Испанские грезы

Картленд Барбара

На мгновение маркиз отвернулся, глядя на переливающиеся радужные струи фонтана.

Потом он снова заговорил, но уже совсем другим тоном:

– Большинство женщин считают королевское внимание за честь.

– Я считаю, что это очень нехорошо и… порочно!

В ее голосе звучало такое негодование, что маркиз взглянул на нее с удивлением.

– Порочно восхищаться вашей прелестью?

Вильда услышала в его голосе уже знакомые ей циничные нотки.

– Да, сеньор маркиз, именно это я хочу сказать! – заговорила горячо Вильда. – Считаю

это не комплиментом, а оскорблением, когда так ведет себя женатый человек!

Кривая усмешка скользнула по губам маркиза.

– Значит, мисс Уорд, вы не похожи на большинство молодых женщин, которые были бы польщены королевским вниманием.

– Я не ожидала, что вы поймете, и я знаю, что вы находите меня неискушенной и очень глупой, как думает и Г… графиня.

Она чуть было не выдала себя, назвав Гермиону, но вовремя удержалась.

Чувствуя, что какое-то объяснение было необходимо, она сказала:

– Я знаю, что в Англии принц Уэльский подает пример супружеской неверности, и мне говорили, что ваш король ищет утешения, потеряв любимую жену, но все это меня не касается. Я счастлива, живя в деревне, где никто не шокирует меня своим поведением, – продолжала она с вызовом. – И я не имею ни малейшего желания знать, чем они занимаются.

Неожиданно он положил ладонь на ее руки.

– А теперь послушайте меня, – сказал он. – Вы были поражены и расстроены тем, что не должно было случиться. Поверьте мне, это никогда не повторится. Постарайтесь развлечься, пока вы здесь.

Вильда вздрогнула, когда маркиз коснулся ее руки, а потом сидела неподвижно, слушая его. От его руки исходило такое тепло и сила, что ей показалось, что маркизу можно доверять.

По неизвестной ей причине он казался ей воплощением силы и надежности в бурном пугающем мире, где она ощущала себя затерянной.

Но в это самое мгновенье вспомнила, что маркиз принадлежит Гермионе, и сестра пришла бы в бешенство, узнав, что они сидят одни, и что было еще более важно, она говорит с ним как с равным.

Подняв на него взгляд, она быстро сказала:

– Вы очень добры… но я думаю, что мне следует вернуться в дом.

Маркиз понял, что у нее мелькнула мысль, не застанет ли она там снова короля. И, словно отвечая на незаданный вопрос, сказал:

– Его величество уехал, и в другой раз я позабочусь, чтобы он не застал вас врасплох.

– Вы уверены?

– Вполне уверен, – ответил маркиз. – А когда вы будете бывать во дворце, старайтесь не оставаться там одна.

Пальцы Вильды дрожали под его рукой.

– Я прошу вас доверять мне, – сказал он тихо.

– Я вам доверяю, – ответила Вильда, – и благодарю вас за то, что вы спасли меня.

Девушка встала, и маркиз последовал ее примеру.

– Вы слишком молоды для занимаемого вами положения, – сказал он. – Нельзя ли вам найти другой источник заработка?

Вильда сначала не поняла, о чем он говорит.

Потом она сообразила, что, по его мнению, она была настолько бедна, что оказалась вынужденной поступить в гувернантки.

– Дело

не в этом, – начала она бессвязно, – я… я работаю временно.

– Чтобы помочь графине? – спросил маркиз.

Испуганная его проницательностью, она быстро сказала:

– Я думаю, мне пора… к леди Мирабелле. Благодарю вас, сеньор маркиз, за вашу доброту. Я очень благодарна вам.

Она сделала реверанс и, не оглядываясь, пошла мимо фонтана под деревьями к дому.

Маркиз не шевельнулся, пока Вильда не скрылась из виду и ее золотистая головка не мелькнула в последний раз.

Потом он снова сел на мраморную скамью, устремив на фонтан невидящий взгляд.

Остаток дня прошел спокойно, и, к облегчению Вильды, из дворца не поступило приглашения ей и няне-испанке посетить с их воспитанницами маленьких принцесс.

Девочки играли в саду, а няня-испанка болтала, сообщая Вильде дворцовые сплетни и о том, что происходило в доме маркиза.

Слушая ее, Вильда еще сильнее убеждалась в том, что такая жизнь не для нее. Всей душой она стремилась домой, к сельскому покою, к своим любимым лошадям.

Ложась спать, она с обидой подумала, что Гермиона не пожелала ее видеть и, вероятно, флиртовала с маркизом, добиваясь от него предложения руки и сердца.

– Быть может, она и будет с ним счастлива, – говорила себе Вильда. – Он приятнее и добрее короля, а все, что о нем говорят, или сильно преувеличено, или вообще неправда.

Няня-испанка развлекала ее историями о красавицах, преследовавших маркиза не только в Испании, но и за границей, где бы он ни был.

– Сеньор маркиз так хорош собой и так богат, что они бегают за ним, как крысы за крысоловом с его дудочкой. Все они красивые, очень модные, увешанные драгоценностями крысы, но, приманивая их, он никогда не интересуется ими долго. – Испанка засмеялась. – Они плачут, умоляют его не забывать их, но, как рыцарь в сказках, которые я читаю Франциске, он покидает их и уезжает один.

Саркастическая нотка в его голосе и надменно поджатые губы, несомненно, объяснялись тем, что он презирал женщин за то, что они гонялись за ним, вместо того чтобы предоставить ему возможность охотиться самому. Вильда понимала, что именно этим и занималась ее сестра. Она подумала, не предупредить ли ей Гермиону, что маркиз привык к преследованиям со стороны женщин, и если она станет слишком явно показывать свое стремление поймать его, ему это скоро надоест.

Но она напомнила себе, что сестра презирала ее, как она называла их, «деревенские понятия и представления» и не станет прислушиваться к ее советам.

Лучшее, что она могла сделать, – это сосредоточиться на красоте Испании и не вмешиваться в чужие дела.

Но, проснувшись утром, она снова думала о маркизе, Гермионе и короле. Так как все в них пугало ее, она испытывала страстное желание скорее вернуться домой, где все проблемы ограничивались отсутствием аппетита у одной из лошадей или падением с крыши черепицы.