Испанская хроника Григория Грандэ
Шрифт:
Раненые испанцы были матросами, собратьями Пимента по оружию.
— Конечно, — сказал я. — Только давай быстрей, надо спешить…
Поднявшись из лощины по руслу высохшего ручья, мы остановились в кустах осмотреться и выбрать удобный момент, чтобы выскочить на шоссе, Оно беспрерывно обстреливалось противником и хорошо просматривалось им. Разрывы то там, то здесь вздымали каменистую почву. Освещенная ярким солнцем дорога была пустынна.
— Поезжай, — сказал я Пиненту, убедившись, что ожидание бесцельно.
На большой скорости мы выскочили на асфальт и помчались на север. С нашим появлением обстрел заметно усилился. Пинент резко отворачивал при близких разрывах, от чего нас бросало из стороны в сторону.
Один из раненых матросов застонал, ударившись головой о борт машины. Через бинты его повязки стала просачиваться кровь. Второй лежал, скорчившись у моих ног. Оба сильно страдали, боль отражалась в их черных затуманенных глазах. Через несколько минут бешеной гонки мы вышли из зоны обстрела.
Нам предстояло проехать километров пятьдесят по дуге тыловых дорог и вновь опуститься к фронту на участке анархистской дивизии.
Мы мчались по извилистой дороге. Теперь на встречу неслись грузовики с боеприпасами и людьми. Лихие шоферы испанцы давали волю своему южному темпераменту.
Несмотря на быструю езду, не чувствовалось прохлады. Сухой жаркий воздух иссушал кожу и горячей струей проникал в нос и горло. Через полчаса гонки мы влетели в Тореладонес и, сдав раненых в госпиталь, подкатили к большому квадратному бассейну в центре деревни. Солдаты купались в нем, перекликаясь с женщинами, стиравшими тут же белье и оглушительно колотившими по нему своими вальками.
Пока Пинент ездил заправлять машину, мы кое-как вымылись.
— Одну минутку, — проговорил Таба и, накинув бурнус, скрылся среди домов. Когда подъехал Пинент Таба вновь появился, держа в руках две бутылки анисовой водки. Матрос одобрительно скосил глаза на бутылки и потуже надвинул на лоб замусоленную фуражку, на ленте которой еще можно было разобрать название его корабля — «Хаиме I».
Мы тронулись дальше. Грохот боя затихал по мере удаления от фронта, и у Кольменар-де-ла-Вьеха слышался только приглушенный гул. Здесь мы повернули на юго-восток, проехав километров пятнадцать, наткнулись на рогатку, перегораживающую дорогу. Лаконичная надпись «Альто» висела посреди, предлагая остановиться. Кругом, однако, никого не было видно.
— Вот начинается их царство, — зло сказал Пинент и надавил на кнопку сигнала.
Мы ждали, изнывая от жары и нетерпения, но никто не показывался у этого заслона.
— Чего ждать! Я сброшу рогатку, и мы поедем дальше, — предложил Таба.
— Омбре! [17] Ты в своем уме? — воскликнул Пинент. — Ты их еще не знаешь: сразу получишь пулю в спину!
Наконец на очередной продолжительный сигнал откуда-то со стороны послышался голос, и над кустами появилась голова в солдатской пилотке.
17
Омбре — парень, человек (исп.)
— Эсперо покито! [18] — крикнул солдат и двинулся в нашу сторону. Видимо, он отлеживался в тени кустов.
Выйдя на дорогу, он взял винтовку на руку. Черно-красный платок на шее говорил о его принадлежности к анархистам.
— Кто будете, куда направляетесь?
— Мы едем к комдиву Мера. Мы из Брунете, — ответил Таба.
— О! Из Брунете! Бойнос диас, сеньорес! [19] — И неожиданно засуетившись, солдат отодвинул рогатку.
18
Эсперо покито — подождите немного (исп.)
19
бойнос диас — добрый день (исп.)
— Поезжайте, пожалуйста. Счастливого пути!
— Этот анархист не такой страшный, как ты о них говорил, — сказал я Пиненту.
— Карамба! — зло пробурчал он в ответ.
Еще через четверть часа мы подъехали к штабу 14-й анархистской дивизии, занимавшему небольшое поместье с фруктовым садом, обнесенным высокой оградой. Ворота сада выходили на шоссе, и от него до дома вела широкая асфальтированная дорожка. Охрану у входа несли солдаты с черно-красными косынками на шее, вооруженные крупнокалиберными маузерами, кинжалами и ручными гранатами у поясов.
— Альто! — приказал нам один из них.
Я повторил им, что еду из Брунете к комдиву Мера. Упоминание Брунете и здесь возымело свое действие. Нагловатый тон сменился почтительным уди плен нем.
— Пожалуйста, проезжайте, — хором ответили они, и ворота широко распахнулись перед нами.
У входа в дом тоже стояли солдаты, вооруженные маузерами. Молоденький парень в форме лейтенанта, почти мальчик, в лихо сдвинутой набок фуражке, выставив ногу вперед, некоторое время молча рассматривал нас, играя свистком на серебряной цепочке. Но, узнав, откуда мы прибыли, он вежливо попросил подождать и тут же скрылся за дверью.
Несколько солдат, стоявших у входа, перешептывались между собой, с любопытством разглядывая нас. Наша потрепанная и грязная одежда красноречиво говорила о том, что мы недавно вышли из боя и прибыли из этого самого Брунете, молва о котором широко распространилась.
— Как там в Брунете? Крепко дерутся мавры и легионеры? — спрашивали они, обращаясь к Табе.
Вначале Таба просто отвечал на их вопросы, но вот в его глазах блеснул лукавый огонек, и он, в свою очередь, стал задавать им вопросы:
— А как у вас? Что-то тихо на вашем участке, а?
Анархисты переглянулись, и один из них после недолгой паузы сказал:
— Знаешь, амиго, тут они ведут себя тихо.
Такой ответ, видимо, должен был означать, что франкисты боятся анархистов. Таба с плохо скрытой иронией заметил:
— Вас они боятся…
— Кларо [20] , — гордо подтвердил широкоплечий парень, небрежно подбрасывая на ладони ручную гранату.
Скорчив прискорбную рожу, Таба продолжал опасный разговор;
20
Кларо — ясно, понятно, естественно (исп.)