Испанский сон
Шрифт:
— Ага. Значит, ты фактически верна Валентину.
— Да… конечно, если не считать…
— Ну разумеется, — развела Марина руками, — если не считать!
От ее едва ли не издевательского тона у Вероники испортилось настроение. Все было плохо. Красиво, а плохо. В игре имени Эриха Берна им с Зайкой не было продыху; Зайка еле отпросилась на несколько дней в Барселону… Как плохо без Зайки. Она подумала, что едва ли не боится Марины. Думала, сеанс их снова объединит… Ну и что ж, подумала она, что ты умная. А пизду выставляла мне навстречу… исходила запахами… стонала, кончала… Веронику передернуло от острого желания. Сопротивляться было невозможно.
— Хочу перерыв, — сказала она. — Мне нужно…
Она нервно огляделась. Марина молчала, уставивши на нее слегка потемневшие глаза.
— Кончить, — буркнула Вероника. — Разрешается?
— Почему нет, — хмыкнула Марина. — За столом?
— Не подкалывай; ты знаешь, что у меня это громко. Схожу в туалет, что ли…
— Давай.
— Не хочешь со мной?
— А там чисто?
— Откуда мне знать? Здесь везде чисто…
— Ладно, — решила Марина. — Пошли.
Они пересекли зал и проследовали по указателю.
— Смотри, как положено — мужской и дамский.
— А что, мог быть на всех один?
— В такой маленькой кофейне — запросто.
— Я редко бываю в таких местах…
Туалет между тем оказался не только отдельным, но и даже на две кабинки, обе пустые. Они заперлись в одной из них, и опять Вероникой завладела проекция — «Французские Линии»… Зайка, устилающая бумагой белоснежное сиденье… ее пальчики… ее пальчики! Спеша, Вероника взялась одной рукой за локоть Марины — просто для устойчивости, не желая опираться на стенку — а другой проникла к себе в трусы. Она представила себе, что это не ее пальчик, а Зайкин. Она прикрыла глаза и тихо застонала. Голоса за дверью… молодые девичьи голоса… ругались матом, и это было в кайф… так недавно…
Она представила себе, как те зашли, как заговорили о блядских туфлях и ноющих ноженьках… о бабе Наде… и пахнуло чем-то родимым, утраченным… Она почувствовала слезы в своих закрытых глазах. И, будто отзываясь на ее мысленную мольбу, дверь в туалет отворилась — точно так же, как и тогда… Это наши, мелькнуло в голове Вероники; ну — скажите же что-нибудь! Спиздите мыло!
Но молодой голос не нарушил тягостного молчания. Вместо него, будто в насмешку над Вероникой, извне кабинки до ее ушей долетел долгий, тоненький, жалобный, пропадающий в тишине вздох чьей-то задницы, после чего пожурчала вода и опять хлопнула дверь. Вероника скривилась от бессилия, от жажды оргазма.
— Скажи что-нибудь матерное, — попросила она Марину, не открывая глаз.
— Хуй, — моментально отозвалась Марина.
— Еще.
— Еще — хуй? или что-нибудь другое?
— Что угодно.. еще… ах… А-ах… Ну!
— Пизда… твояпизда! — внятно сказала Марина, довольная тем, что ее собственная низкая сущность, вовсе сейчас неуместная, слава Царю, не появилась. — Как радуется твоя пизда! — продолжала она на все лады, уже вполне уверившись в неприступности Царевны. — Ах, как хорошо твоей пизде, как ей сладко! Как облизывается твоя пизда! Она стонет от наслаждения, твоя пизда! Она вот-вот заплачет от наслаждения, твоя пизда… ну, открой краник своей пизды… такой чудный, заветный краник… дай своей милой пизде пролиться дождем… а, Вероника!
Вероника открыла требуемый краник.
Марина гордо выдержала не слишком сильную боль от ногтей Вероники, впившихся ей в предплечье, а вот рот ей прихлопнула — громкость стонов показалась ей чересчур. Вероника обмякла, навалилась на Марину, поцеловала ее ладонь, осторожно отвела ее от своих губ и расхохоталась.
— Что-то новенькое, — удивилась Марина, — после оргазма многие хохочут, но ты раньше как-то не… Может, это специфически туалетное?
— Твои реплики, — давясь со смеху, объясняла Вероника, — это вдруг напомнило мне знаешь кого? Футбольного комментатора. Ах, как хорошо играют наши! Ну давайте, ребята, еще пара минут в запасе, забейте же наконец!
Марина улыбнулась.
— Это было так классно! — сказала Вероника, успокоившись. — Это было… ужасно классно! Знаешь… давай повторим это перед ней, когда вернется, а?
— А кто так пукнет?
— Можно и без этого…
— Ну да! Без этого не тот кураж.
Они выбрались из кабинки и посмотрелись в зеркало над умывальником. Они были неплохи; Вероника разве что слегка подвела губы, оставившие свой отпечаток на ладони Марины. Марина рассмотрела этот отпечаток и приложила его к своим губам.
— Признайся, — сказала Вероника, — ты все же испытываешь ко мне влечение, а?
— Не такое, как ты к ней, — покачала та головой. — У меня сдержанная натура.
Вероника опять вспомнила, как Марина кончала. Хотела было дружески ее подколоть… но передумала.
— Я ничего не знаю о твоей интимной жизни, — сказала она и поправилась, не удержавшись хотя бы от намека, — почтиничего. У тебя есть любовник?
Марина опять улыбнулась.
— Вероника, — сказала она укоризненно, — как-то раз я назвала тебя не безнадежной… но все-таки ты, кажется, очень трудный и капризный пациент.
— Но у нас перерыв, — заметила Вероника.
— Тем более мы не должны обсуждать личные темы…
Они вернулись за стол и обнаружили, что пепельницы за время их отсутствия так и не появилось. Вероника хмыкнула и демонстративно закурила новую сигарету, но бармен и тут не обратил на них никакого внимания.
— Вот сволочь! — громко сказала Вероника. — Ему до нас дела нет.
— Оставь, — махнула Марина рукой. — Вернемся к делу. Все, что я хотела узнать, я узнала до нашего перерыва; теперь — если хочешь, конечно — возвратись к свободному повествованию и опиши мне свою проблему так, как ты ее понимаешь сама.
— Разумеется, хочу, — хмыкнула Вероника. — Если помнишь, в конце марта выдались очень теплые дни. Как бы предчувствуя наш грядущий отъезд, я решила устроить большую уборку. Окна, просушка одеял… и так далее.
— Ясно, — сказала Марина. — Но с наступлением теплых дней это вполне естественно.
— Я перевернула в квартире буквально все.
— Тоже пока не вижу ничего ненормального.
— Я обнаружила тайник. Ну, может, тайник — это громко сказано… в общем, укромное место.
— Ага.