Яо-чэнь. Полководец же ведёт войско в направлении к победе. Поэтому «это и есть путь к верной победе», — как выражается Ду My.
Военная история феодального Китая, Кореи и Японии даёт немало примеров действий полководцев по плану, рекомендуемому Сунь-цзы. Одним из таких примеров считается поражение японцев в битве под Коею в Корее во 2-м году Бунроку (1593), во время корейского похода Хидэеси.
Армия Кониси Юкинага, разбитая китайскими войсками в битве под Пхеньяном, отступила на юг, но сумела в удачном сражении под Хэкитэйканом отразить китайцев и задержать их преследование. Ободрённые этим успехом, японцы решили снова перейти в наступление и первым делом ликвидировать корейский отряд, стоявший в горном укреплении Косю в трёх китайских милях к западу от Сеула.
Корейский военачальник выбрал эту позицию строго в соответствии с указаниями Сунь-цзы. Он поставил своих солдат в необходимость сражаться, не оставив им никакого другого выхода. Сзади его расположения была большая река, и путь отступления был, таким образом, отрезан; с прочих сторон были непроходимые болота. Это была в полном смысле слова «местность смерти».
Юкинага, видя это положение противника, двинул всю свою 30-тысячную армию против корейского отряда, насчитывавшего всего только 2300 человек. Победа, казалось, была вполне обеспечена: корейский военачальник сам посадил себя в ловушку. Но тут сказались слова Сунь-цзы: «Когда нет выхода, люди храбры, как Чжуань Чжу и Цао Куй». «В местности смерти сражайся», — указывает Сунь-цзы, и, действительно, корейцы сражались так хорошо, что вынудили японскую армию отступить.
Из этого примера видно, как много значит искусный полководец. В сущности говоря, Сунь-цзы ставит вопрос так, что именно от полководца в конечном счёте зависит исход военных действий. Таким образом, ответственность, возлагаемая на него, огромна. Поэтому естественно, что и его образ действий, его поведение должны подчиняться особым требованиям.
Первое, что Сунь-цзы требует от полководца, — это спокойствие и непроницаемость. Сорай толкует слово «спокойствие» в смысле полной невозмутимости, выдержки, умения не выдавать ничем своих чувств и мыслей (цит. соч., стр. 295). При таком понимании становится понятным, почему Сунь-цзы ставит оба указанных свойства в связь друг с другом: первое — условие, второе — следствие. Сунь-цзы говорит о полководце, который спокоен и благодаря этому непроницаем для других. Далее, от полководца требуется дисциплинированность, а этим, как говорит Сунь-цзы, он держит в порядке и других. Сунь-цзы особенно подчёркивает требование непроницаемости. В следующих своих словах он даже подробно раскрывает это требование, что делает далеко не всегда.
Что значит быть непроницаемым? Вообще это значит держать в строгой тайне свои намерения и планы. Соблюдение военной тайны — требование, предъявляемое полководцу ещё с глубокой древности. Но Сунь-цзы понимает это требование очень широко. Соблюдать военную тайну — значит не только скрывать свои оперативные планы, замыслы и т. п., но и вводить других в заблуждение. При этом Сунь-цзы понимает, что военная тайна, известная всему войску, уже не есть тайна. Если её знают все офицеры и солдаты, её знает и противник. Поэтому скрывать свои планы нужно не только от противника, но и от собственной армии. И не только скрывать, но делать так, чтобы армия не могла даже догадаться о них по каким-нибудь признакам. И это первоочерёдная задача, более важная, чем даже сокрытие своих планов от противника. Сунь-цзы превосходно понимает, что сведения о военной тайне могут просочиться к противнику скорее всего через своих. Поэтому он и не задумывается решительно сказать: «Он должен уметь вводить в заблуждение глаза и уши своих офицеров и солдат и не допускать, чтобы они что-либо знали». Ду My видит в словах Сунь-цзы очень простое и точное правило. По его мнению, «Сунь-цзы здесь говорит о том, что полководец должен делать так, чтобы воины его армии не знали ничего другого, кроме его приказов, чтобы они были глухи и слепы». Мэй Яо-чэнь говорит: «Стратегия и тактика войны… нужно заставлять выполнять её, но не допускать, чтобы о ней знали».
Для Сунь-цзы очень характерно всегдашнее стремление предписывать не пассивные действия, а активные. Он не говорит: «Храни от своих офицеров и солдат свои замыслы в тайне»; это пассивное требование. Полководец должен не только хранить тайну, но действовать так, чтобы она была сохранена: он должен вводить в заблуждение других. Это требование активное.
Сунь-цзы предписывает и ряд других действий — всё с той же целью маскировки: «Он должен менять свои замыслы и измените свои планы и не допускать, чтобы другие о них догадывались». Сунь-цзы полагает, что при всей осторожности всё же рано или поздно военная тайна раскроется. О планах полководца можно судить по его действиям. Исходя из них, можно путём умозаключений дойти и до плана полководца. Сунь-цзы считается и с тем, что о замыслах полководца могут дать некоторое представление даже такие вещи, как его местопребывание, его передвижения. Поэтому, чтобы сбит ь противника с толку. Сунь-цзы советует «менять своё место пребывание, выбирать себе окружные пути». Всё это делается для топ чтобы «не допускать, чтобы другие могли что-либо сообразить».
Крайне любопытно, что в практике древних китайских полководцев для наилучшего соблюдения военной тайны применялись иногда те же средства, как и в новейшее время. Так, например, при отправлении какой-нибудь части в поход от неё скрывались маршрут похода и его цель. Об этом узнавали, лишь пройдя определённое расстояние, после вскрытия запечатанного пакета, в котором всё было изложено. Этим достигалась, но всяком случае на первом этапе похода, полная тайна. Лю Юй, основатель царства Сун (420), отправляя в поход против княжества Шу своего полководца Чжу Линь-ши, не дал ему никаких указаний, а вручил запечатанный пакет и приказал вскрыть его только тогда, когда войско достигнет г. Бодичэна. К границам Шу можно было подойти по трём рекам: «внутренней», «внешней» и «средней». Дойдя до указанного пункта, Чжу Линь-ши вскрыл пакет и узнал, что его главные силы должны вторгнуться в пределы Шу по «внешней» реке, один отряд должен направиться вдоль «средней» реки, а всех более слабых нужно посадить на суда и направить туда же по «внутренней» реке. Для этих слабых частей предписывалось изготовить большие суда, чтобы по внешнему виду можно было думать, будто это движется основная армия. Чжу Линь-ши так и поступил. Противник, действительно, принял части, следующие на судах, за главные силы наступающих, сосредоточил всё внимание и силы на этом участке, оставив почти беззащитной свою столицу Чэн-ду, и принуждён был скоро открыть ворота победителю.
Итак, тайна — необходимейшее условие и ведения войны в целом и проведения всякой отдельной операции. Наилучший же способ достичь успеха — это поставить своих солдат в необходимость драться изо всех сил. Сунь-цзы до сих пор говорил об этих двух вещах раздельно, теперь он рассматривает эти два условия совместно.
Сунь-цзы нашёл слова, которыми очень образно определил тактику полководцев древнего Китая по отношению к своим солдатам. Эти слова превратились в крылатое выражение, прочно вошедшее в речевой обиход па всем Дальнем Востоке. Это выражение — «убрать лестницы». В западном мире в этом случае говорят «сжечь корабли».