Исландская карта. Русский аркан
Шрифт:
И вот нате, любуйтесь — Будрылин пьян в стельку!
Подлеца трижды окатывали студеной колодезной водой — вотще. Били по щекам — с тем же результатом. Будрылин стоял на ногах только потому, что его поддерживали под мышки. При каждом тычке начальственного кулака голова машиниста откидывалась назад и упрямо возвращалась. Членораздельно говорить он не мог — мычал по-животному.
— Как ты смел, негодяй! — гремел на всю подведомственную территорию начальник.
Будрылин мычал.
— Ты хоть понимаешь, пьяная сволочь, что натворил? —
Будрылин вдруг удивился.
— Н-не им-меешь права б-бить! — выговорил он, шмыгая кровоточащей ноздрей.
— А вот я тебе сейчас покажу, на что я имею право! — лютовало начальство.
— Да бросьте вы его, Филипп Филимонович! — не выдержал помощник начальника и сам же подал пример, выпустив истязаемого. Будрылин мешком осел на пол. — Сами же видите: бесполезно. Мы ему потом чертей выпишем, когда очухается. Сейчас не бить надо, а думать, что делать! Их благородие уже беспокоятся…
«Их благородием» был жандармский поручик, пока еще не посвященный в суть разыгрывающейся драмы. Посвящать его в тонкости работы с железнодорожными кадрами никому не хотелось.
Свистящее дыхание вырывалось из груди начальника. Однако цвет его лица стал понемногу улучшаться.
— Паровозы под парами?
— Так точно, оба.
— А в одной бригаде некомплект. Как назло — машинист! Будь помощник или кочегар, тогда бы ладно… Где взять машиниста? Думайте.
— Может быть, снять с «кукушки» Шишова? Он у нас непьющий.
— Скажете тоже! Ему уж лет восемьдесят. На «Змее-Горыныче» никогда не ездил. И кто «кукушку» мне гонять будет?
— Да, верно. А Мендельсон?
— Молоко на губах не обсохло. Потом, так я и доверил какому-то Мендельсону везти великого князя! И «Змея-Горыныча» он тоже не знает.
— Так Каменюкин знает! Что с того, что он только помощник? Он толковый. Пусть ведет паровоз. А Мендельсона к нему машинистом… для виду. Пускай прокатится. Не Литерный-бис, поведет, разумеется, а просто Литерный.
Начальник станции утер пятерней обильный пот.
— Уф! — выдохнул, как кит. — Кажется, только это нам и остается. Ну, если обойдется — сотенную на храм пожертвую, вот крест! Нет, стойте… Мендельсон же нынче домой отпущен!
— Можно послать за ним, он недалеко живет.
— Поздно! — От досады начальник станции схватился за жидкие волосы на своем затылке, подергал аккуратно. — А впрочем, посылайте, да чтоб мигом! Одна нога здесь, другая там… Живо!
Оставшись в служебом помещении наедине с мертвецким Будрылиным, начальник станции пнул храпящее тело ногой и помянул черта. Первым надо было выпускать на перегон Литерный, а Литерный-бис — следом. Но как прикажете это сделать? Трезвая бригада — это для поезда великого князя, тут и разговоров быть не может. Выпустить Литерный, ведомый одним помощником без машиниста? Каменюкин, без сомнения, справится, но на машиниста он еще не аттестован. Узнают — сгноят. Значит, надо ждать Мендельсона. И нет времени. Задержать отправку обоих рейсов? Нет, только не это. Стало быть, остается одно: первым отправить Литерный-бис с великим князем и его свитой, а за ним уже Литерный. Для этого — загнать Литерный в тупик якобы по ошибке. Тоже, конечно, по головке не поглядят, но и не взгреют, надо полагать, слишком-то сильно…
Начальник станции вновь вздохнул по-китовьи. Решение было найдено.
Он не знал того, что подполковник Огуречников иногда отдавал приказ: на таком-то перегоне Литерному-бис проскочить вперед. Но не в этот раз. Не знал он и того, что пьяный негодяй Будрылин только что спас великого князя от вероятной гибели. За что на месяц будет переведен в кочегары и, озлобившись от вопиющей несправедливости, начнет втихомолку почитывать брошюры Клары Мракс.
— Лучше места не сыскать, — сказал Битюг, указывая толстой, как полено, ручищей на насыпь. — И высоко, и спуск, и поворот. Сковырнется как миленький.
— Мост был бы лучше, — задумчиво проговорил Ворон, жуя травинку.
— Лучше-то лучше, только это еще как посмотреть, — не согласился Битюг. — На мосту охрана, стало быть, без стрельбы не обойтись. От моста далеко не уйдешь ни по земле, ни по воде — перебьют нас, а то и сцапают. Место открытое. А тут любо-дорого: сделали дело — и мотаем в тайгу. Тайга — она завсегда укроет. Ищи сто лет, не найдешь. На заимке отсидимся. Спрячем ружьишки, шурфов еще накопаем вдобавок к тем, что уже есть. Старатели мы, работаем артельно, бумага с печатью имеется, вот и весь сказ. Ежели и найдут нас, так нипочем не дознаются.
Ворон поднял бровь, но ничего не сказал. Три человека уже лезли на насыпь. Осмотревшись, скатились вниз. Ворон тихонько свистнул, и боевая группа рассредоточилась в кустарнике. Ждать оставалось недолго.
Сначала, как обычно, пойдет дрезина с несколькими солдатами. Спустя полчаса или меньше — первый поезд, Литерный. Его трогать не надо, и мину следует закладывать, лишь когда он пройдет. Затем придется действовать быстро. В запасе минут десять-пятнадцать, вряд ли больше.
В общем-то вполне достаточно, ребята умелые.
Ждать пришлось не больше часа. Из-за сопки показалась дрезина. Она двигалась с разболтанным лязгом и скрипом, но довольно быстро. Четверо солдат качались на ней туда-сюда, как заведенные. В маленьком прицепчике позади сидели еще четверо — мордами друг к другу. Окрестный ландшафт был им нелюбопытен. Хоть встань в кустарнике во весь рост — вряд ли заметят.
Битюг кряхтел за кустом — испражнялся перед делом. Это давно вошло у него в привычку и служило предметом беззлобных шуток. Все знали, что Битюг — боец умелый и редкостно бесстрашный. Странно даже было, что он еще жив — с его-то революционной биографией. А что до кишечника, то это вещь, рассудку не подчиненная. Революционер должен иметь твердое сердце, а о кишечнике нигде ничего не сказано.