Испанский сон
Шрифт:
Зазвучал мелодичный звон — каминные часы, будто спохватившись, отбили шесть раз вслед за теми, которых Вальд не услышал.
— Замечательный кабинет, — мечтательно сказала Эскуратова и наконец встала. Поискала глазами разорванные трусики, нашла, подняла и, коротко улыбнувшись Вальду, использовала по последнему назначению. Взяла свою сумочку, раскрыла, запихнула вовнутрь утилизованный предмет, снова закрыла и снова поставила на столик Чиппендейла. Села в соседнее с Вальдом кресло, прошлась взглядом по кабинету. —
Вальд насторожился.
— Мраморные скульптуры теряются на фоне таких светлых штор, — сказала Эскуратова. — Нужно либо повесить более темные шторы, либо мраморные фигуры заменить на бронзовые. Ты не находишь?
Перед глазами Вальда сверкнула краткая, как молния, вспышка ярости — и скукожилась, превратилась в маленький розовый прыщик средь редких, тонких, бесцветных волосков.
— Уходи, — сказал Вальд Эскуратовой.
Она отвела взгляд от скульптур и штор и остановила его на Вальде. Она смотрела на него без выражения, ничего не делая и ничего не говоря.
— Уходи, — повторил он. — Я… я пришлю тебе денег.
Эскуратова поднялась с кресла и освободила шахматный столик от своих принадлежностей.
— Прощай, — сказал Вальд.
— До свидания, Вальдемар, — тихо сказала Эскуратова, пересекла кабинет и исчезла за дверью.
Вальд дотянулся рукой до поруганного стола, слепо пошарил по нему, нащупал нужные кнопки и нажал. Схватил трубку. С волнением вслушался в гудки сложного, нездешнего тона.
— Good morning!
— Сьёкье…
— О! Вальд…
— Как ты?
— Я в порядке, а ты?
— Ты в бассейне?
— Разумеется… Вальд!
— А?
— Что-то случилось?
Вальд вздрогнул, сглотнул и кашлянул.
— Сьёкье…
— Ты меня пугаешь. Ты здоров?
— Да.
— Это самое главное.
— Я люблю тебя.
— Ты не за тем звонишь.
— Да.
— Ну?
— Сьёкье, я только что изменил тебе.
— Боже. — Медовый голосок расхохотался. — О чем ты говоришь, Вальд? Ты же нормальный взрослый мужчина, и… и… и мы пока даже не обручены…
— Мне противно. Я противен самому себе.
— Не глупи, Вальд.
— Я выгнал ее. Сразу же.
Сьёкье промолчала.
— Ты одна? — спросил Вальд, уж неизвестно что надеясь услышать в ответ.
Сьёкье вздохнула.
— Чтобы разгрузить твою совесть, я бы и рада сказать тебе «нет», но я не хочу врать тебе, Вальд. Я одна. Я все еще одна.
— Слушай, — сказал Вальд. — Этот fuckin’ дом… давай я куплю его.
— Зачем? — спросила Сьёкье. — Тебе все равно не разрешат в нем жить; я узнавала правила.
— Я не буду в нем жить. Я хочу, чтобы ты уехала в Норвегию, а я приехал бы к тебе и мы бы поженились.
Сьёкье молчала.
— Ну? — крикнул Вальд.
— Вальд, — спросила Сьёкье, — ты уверен, что не хочешь разбить мне сердце?
— Сьёкье! — завопил Вальд. — Тебе нужно немедленно рвать из Америки! Ты только что сказала пошлую, голливудскую, сугубо американскую фразу. Ты сама не замечаешь, как меняешься; не знаю, смотришь ли ты телевизор, но там, видно, сам воздух ядовит.
— Может, ты и прав, — тревожно сказала Сьёкье. — Но какой тогда смысл переоформлять дом? Только платить лишние налоги все тем же американцам. Давай лучше на эти деньги построим отличный бассейн в Норвегии.
— Я тебе и так построю бассейн.
— Ты настолько богат? — удивилась Сьёкье. — Кстати… знаешь, а Сид до сих пор не появлялся.
— Я…
Вальд хотел было сказать, что не рекомендовал Сиду появляться у Сьёкье, но испугался, что она расценит это как собственнический эксцесс, еще более отвратительный в силу своей преждевременности.
— Что?
— Нет, ничего. А ты не знаешь, страус по-прежнему у Эбенизера?
— Не знаю. Узнать?
— Не надо. Так ты пойдешь за меня?
— Ты смешной. Я же тебе сама это предлагала.
— Ты предлагала нам обоим и как бы шутя.
— Ничего себе шуточки…
— Но ведь мы были знакомы всего час… а как же любовь?
— А почему ты звонишь мне, Вальд?
— Потому что люблю тебя.
— Но ведь мы были знакомы всего час.
— Черт побери, ты права. Знаешь? когда я с тобой разговариваю, я ощущаю себя полным идиотом.
— Поэтому ты так редко мне звонишь?
— Извини. Да что телефон! одно расстройство. Я хочу быть с тобой, а не только слышать твой голос. От него еще больше тоски… Но мы будем обсуждать детали?
— Какие?
— Ну, не знаю. Я, например, католик — это важно?
— Нет. Я готова перейти в католичество… разве что…
— Ну!
— Церковь будет от нас далеко.
— Подумаешь, — с облегчением сказал Вальд.
— А католики сейчас имеют право развода?
— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Ну мало ли. Вдруг ты просто ослеплен любовью.
— Да, — сказал Вальд. — Я ослеплен любовью и желаю оставаться таким до конца своих дней. И хоть я в жизни не видел твоего фьорда, но заранее люблю его и хочу, чтоб меня похоронили именно там и конечно же, рядом с тобой.
Сьёкье заплакала.
— Что такое? — всполошился Вальд.
— Я не верю… такое только в сказках бывает…
— Ладно, — сказал Вальд. — Давай сделаем паузу. Я теперь буду звонить тебе каждый день.
Сьёкье рассмеялась сквозь слезы.
— Каждый день не надо; ты занятый человек. Вдруг ты как-нибудь не сможешь и начнешь опять на себя наговаривать. То есть я буду рада тебе каждый день, но не превращай это в обязательство, ладно?
— Ладно. Я могу считать, что теперь мы обручены?