Испанский сон

Аксельруд Феликс Павлович

— Да, Госпожа.

— Но сейчас, я надеюсь, она не стесняется.

Ана вопросительно воззрилась на Веронику.

— Я должна что-то сказать? — спросила та.

— Мы много говорим, дорогая…

Вероника покосилась на Марину и осторожно поставила пустой стакан на поднос, услужливо поданный навстречу. На поверхности простыни, которой были накрыты любовницы, родилась медленная волна. Рука Аны создавала эту волну, ползла по груди Вероники, по ее животу, по ее бедрам, и три пары глаз следовали за этим движением.

— Мне уйти? — спросила Марина.

Ана молчала.

— Не уходи, милочка, — попросила Вероника, не отрывая взгляда от волны, — побудь еще немножко… Мало

ли что нам понадобится.

— Хорошо, — негромко сказала Марина и поставила подносик на тумбочку. После этого она слегка отошла от кровати и спокойно принялась созерцать.

Госпожа ее, отбросив в сторону простыню, привстала на колени и бережно, как ребенка, взяла на руки длинную, гладкую ногу Вероники, лежащую рядом с ней. Она расцеловала эту ногу сверху вниз — от крутого бедра до пухлых, чувственных пальцев — и перенесла ее через себя, оказавшись таким образом между раздвинутыми ногами подруги. Она развела их в стороны еще шире и стала гладить изнутри Вероникины бедра, водить по ним то ладошками, то подушечками мягких пальчиков, а то и слегка зацепляя их остреньким ноготком. Вероника закрыла глаза. Госпожа наклонилась над животом Вероники; она прильнула к нему губами, перенесла с бедер на него свои пальчики и начала целовать и ласкать этот живот; она целовала и гладила грудь Вероники; она целовала и гладила ее шею… и обратно — целовала и гладила грудь, и живот, и отдельно глубокий, красивый пупок; и, остановившись на секунду передохнуть, она подняла голову и со счастливой улыбкой посмотрела на Марину.

— Тебе нравится? — спросила она.

Марина молча кивнула.

— Да, — сказала Вероника. — Еще.

И опять Госпожа целовала и гладила Веронику в этих, не самых еще сокровенных ее местах. Госпожа хочет приучить ее ко мне постепенно, догадалась Марина. Может быть, Госпожа даже хочет, чтобы Вероника захотела сама… Что — сама? Сама развести ноги еще шире — или, быть может, приласкать Госпожу? Посмотрим… Как интересно! Какая милая Госпожа! Как ей повезло с Госпожой… вот только она уже соскучилась по Господину…

Ну ничего; это не уйдет, успокоила она себя, наблюдая сложную эволюцию на кровати. Вероника задышала тяжелей и обеими руками, до того безвольно раскинутыми в стороны, прижала к себе голову Госпожи. Не слишком сильно, но настойчиво она понемножку стала сдвигать ее все ниже и ниже. Когда лицо Госпожи коснулось Царицы, Вероника приоткрыла губы и издала тихий стон. Она развела ноги еще шире. Одну руку она положила на голову Госпожи и запустила длинные сильные пальцы ей в волосы. Другую руку она прижала к подбородку Госпожи, утонувшему между ее бедрами; язык Госпожи объединился с пальцами Вероники, и клитор последней тотчас с готовностью выпрыгнул навстречу этой дружной, веселой команде ласкателей.

До чего же это хорошо, подумала Марина, до чего красиво… и как и в тот первый раз, в ванной комнате, она почувствовала, как слезы подступают к ее глазам. Однако на сей раз она не была в таком трансе — она владела своим телом, твердо стояла на ногах; ее восторг теперь носил более осмысленный и более одухотворенный характер. Она ощущала время. Она могла думать. Она спросила себя, стоит ли что-нибудь того, чтобы оторваться от этого созерцания. Например, если бы сейчас ее позвал Господин… Нет, ответила она себе. Кесарю — кесарево… Никогда ее милый Господин не поставит ее перед такой дилеммой. Она смотрела на волнообразно вздымающиеся бедра Вероники, наслаждалась прелестным запахом, который уже начал исходить от них, и думала, сколько же всего в мире. И сколько всего еще будет, и сколько было упущено, и как славно, что этоудалось не упустить.

Она услышала

слабый зов собственной пизды и нахмурилась. Не очень-то хорошо поступала пизда, отвлекая ее от сладкого созерцания и, хуже того, толкая на скрытый обман доверия Госпожи. Пошла прочь, зло приказала она совратительнице; сейчас здесь властвуют другие. Царевна, попросила она, помоги мне, будь потверже, милая подруга… Так они справились вдвоем — и пизда удалилась, и ничто уже не мешало чистейшему, высокому наслаждению, с каким они ощутили бурный оргазм Вероники. А когда этот оргазм завершился, когда Вероника в последний раз вскрикнула, в последний раз вздрогнула, расслабленно замерла и раскрыла глаза, и когда Марина вновь приблизилась к ложу, взглядом спрашивая у Вероники, не нужно ли ей чего-нибудь, и когда Вероника, блаженно улыбнувшись, качнула головой отрицательно, Марина не удержалась, чтобы не склониться ниже над постелью, поправить в ногах любовниц действительно нуждавшуюся в этом простыню, вдохнуть при этом запах обеих и даже запечатлеть на большом пальце ноги Вероники легкий поцелуй — знак признательности за доставленное удовольствие… и, опять взглянув после того на Веронику, убедиться в том, что она благосклонно поняла и приняла этот целомудренный поцелуй.

Потом пили кофе.

— Тот ли это случай, — глубокомысленно вопросила Госпожа, — когда остывший эспрессо простителен?

Вероника лягнула Госпожу коленом.

— Ты думаешь, я привередничаю? — притворно удивилась Госпожа. — Марина, золотко, разве я сказала что-то обидное… для тебя, например? Кажется, госпожа Вероника пытается призвать меня к порядку…

Вероника опять лягнула Госпожу.

— Иногда я бываю ужасно нетактична, — признала Госпожа. — В таких делах следует доверять госпоже Веронике; у нее обостренное чувство справедливости… Но разве эспрессо не обязан быть обжигающе горяч? Разве я не сама учила тебя греть чашки?

Марина не удержалась от смешка.

— Вы правы, моя Госпожа, — сказала она, — конечно же, я совершила проступок, не заменив вовремя кофе; но, с Вашего позволения, я отдалась бы под защиту госпожи Вероники, которая в этом деле, похоже, на моей стороне. Ведь мне было сказано остаться, и я всего лишь выполняла распоряжение… Надеюсь, — скромно добавила она, — я не надерзила Вам, Госпожа?

— Мне-то ты не надерзила, — сказала Госпожа, — но откуда ты взяла, что госпожа Вероника на твоей стороне? Уж не занялась ли ты интригами, служанка?

Марина изобразила на лице крайнее огорчение.

— Моя добрая сеньора… — начала она.

— Не подлизывайся, — хмыкнула Госпожа, — я знаю, что тебе не нравится называть меня сеньорой.

— Иногда нравится…

— Зайка, — вмешалась Вероника, — мне в кайф это ваше шоу, но почему вы обе говорите обо мне так, как будто меня здесь нет? Может быть, я тоже желаю не только слушать, но и участвовать!

— Ну, так участвуй, — пожав плечами, сказала Ана, — кто тебе не дает?

— Я просто хочу подтвердить, что я на стороне Мариночки; действительно, это я попросила ее остаться, и ты сама признала, что моему чувству справедливости следует доверять. Не ругай ее, ладно?

— Да успокойся, пожалуйста, — сказала Ана, — я ее почти и не ругаю… но должна же я выяснить, почему это моя служанка заключила, что ты на ее стороне.

— Может быть, почувствовала душой, — предположила Вероника.

— Это правда? — спросила Госпожа.

— Возможно, — уклончиво ответила Марина. — Вообще-то я исходила из того, что госпожа Вероника лягнула Вас коленкой… причем целых два раза.

— Ты не должна судить о таких вещах, — строго сказала Госпожа. — Это наши с Вероникой интимные отношения… правда, дорогая?