Испанская хроника Григория Грандэ
Шрифт:
— Кто там? — спросил возница, машинально натягивая вожжи. Собачонка, бежавшая под телегой, меж колес, подошла обнюхать нас.
— Спички есть? — спросил Виктор.
— Есть, — спокойно ответил крестьянин и спрыгнул на землю. Это был человек лет двадцати пяти. Из кармана короткой куртки он достал спички и протянул нам. Мы угостили его куревом, не торопясь начать разговор.
«Если удастся договориться с этим человеком, то Виктор отправится в Барселону, а мы с Габой на некоторое время останемся на острове», — подумал я.
— Алеманос? [37] —
— Нет…
— Итальянос!
— Нет…
— Кто же вы? — без тени тревога спросил испанец.
Видимо наше произношение выдавало в нас иностранцев.
— Републиканос! — с расстановкой произнес Виктор.
— Реп… — Возница запнулся на этом слове. Рука с сигаретой повисла в воздухе, и, не говоря ни слова, он полез и повозку.
— Не спеши, приятель. Мы ничего плохого тебе не сделаем. Ты должен помочь нам. Мы сражаемся за свободу, против помещиков, за то, чтобы отдать землю крестьянам. Разве ты не слыхал об этом? — начал я. — Помоги нам, устрой на ночлег, расскажи, кто у вас сочувствует республике…
37
Алеманос — немцы (исп.)
— У меня нет своего дома, я работаю у алькальда [38] , ну как я вас спрячу? У нас в деревне уже несколько крестьян расстреляли — тех, кто был недоволен… а у меня семья, дети… Чем я могу помочь вам? Нет, вы уж меня не просите. Я никому не скажу, что вас видел… Вот у меня есть немного хлеба, — и возница протянул нам маленький, круто замешенный хлебец.
Мы молча переглянулись.
— Пусть едет, — сказал Таба и, обращаясь к испанцу, спросил: — Ты никому не скажешь, что встретил нас?
38
Алькальд — деревенский староста (исп.)
— Клянусь пресвятой девой Марией, пусть покарает меня всевышний, если я скажу хоть слово про вас. Идите с богом, я вас не выдам.
Мы постояли на дороге, пока поскрипывающий воз не скрылся за поворотом, затем зашагали по целине к морю, шумевшему невдалеке. Еще не дойдя до обрыва, услыхали, как вдали, в направлении Алькудии, прозвучал глухой взрыв и слабая зарница на мгновенье осветила небо. Сработала наша мина на мосту у перекрестка дорог. Взрыв подхлестнул нас, и мы почти скатились с обрыва к воде, где волны, как бы приветствуя, окатили нас своими солеными брызгами.
— Подымется теперь у них суматоха! — весело проговорил Виктор. — Вот забегают, начнут искать, насторожатся. Все время жили здесь спокойно, и вдруг…
— Это полезно, — заметил Таба, нащупав уже линь от надувной лодки.
Общими усилиями мы вытащили ее на берег и быстро накачали маленьким мехом. Войдя в воду, Таба удерживал ее на накате. Оставалось ждать появления «С-4».
Эти последние полчаса ожидания, пожалуй, были трудными. Сидя на камнях, мы до боли в глазах в глазах вглядывались в темноту и вслушивались в прерывистый гул прибоя. Многочисленные ссадины на теле ныли, и нервное напряжение последних дней сильно давало о себе знать.
— Есть! — вдруг воскликнул Таба.
В кабельтове от
— Кладите оружие и одежду, держитесь за корму, а я вас отбуксирую. Так будет скорее, — предложил Виктор.
Мы ухватились за петли и энергично заработали ногами. Виктор взмахнул веслами, и, преодолев накат, мы поплыли к невидимой подводной лодке, откуда нам подавали голоса. Вскоре появилась ее темная масса. Моряки быстро втащили нас на палубу и, не дав опомниться, опустили в люк.
Не забыть мне теперь эти три ночи под оливами!..
Подводная лодка бесшумно скользнула во мрак и, запустив, дизели, пошла полным ходом, оставляя на поверхности фосфоресцирующий шлейф и пляшущие в струе отражения звезд.
Командир спустился к нам в кают-компанию и за чашкой кофе сообщил, что теперь мы пойдем к порту Пальма-де-Майорка, а оттуда возьмем направление на Кастельон-де-ла-Плайа, чтобы пройти дозором вдоль берега и вернуться в Барселону. Уходя к себе, он сказал, что на подходе к берегу видел сильную вспышку где-то в районе мыса Форментор. Это была все та же мина.
К десяти часам утра мы пришли в залив у Пальма-де-Майорки. Военные корабли мятежников стояли в порту за противолодочными сетями. До наступления темноты опять лежали на грунте, вслушиваясь в редкие шумы винтов проходивших судов и изредка осторожно высовывая перископ.
В темноте отошли мористее, всплыли и на дизелях пошли к материку. Утром у Оропесы командир заметил стоявший у берега легкий крейсер мятежников «Серверу». Заманчивая цель для торпедного удара. По сигналу боевой тревоги, когда все заняли свои места, мы уселись на диване в кают-компании, чтобы никому помешать. Лодка маневрировала и легла на боевой курс. Две торпеды с шипением вышли из носовых аппаратов, но одна сразу же затонула, а вторая всплыла, выдав противнику наше присутствие.
— Третий, четвертый — пли!
Третья торпеда тоже затонула, а четвертая стала описывать циркуляцию, угрожая нашей лодке. Чтобы уйти от нее, лучше всего было всплыть и на дизелях уйти на большом ходу. Однако на виду у вражеского крейсера сделать это было слишком опасно. Пришлось погрузиться на предельную глубину и дать максимальные обороты на валы, почти полностью разрядив аккумуляторы.
Командир неистово ругался и говорил о вредительстве агентов Франко в морском арсенале Картахены, поставляющем торпеды.
Нам повезло: командир вражеского крейсера был основательно напуган попыткой атаковать его и не пытался нас преследовать. Не слыша погони, мы легли у берега на грунт, чтобы сохранить остатки заряда в аккумуляторах. Томительно тянулись часы. В старой лодке к концу дня стало трудно дышать. Но вот наступила желанная темнота, можно было всплыть и проветрить отсеки.
В двенадцатом часу ночи подошли к Барселоне, маневрируя меж минных заграждении. Итальянская авиация вновь появилась над городом. Гора Тибидабо, как и в ночь нашего отплытия, сверкала вспышками зенитных орудий. В темном небе сверкали разрывы снарядов, гудели моторы вражеских самолетов… Опять горела Барселонетта и дома вблизи порта. Ветер доносил до нас дым и запах тротила.