Испанский сон
Шрифт:
Вальд покосился на троих и знаком показал парню в сторону. Тот пошел за Вальдом, как собачка. Отойдя шагов десять, Вальд остановился и повернулся к нему лицом.
— Скажи мне, — спросил он, — как ты мог заниматься этим… почему, зачем?
— Я… не хотел, — выдавил из себя Иванушка.
— Рассказывай, — поморщился Вальд. — Ты говорил со мной, как… как нелюдь.
— Так мне велели. Они слушают каждый разговор.
— Ты получаешь удовольствие!
— Нет. Нет… Я делаю вид… так велели…
— Ты хоть вот на столечко думаешь о людях, с которыми говоришь? Об их женах, детях? Ты хоть… ты понимаешь, сколько приносишь горя и слез?
— Это не я, это они… а я на самом деле боюсь… боюсь! из-за этого и голос модулирую…
— Врешь.
— Нет. Нельзя показывать, что боюсь. Если покажу…
— Зачем ты занялся этим?
— Я попал, — всхлипнул Иванушка. — Мне не дали выбора. Ты убьешь меня, да?
Вальд плюнул от гадости, переполнявшей его душу.
Он вернулся к Вую. Иванушка остался где стоял.
— Все, натешился, — мрачно сказал Вальд. — Пусть убирается к чертовой матери.
— Да ты что? — изумился Вуй. — А яма?
— Не надо ямы.
Вуй покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Люди старались, работали… чтоб было как ты хотел… Так не пойдет, Владик.
Вальд проследовал взглядом за его рукой и увидел близ «волги» кучу земли, не замеченную им прежде. Вуй дал знак. Трое подступили к Иванушке и потащили его, слабо упирающегося, к этой куче. Он исчез позади кучи, как театральная кукла, и Вуй, увлекая за собой Вальда, миновал кучу и подошел поближе к троим. Яма оказалась совсем узкой — Иванушка мог в ней разве стоять — но настолько глубокой, что рассмотреть сверху удавалось лишь всклокоченную прическу, да и то специально заглядывая. Трое начали засыпать яму землей. Послышались хриплые вопли, не похожие на человеческий голос и создающие странный дуэт с тоскливым воем далекого пса.
— Зачем это? — спросил Вальд у Вуя. — О том, чтоб закапывать, вроде не говорили…
Вуй пожал плечами.
— Куда же его еще? Отпустить — нельзя… тыот него отказался… Жалеешь?
— Ну, — сказал Вальд.
— Не имеешь права. Я тебя предупреждал.
Вальд помолчал, слушая звуковую фантасмагорию.
— А если я доплачу?
— Поздно. Он создаст мне проблемы.
— А назад… никак? Я бы денег не забрал.
— Ты еще и не заплатил покамест, — хохотнул Вуй.
— Все-таки! Он бы вам ноги целовал.
— Ошибаешься. Какой из него теперь работник? Прежде он был уверен в безнаказанности… а сейчас…
Доносящиеся из ямы вопли усилились, нарушая баланс инфернального дуэта. Прическа Иванушки приподнялась — ее можно было уже разглядеть, привставши на цыпочки; видно, суча ногами, он поднимался по сбрасываемой сверху земле. Вуй поморщился.
— Эй, — негромко позвал он троих.
Они выпрямились, и он показал им рукой. Один из них коротко рубанул лопатой сверху вниз, и собачий вой вновь сделался соло. Трое орудовали ногами, приминая поглубже то, что минуту назад еще было Иванушкой.
Как пенис, ни с того ни с сего подумал Вальд. Стоит тоже самодовольный, прямой — erectus! головкой светит… и тут — оп-па! — подергался судорожно, и конец. Вся-то живительная сила из тебя вон… дух вон, как говорится… и ты уже никакой не erectus, а сморщенный, жалкий, податливый… и запросто тебя уже смять вот так… согнуть по-всякому… утрамбовать…
Тряхнув головой, Вальд прогнал прочь языческую ассоциацию. Вуй взял его под руку и повел обратным путем. Приближался завершающий акт кровавой драмы.
— Дорогой, куда пропал? — весело возгласил Ильич, раскрывая объятия навстречу Вую. — Стол без тебя не в кайф… и дело надо кончать, понимаешь?
Сев последним за стол на назначенное для него место, Вальд обратил внимание на некоторые изменения в рассадке гостей. Во-первых, Ильич раньше сидел рядом с Эскуратовым, против Вуя; теперь же он сидел, наоборот, рядом с Вуем против Эскуратова, в связи с чем на лице последнего отражалась плохо скрываемая гамма разнообразных чувств. Во-вторых, среди гостей уже не было кожаного из «Славянской». Он просто исчез — уехал, должно быть, пока разбирались с Иванушкой.
— Заседание продолжается, — громко сказал Ильич.
Если Ильич радуется, подумал Вальд — значит?..
— Ну что вам сказать, — приступил к речи Вуй, так же вальяжно, как и в первом акте. — Пришлось дорабатывать! дело-то вышло не таким и простым… Ты, — ткнул он пальцем в Эскуратова, будто пронзая его этим пальцем, — сделал нехорошо… ой как нехорошо! Он тебе, значит, помогает, — почтительным жестом указал Вуй на своего соседа Ильича, — а ты его подставить решил? Со мной поссорить решил?
Эскуратов помертвел.
— Пидерас! — крикнул Ильич, будто долго, очень долго крепился и наконец не сумел сдержать благородного негодования. — … …, … твою мать! Я тебе, … …, … в … вставлю!
— Дорогой, — мягко урезонил Вуй Ильича, — зачем тратишь столько энергии? Мы же с тобой все обсудили, да? Сами потом спокойно разберетесь…
— Не могу спокойно! — буркнул Ильич, с трудом отворачивая ненавидящий взгляд от Эскуратова. — …!
Плавный жест широких ладоней Вуя погасил эмоции.
— Но и вы двое, — обратился он к Вальду, — не так уж чисты, не так чисты! Ну-ка, — повернулся он к двери и рукой показал, — давайте сюда того, с усиками!
Дверь открылась. На пороге возникла поникшая, испуганная фигура, чем-то напомнившая Вальду несчастного Иванушку… и когда свет упал на новое лицо, для Вальда с Филиппом остро запахло жареным. До самого этого момента Вальд находился под впечатлением страшной картины недавнего погребения; он вмиг об этом и думать забыл, потому что появившийся человек был не кто иной, как Эстебан, подчиненный Эскуратова.