Испанская хроника Григория Грандэ
Шрифт:
Евгений Птухин, несомненно, был выдающимся авиационным командиром, одним из тех людей, которые творчески осмысливали роль боевой авиации в будущей войне.
Старая тактика, созданная на академических кафедрах, не всегда оправдывала себя на практике. Необходимо было создавать новые приемы боевого применения авиации. Но печатное слово уставов, не поспевающее за быстрым развитием авиационной техники, связывало творческую мысль многих командиров. Требовались большая смелость, уверенность в себе и определенный риск чтобы в условиях войны, вдали от Родины, решиться на боевые эксперименты. Птухин был одним из немногих, кто шел на такой риск, не задумываясь над тем, что неудачи могут грозить ему неприятностями.
Можно было бы многое рассказать о том, как блестяще проявились способности Евгения Птухина в Испании, как умел он внушить летчикам веру в свои силы. В беседах с молодым талантливым летчиком Николаем Остряковым он психологически подготовил его к смелой атаке германского линкора «Дойчланд», из которой Остряков вышел победителем. Птухин одобрил и беспримерную, отчаянно смелую атаку эскадрильи истребителей Александра Гусева, увенчавшуюся победой над кораблями мятежников. Им была разработана и осуществлена атака секретного аэродрома противника в Гарапинильясе.
Однажды, когда мы с Птухиным вдвоем сидели после ужина в темной комнате у раскрытого окна, приехал Сыроежкин.
— Поедемте куда-нибудь в кафе или бар, только подальше, где не падают снаряды, — предложил он.
На авениде Тореадоров, в восточной части Мадрида, наиболее удаленной от линий фронта, напротив огромного темного здания Пласа де Торос мы остановились у одного еще открытого бара и отпустили шофера.
В зале с низким потолком тускло горело несколько синих маскировочных ламп, едва освещавших людей, сидевших за столиками. Только одна белая лампочка, упрятанная в глубокий абажур, бросала узкий, яркий луч на стойку бармена. Дым сигарет облачком плавал под потолком, сгущая мрак. Хриплые голоса подвыпивших мужчин и женщин сливались в общий гул, наполняя зал, пропахший табаком, вином и дешевыми духами.
Мы заняли места за стойкой и заказали бутылку марфиля прекрасного белого каталонского вина. Григорий бросил быстрый взгляд вокруг. Вблизи от нас, в конце стойки, за кассой сидела женщина, как мы узнали позже, хозяйка бара. Ей, несомненно, было уже лет за сорок. Тщательно причесанная, с большим гребнем в волосах, с мантильей, накинутой на плечи. На ее руках поблескивало много колец, и браслет позванивал каждый раз, когда она поднимала руку к кассе. В ее лице было что-то такое, что заставляло нас временами поглядывать на нее. Скорей всего мы ловили на себе ее взгляды.
Мы не хотели привлекать к себе внимании посетителей бара. В Мадриде скрывалось много тайных агентов «пятой колонны» Франко, готовых при удобном случае всадить на неосвещенной улице нож в спину или пустить пулю в затылок иностранному добровольцу.
Мы сидели молча, потягивая вино и поглядывая по сторонам. Двое парней, аккомпанируя на гитарах, пели не совсем пристойные песни. Расположившиеся за ближайшим столиком анархисты с черно-красными платками на шеях одобрительна кричали: «Оле!»
На улице у входа заскрежетал тормозами автомобиль комендантского патруля. Вооруженные люди вошли в бар. Тонкие лучи их электрических фонарей заметались по залу, выхватывая из синего сумрака лица притихших людей.
— Внимание! Всем оставаться на своих местах. Предъявить документы! — произнес резкий голос. К освещенной стойке подошел офицер, начальник патруля, с крупнокалиберным пистолетом в руке. Он оглядел сидевших у стойки людей и, вплотную приблизившись к Евгению, произнес;
— Документы!
Птухин молча протянул свою штабную книжку.
— О мой генерал! Прошу прощения! — громко воскликнул офицер, почтительно возвращая документ. — Это ваши товарищи? — указал он на нас и, не ожидая ответа, вдруг сказал: — Разрешите выпить с вами за русских летчиков!
Засунув свой «стайер» за пояс, офицер жестом потребовал у бармена бокал. Мы чокнулись с ним, и к нам потянулись со своими стаканами собравшиеся вокруг люди.
— Вызывай машину, — буркнул Григорий.
Но телефон в баре был давно снят.
— Тогда пошли пешком, а то придется пить со всеми, — сказал Евгений и направился к выходу.
Мы вышли на темную авениду и, дойдя до угла свернули на улицу Алькала.
До «Гэйлорда» было далеко, кварталов десять. Позади нас, на противоположной стороне пустынной улицы, послышались поспешные шаги. Людей в темноте не было видно.
— Арриба, Эспанья! [12] — задыхаясь, выкрикнул кто-то фашистский лозунг на другой стороне улицы. Вслед за тем загремели выстрелы. Пули ударялись о стену дома рядом с нами. Зазвенело разбитое стекло. Евгений выхватил пистолет и, став за деревом у края тротуара, несколько раз выстрелил. Григорий действовал по-партизански: в фашистов полетела граната, а за ней крепкое русское слово. Грохот разрыва отозвался эхом в переулках, и вспышка осветила двух убегавших людей.
12
Арриба, Эспанья! — Воспрянь Испания (исп.)
— Н-нда, инкогнито сохранить не удалось, — проговорил Сыроежкин, засовывая пистолет в кобуру. — Что будем делать?
— Подождем. Сейчас на шум примчится патруль и довезет нас до дому, — сказал я.
Григорий перешел на противоположную сторону посмотреть на место, где разорвалась его граната. Вернувшись к нам, пробурчал:
— Счастливо отделались! — И, обращаясь к Евгегению Птухину, добавил: — Зря стрелял, только обозначил свое место.
Агенты «пятой колонны» Франко, скрывавшиеся в Мадриде, при каждом удобном случае писали нам угрожающие письма, стреляли в советских добровольцев из за угла.
В ожидании патруля мы оставались на месте, приняв необходимые меры предосторожности: где-то могла скрываться и вторая группа фашистов Вскоре послышался шум идущего на большой скорости автомобиля, и я, выйдя на мостовую, подал сигнал карманным фонариком.
Большой открытый «испано-сюиз» со скрежетом затормозил, и четверо вооруженных людей вышли из него.
Узнав, что все обошлось благополучно и среди нас нет раненых, они предложили нам занять места в их машине. Еще через несколько минут мы были в «Гэйлорде».