Испанский сон
Шрифт:
— Трудно не постичь. Остается добавить, что в то время ты еще был несмышленышем, иначе бы помнил. Однако молитва засела в твоем подсознании, и — оп-па! — пришла на ум в критически трудный момент.
Вальд стал вспоминать свое детство и с удивлением обнаружил, что он очень давно этим не занимался. Все нормальные люди, подумал он, иногда вспоминают о детстве. И он тоже… но как-то абстрактно: весело — значит, как в детстве; беззаботно — значит, так. А детали? Из деталей мало что вспоминалось. Курил папиросу во втором классе — это в счет? Зашел раз в женский туалет и был за это наказан… Все какие-то шалости, неприятности. А как же елка, Рождество? Должны же были быть и елка, и Рождество… возможно, была и молитва…
Он попытался ощутить себя в мягких маминых руках, несмышленышем. Он сосал грудь. Он сопел, ворочал головой… ползал… Вдруг он вспомнил узор на ковре. Вспомнил большое, опасное, притягательное существо — соседскую кошку. Он подумал, что это очень важные воспоминания; от них и впрямь до молитвы рукой подать.
— Я не вполне уверен, — медленно сказал он, — но это во всяком случае больше похоже на истину.
— Ну и слава Богу.
— Слава Богу, — повторил Вальд. Стандартная формула приобретала особенный смысл; подобно воздушному шару, она наполнялась новым значением и звала ввысь, вдаль, в неведомое. — Знаешь, — неожиданно признался он, — сейчас мне так хорошо на душе!
— Из-за молитвы, конечно?
— Не знаю из-за чего; наверно, из-за всего понемногу. Я просто доволен, что вышло так. Вообще все это похоже на подарок — летишь себе… солнышко, свежий воздух… и никаких проблем…
— Полностью понимаю тебя и поддерживаю. Добавлю, что когда никаких проблем, славно думается о Боге.
— А давно ты воздухоплавателем?
— Вовсе нет, всего лет пять-семь. Но я очень старался и в результате достиг успехов. Я говорил тебе, что мой нынешний нагреватель уникален? А если учесть наличие еще и лебедки…
— Ты говорил, говорил! — крикнул Вальд. — Еще там, на полигоне.
— А, ну да. Теперь ты понял, как тебе повезло?
Вальд подумал, что для него, может быть, начинается новая жизнь. Он был очарован происходящим.
— Ты хороший парень, Сид, — заметил он. — Уж не знаю, когда я встречал таких… Давай дружить семьями!
— Но у меня нет семьи, — сказал Сид. — Я одинок.
— Тем более, — сказал Вальд, — потому что я тоже одинок. Я просто так выразился.
— Да? Почему же ты одинок?
— Так вышло. А ты почему?
— Потому что воздухоплаватель.
Вальд подумал.
— Понимаю, — сказал он. — Ну — будем дружить?
— Не вижу причин отвергать твое начинание.
Они помолчали.
— Вероятно, — предположил Вальд, — мы должны поделиться друг с другом историей своей жизни.
— Зачем?
— Просто, чтобы лучше узнать друг друга…
— А зачем нам лучше узнать друг друга?
— Как? — удивился Вальд. — По-твоему, можно дружить, не зная друг друга достаточно хорошо?
— Это типичное предубеждение, из-за которого настоящая дружба так редка, — заметил Сид. — Посуди сам. Разве две взрослых личности, рожденные разными родителями и воспитанные в разной среде, могут иметь абсолютно одинаковую точку зрения по всем вопросам?
— Очевидно, нет, — сказал Вальд, — но я не совсем понимаю, при чем здесь…
— Сейчас поймешь. Итак, установлено, что наши с тобой точки зрения по множеству вопросов могут не совпадать. А чем лучше мы знаем друг друга, тем больше обнаруживается досадных расхождений во мнениях.
— Почему обязательно досадных?
— Вовсе не обязательно; могут быть забавные расхождения и так далее, но согласись, что досадные тоже бывают, разве не так?
— Допустим.
— Я и хочу сказать, что их количество растет наряду со всеми прочими. Я говорю об отдельно взятых досадных.
Вальд помолчал.
— Эй, — позвал Сид, — если ты опять пожимаешь плечами, то хотя бы сообщай об этом.
— Не пожимаю я. Просто думаю.
— Нечего здесь думать; это просто формальная логика.
— Ну, допустим.
— Не допустим, — педантично поправил Сид, — а сочтем строго доказанным, что количество досадных расхождений растет. Вначале мы, друзья, стараемся не замечать расхождений или дружески спорить о них, что еще хуже, так как в результате этих споров мы узнаем друг о друге все больше, а значит, количество расхождений растет все быстрей. Наступает момент, когда мы начинаем чувствовать себя неловко от уменьшающегося взаимопонимания… и эта неловкость тоже растет… Количество переходит в качество — закон, хорошо известный любому воздухоплавателю. В конце концов нам становится уже противно общаться друг с другом. Здесь два варианта. Либо мы шумно ссоримся, либо, тихо ненавидя друг друга, продолжаем делаем вид, что все о’кей — не дружба, а одно наказание… В любом случае дружбе конец.
— Я пожимаю плечами, — сказал Вальд.
— И напрасно. Очень простое и бесспорное доказательство, — сказал Сид, — притом далеко не единственное. То же самое я сейчас могу тебе доказать с применением такой категории, как обязанность. Сперва докажем, что излишнее знание друг о друге порождает взаимные обязанности. Это зиждется на концепции сострадания. Представь себе, что ты узнал обо мне нечто такое…
— Постой, — перебил Вальд, — насчет взаимных обязанностей я приму без доказательства; только опять же не пойму — как эти обязанности могут повредить дружбе?
— Ну, это и вовсе элементарно. Для простоты рассмотрим вырожденный случай — предположим, твой друг смертельно заболел. Он нуждается в тебе, понимаешь? Ты должен либо исцелить его, либо проводить с ним все свое время — раз уж он при смерти! — либо, наконец, умертвить его наиболее безболезненным образом. Других вариантов вроде бы нет?.. Однако в силу тех или иных причин ничего из этого невозможно. У тебя возникают моральные проблемы. Ты начинаешь страдать! Страдания твои абсолютно без толку; они только портят жизнь всем вокруг, начиная с тебя и кончая этим обреченным, который прекрасно все понимает; он и рад бы, чтобы ты не страдал, но ничего не может сделать, а от этого, между прочим, страдает еще больше. Эскалация страданий! — вот, Вальдемар, апофеоз дружеской обязанности. Повторюсь, что я взял в пример крайний случай просто для примера, смертельно больные друзья не так уж часты… но даже минимально тягостный эпизод непременно повлечет за собой соответствующее ухудшение жизни. А ведь таких эпизодов в ложно понимаемой дружбе тьма-тьмущая. Эти твои обязанности заставляют тебя выручать: одному нужны от тебя деньги, другому сочувствие, третьему услуга… нехорошо отказывать, верно? Вот ты и подзалетел, запустил в себя эмбрион тягости; спрашивается — зачем?